— Не сомневаюсь, — ответила Леона, думая о том, как бы ей не растолстеть, если она будет есть так же много, как остальные.

— Думаю, вам захочется отдохнуть перед ужином, — сказала сестра герцога, когда чаепитие подошло к концу.

— Мне бы хотелось написать письмо, — ответила Леона.

— В вашей спальне есть письменный стол, а если вам что-нибудь понадобится, попросите миссис Маккензи, она принесет все необходимое.

— Спасибо.

Леона вежливо присела в реверансе и вышла из гостиной. У нее не сразу получилось закрыть тяжелую дверь, и уже в коридоре Леона услышала голос сестры герцога:

— Очень вежливая и милая девушка. Я прекрасно понимаю, почему мой брат так доволен, что она приехала сюда.

— Да, она очаровательна! — заметила другая леди. — А как Эван?

— Все так же, как и прежде, — ответила сестра герцога. — Но не упоминайте о нем при его светлости.

— Нет, конечно, нет, — последовал ответ. — После вашего предупреждения я веду себя очень осторожно…

Леона закрыла дверь.

Интересно, кто такой Эван. Шагая по коридору к своей спальне, она вспомнила, что уже видела где-то это имя и запомнила его.

Оно было написано в самом конце генеалогического древа, которое герцог с такой гордостью демонстрировал ей в зале главы клана.

Сама родословная производила впечатление, там было отражено все семейство Макарднов, с его многовековой историей и ответвлениями в виде браков с самыми именитыми семьями Шотландии.

Сначала это были графы, потом герцоги, родословие шло от отца к сыну, а в самом низу было написано имя Эван.

Леона догадалась, что это маркиз Ардн — этот титул носил первый сын герцога, а теперь и единственный ребенок.

Ей стало любопытно, что же с ним случилось, и если он болен, то почему его отец не хочет о нем говорить?

Это было очень похоже на тайну, но Леона хорошо помнила, как бесцеремонно герцог способен перевести тему с вопроса, который не желает обсуждать.

«В свое время я об этом что-нибудь узнаю», — подумала Леона.

Войдя в свою комнату, она обнаружила, что у одного из окон действительно стоит письменный стол, хотя раньше она его почему-то не заметила.

Она села, взяла тяжелый лист пергаментной бумаги, положила на промокашку и опустила перо в чернильницу.

«Дорогой лорд Стрэткарн», — начала она.

Стоило ей написать это имя, как его образ предстал у нее перед глазами — четко очерченный профиль, уверенный взгляд. Как же все это отличалось от чрезмерно властной манеры поведения герцога! В лорде чувствовался прирожденный лидер, человек, привыкший командовать.

Леона вспомнила то странное ощущение, которое овладело ею, когда они смотрели друг другу в глаза. От этих ощущений у нее перехватывало дыхание, и в то же время все было так необыкновенно и волнующе!

Он сказал, что она очень красива, а еще что он всегда к ее услугам.

Ее охватило непреодолимое желание увидеть его, поговорить с ним снова.

«Когда-нибудь я непременно попаду в замок лорда Стрэткарна», — решила она и задумалась, позволит ли ей герцог поехать туда в экипаже.

Что-то подсказывало ей, что герцог, конечно, откажет, а кроме того, не было веской причины его об этом просить. В конце концов, она не имела никакого отношения к их междоусобной вражде и к былым разногласиям.

И тут Леона спросила себя, действительно ли междоусобица осталась в прошлом? Не продолжается ли она до сих пор? И не является ли принудительное выселение людей ее истинной причиной?

Ей хотелось, чтобы лорд Стрэткарн мог положиться на нее.

Почему же он не рассказал, чего здесь ожидать? И почему, спросила она себя сейчас, так неожиданно сделался холоден и неприступен, когда она задавала ему совсем простые вопросы?

«В Шотландии все кажется таким таинственным», — подумала Леона, и вновь задалась вопросом: почему же родственники герцога избегают говорить с ним о его сыне?

На столе лежал лист бумаги, и она стала писать:


Благодарю Вас за Вашу бесконечную доброту ко мне. Прежде всего за мое спасение после несчастного случая, а кроме того, за то, что вы дали мне возможность увидеть Шотландию, которую так любила моя мать. Все оказалось, таким, как я себе и представляла, только еще чудеснее

Всегда буду помнить красоту Вашего озера и звуки волынок, этотрудно выразить словами, но когда я слышала их, я чувствовала, как во мне откликнулась мои шотландская кровь.

Мне бы очень хотелось встретиться с Вашей светлостью еще раз, и я надеюсь, что это окажется возможным. Если я не смогу приехать к Вам на экипаже, возможно, когда-нибудь я буду кататься верхом вдоль границы, Благодарю Вас еще раз, за все, что вы сделали для меня.

Для меня время, проведенное в Вашем замке, было самым чудесным

Остаюсь

искренне Ваша, Леона Гренвилл


Девушка перечитала письмо несколько раз и почувствовала, что оно недостаточно верно передает то, что живет в душе. Затем надписала адрес и позвонила в колокольчик.

Служанка Мэгги появилась через несколько минут.

— Вы звали, мисс?

— Да, Мэгги. Мне нужно отправить письмо, но я не знаю, как это можно сделать.

— Все письма обычно складывают на столе в холле, мисс.

— Тогда будь так добра, Мэгги, отнеси его туда.

— Да, мисс, хорошо, мисс.

Служанка взяла письмо и спросила:

— Что-нибудь еще, мисс?

— Мне хотелось бы отдохнуть, — ответила Леона. — Когда вы отнесете письмо, может быть, вы подниметесь сюда еще раз и поможете мне раздеться?

— Хорошо, мисс.

Служанка ушла, а Леона, осмотревшись, увидела в другом конце комнаты книжный шкаф.

Она выбрала одну книгу, которая показалась ей интересной, и когда Мэгги вернулась, чтобы помочь ей раздеться, улеглась на кровать, укрылась теплым одеялом и открыла книгу.

Она не слишком устала, но почувствовала, что сестра герцога и другие дамы ожидали, что она оставит их, чтобы избавить других от необходимости ее развлекать.

«Мне и одной очень хорошо», — подумала Леона, перелистывая страницы.

Но читать она не могла.

Девушка размышляла над тем, что подумает лорд Стрэткарн, когда получит ее письмо.

Была ли она достаточно убедительна в выражении своей благодарности? Поймет ли он, насколько она действительно благодарна ему за доброту?

— Я должна увидеть его снова! Непременно должна! — бормотала Леона.

Он сказал, что замок Карн всего в трех милях отсюда, если ехать через вересковые пустоши.

Возможно, она была слишком самоуверенна — ведь все могло быть совсем наоборот, — но у нее появилось ощущение, что он непременно станет ездить верхом недалеко от границы своих владений в надежде увидеть ее.

«Ах, если бы я только могла остаться там хоть немножко дольше», — подумала Леона и тут же сказала себе, что ведет себя неблагодарно.

Герцог так исключительно добр к ней! Он подарил ей эти восхитительные платья и изо всех сил старается, чтобы она чувствовала себя здесь как дома.

Он потратил много времени, чтобы показать ей замок и башню.

«Мама была бы в восторге, знай она, что меня так принимают здесь», — сказала себе Леона.

Гуляя по замку, она видела несколько портретов герцогини. В ее чертах были доброта, мягкость и сострадание, этим она очень напоминала ей мать.

Леона жалела, что она уже умерла.

«Мы могли бы поговорить о маме», