Для ее матери это было предательством всего, во что она верила, всего, что было частью ее наследия.

Но миссис Гренвилл находилась далеко от своей родины, и ей было достаточно сложно представить себе реальную картину того, что происходило там, было трудно понять, как же не оказалось никого, кто мог бы защитить горцев.

Все это происходило задолго до рождения Леоны, и только пять лет назад, в 1845 году, в газете «Тайме» разгорелись яростные споры относительно принудительного переселения людей в Шотландии.

Редактор Джон Делани выяснил, что девяносто крестьян в Росс-и-Кромарти были выселены из Гленкалви и им пришлось поселиться на церковном дворе, так как они лишились крыши над головой.

Прежде в «Таймс» не уделялось внимания принудительному выселению людей в Шотландии, но теперь Джон Делани сам поехал туда и оказался свидетелем издевательств над людьми из Гленкалви, .

Когда миссис Гренвилл читала вслух его репортажи об увиденном, слезы градом катились по ее щекам.

Мистер Делани выяснил, что все коттеджи в горной долине были пусты, за исключением одного, где умирал дряхлый старик.

Остальные люд» сидели на склоне холма: женщины аккуратно одеты, в красных или обычных платках на головах, мужчины — в своих клетчатых пастушьих пледах.

Погода была сырой и холодной, а людей выгнали из долины. У них было всего три повозки, на которые они усадили своих детей. Джон Делани писал, что все, происходящее в Шотландии, было результатом «холодной, бессердечной расчетливости, которая столь же отвратительна, сколь невообразима».

— Почему же их никто не остановил, мама? — спрашивала Леона свою мать.

— Эти люди рассказали редактору «Таймс», что они никогда не видели своего лендлорда и что от его имени действовали его доверенные лица, именно они творили все эти жестокости.

Леоне все это было очень трудно тогда понять, но теперь, слыша детский плач и видя отчаяние и безысходность на лицах людей, наблюдающих, как поджигают их дома, она чувствовала тошноту и головокружение от отвращения и гнева.

И она знала, кто за это в ответе.

Было бесполезно пытаться закрывать глаза на то, что они едут по земле герцога, и несчастные, которых сейчас лишали крова, были его людьми.

Им, как и другим насильно изгнанным, придется, сбившись в кучку, отправиться к морскому побережью.

Единственный выход — сесть на корабль и отправиться далеко через океан. Но на этом корабле люди часто гибнут от холода, недостатка пищи или становятся жертвами эпидемий оспы или тифа.

«Это не может быть правдой! Не может быть, чтобы все это началось сначала!» — думала Леона.

Она вспоминала, как проклинала ее мать овец, которые вытеснили горцев из их долин и с вересковых полей, где остались только призраки тех, чье мужество и выносливость некогда служили настоящей гордостью Шотландии.

«Как же может герцог поступать так со своими людьми?» — негодовала Леона.

Теперь она прекрасно понимала, почему лорд Стрэткарн был в плохих отношениях с герцогом.

Она видела на земле лорда фермы, где разводят скот. Они располагались вдоль берега озера.

На земле, которой он владел, не было овечьих стад, и сердце ее смягчилось, поскольку теперь она поняла, почему его народ так нуждался в нем и почему ему нужно оставаться среди них, если придется защищать интересы своих людей.

Затем, сильно нервничая, она подумала о том, что ей следует сказать герцогу при встрече и как удержаться от слов проклятия, которые могут сорваться с ее губ, едва она увидит его.

«А может быть, он не знает? Может быть, он не понимает, какие страдания приходится переносить этим людям?» — сказала она себе.

Но ведь выселение происходило всего в нескольких милях от замка.

Неужели он может быть настолько слеп?

И если он был в своих владениях в отличие от многих северных лендлордов, которые жили в Англии, тогда как их доверенные лица совершали от их имени такие ужасные преступления, то, естественно, он не мог не знать о происходящем.

Лошади бежали вперед по дороге среди вересковых полей, а Леоне нестерпимо хотелось выпрыгнуть из экипажа и бежать назад, в замок лорда Стрэткарна,

Как же она хотела, чтобы у нее хватило на это смелости! Но экипаж неумолимо катился вперед, и с этим ничего нельзя было поделать.

Леона была напугана до глубины души и в первый раз пожалела о том, что не отказалась от приглашения герцога и приехала в Шотландию.

«Как мне… объяснить ему, что я… чувствую?» — спрашивала она себя.

Она вспоминала ужас в голосе матери, когда та читала вслух репортажи из «Таймс» и рассказывала ей, как разбивали кланы и высылали их в разные концы света.

Она часто цитировала Эйлина Далла, слепого барда из Гленгарри, который писал о страданиях простого народа Шотландии.

— Эйлин Далл выбирал очень сильные, значимые слова, — объясняла ей мать. — Он сравнивал грехи лендлордов с грехами Содома и Гоморры. — Она глубоко вздохнула.

Даже Макдоналды, ее предки, как потом узнала Леона, были не без греха.

Ее отец однажды упомянул о том, что из всех шотландских лендлордов ни один не избавлялся от своих людей так легко, как Макдоналды из Гленгарри или Чишолмы из Странгласса. Ее мать тогда не стала спорить, она просто заплакала, и иногда Леоне казалось, что выселение людей волновало ее гораздо больше, чем битва при Гленкоу.

Теперь, увидев все собственными глазами, она понимала, почему ее мать приходила в такой ужас и плакала.

«Это неправильно! Это нечестно!» — бушевала Леона.

С каждой милей, приближавшей ее к замку Арднесс, она чувствовала, как усиливается гнев, но в то же время ее стала охватывать смутная тревога.

Путь, наполненный переживаниями, начал казаться ей нескончаемым. Наконец экипаж стал спускаться с высокой дороги, по которой они ехали, с тех пор как покинули замок лорда Стрэткарна.

Дорога вела вниз в горную долину, сначала она петляла среди темных елей, а потом по поросшим вереском полям.

На пути не попалось ни одной фермы, но время от времени Леона замечала каменные стены без крыш. Она была уверена, что не так уж много лет прошло с тех пор, как эти дома были заселены.

Через горную долину бежала быстрая речка.

Некоторое время они ехали по дороге вдоль реки, а горы по обеим сторонам поднимались вверх так резко и были такими высокими, что все, казалось, было укрыто тенью, падавшей от них.

Но тем не менее они обладали собственным величием и красотой.

Здесь не было мягкого очарования окрестностей замка лорда Стрэткарна, здесь природа была более суровой и выразительной, но Леоне в тот момент все казалось предвещающим опасность.

Только подъехав к самому замку Арднесс, она осознала, как близко находится от моря.

Вдали, в самом конце горной долины, она увидела белые гребни морских волн, а высоко над устьем реки возвышался замок Арднесс.

Он производил гораздо более сильное впечатление. Этот замок наводил ужас. Такого Леона не ожидала.

Наверное, замок был построен как защита против вражеских кланов и викингов. Это была неприступная крепость огромных размеров.

Под крепостью текла река, позади бушевало море, а серый камень, из которого она была сложена, резко выделялся на фоне холмов. Жуткое зрелище.

Они миновали мост и теперь ехали по дороге между низкими скрюченными деревьями и густым кустарником.

Та башня, что ближе к морю, была, очевидно, построена раньше, и вместо окон там зияли узкие щели бойниц. Остальная же крепость была серого камня с эстакадной крышей, готическими окнами и оружейными башенками шестнадцатого столетия.

Экипаж подъехал к замку. Огромная дверь была как грозный бастион из древесины с железными петлями. Каменные навесные бойницы были высоко вверху, так чтобы можно было облить непрошеного гостя расплавленным свинцом.

Вокруг суетилось множество слуг, все одеты в килты, и из-за того, что Леона нервничала, они казались ей огромными бородатыми мужчинами устрашающего вида.

Один из них повел ее в огромный квадратный зал, а затем вверх по широкой каменной лестнице, на которой шаги звучали громко и гулко.

Наверху слуга распахнул перед ней дверь и зычным голосом объявил:

— Мисс Гренвилл, ваша светлость!

Комната оказалась гораздо больше, чем предполагала Леона. Потолок был высокий, сводчатый, а окна пропускали очень мало света.

Герцог стоял в дальнем конце залы перед резным камином. Когда она подошла к нему, то почувствовала, будто уменьшается в размерах, тогда как он оставался огромным и могущественным.

Таковы были ее первые впечатления, несколько преувеличенные вследствие волнения. Впрочем, герцог и в самом деле был высок, седовлас и вид имел чрезвычайно властный.

Он высоко держал голову, но Леона видела, что человек этот очень стар и лицо его испещрено глубокими морщинами.

Теперь она прекрасно понимала, что имела в виду мать, описывая его наружность как устрашающую.

Рука, которую он протянул ей, была настолько больше ее собственной, что Леоне показалось, будто ладонь попала в ловушку, из которой не выбраться.

— Наконец-то вы приехали! — воскликнул герцог. Голос у него был звучный, и хотя он улыбался, девушку не оставляло ощущение, что в тоне его содержался упрек.

Леона присела в реверансе. Когда она поднялась, герцог все еще держал ее руку и неотрывно смотрел на нее взглядом проницательным и изучающим. Леону это привело в некоторое замешательство.

— Надеюсь, вам уже доложили, ваша светлость, что вчера вечером экипаж перевернулся.

— А это означает, что вам пришлось остаться на ночь в замке Стрэткарна. Чрезвычайно прискорбный факт! Моим людям стоило лучше заботиться о вас.

— Это совсем не их вина, — сказала Леона. — Ветер был очень силен, дождь слепил им глаза. Я думаю, просто колеса соскочили с дороги.

— Их накажут! — резко бросил герцог. — Но вы! Наконец вы приехали!

— Я здесь, ваша светлость, — кивнула Леона, — однако по пути сюда я наблюдала ужасную сцену.

— Что это было?

Его вопрос прозвучал, как пистолетный выстрел.

— Выселение… Ваша светлость…

Герцог не ответил, и Леона продолжила:

— Это была самая… унизительная и самая… душераздирающая сцена, которую я когда-либо… видела в своей жизни.

Она собиралась говорить об этом жестко, но голос ее звучал слабо и взволнованно.

— Мама часто рассказывала о принудительных выселениях, — продолжала она, — но я не… верила в то, что такие вещи происходят до сих пор. По крайней мере не здесь!

— Осталась всего одна горная долина, в которой живут упрямые болваны, не желающие делать то, что им сказано, — ответил герцог.

— Но их фермы… их поджигали!

— Вы не имели никакого права останавливаться! — воскликнул герцог.

— Не в этом дело, — покачала головой Леона. — Это происходило на моих глазах… и… один ребенок… он чуть не сгорел заживо!

Герцог сделал беспокойное движение, и девушка поняла, что он взбешен.

— Думаю, что после дороги вам захочется помыться, прежде чем вы отведаете еды, приготовленной специально для вас, — холодно произнес он. — Вас проводят в вашу спальню.

Его рука опустилась на колокольчик, и хотя Леона собиралась сказать ему еще очень много, слова почему-то застряли у нее в горле.

Девушка поняла, что он отмахивается от нее, как от назойливой мухи, и все, что она сказала, не произвело на него ровно никакого впечатления.

Никогда она еще не чувствовала такого бессилия и беспомощности.

Но прежде чем она снова обрела голос, прежде чем успела собраться с мыслями, ее уже вели по коридору. Леона оказалась в огромной спальне, где уже ожидала экономка.

Кроме нее, там находились еще две служанки. Все они присели в реверансе.

— Я миссис Маккензи, — сказала экономка, — это Мэгги, а это Джанет. Мы здесь, мисс, чтобы прислуживать вам.

— Спасибо, — сказала Леона.48

— Его светлость приказали нам исполнять все ваши просьбы и пожелания. Все, что вам понадобится, мисс, вам тут же принесут.

— Спасибо, — повторила Леона.

Ей стало интересно, что будет, если она попросит, чтобы выселенным людям послали пищу и одежду.

Именно это она хотела больше всего, но она знала, что у нее ни за что не хватит смелости даже обмолвиться об этом.

«Неудивительно, что лорд Стрэткарн рассорился с герцогом», — подумала она.

Как ей хотелось снова вернуться в замок лорда Стрэткарна…

А может, ей больше хотелось увидеть… его хозяина?

ГЛАВА 3

Леона направилась к умывальнику, и одна из служанок поспешила налить туда теплой воды.

— Не желаете ли переодеться, мисс? — поинтересовалась миссис Маккензи.

— Да, — кивнула Леона. — Платье, в котором я ехала, довольно плотное, а сегодня на улице тепло.

— Солнце ужасно печет в полдень, — согласилась миссис Маккензи. — Возможно, мисс, вам захочется надеть одно из своих новых платьев?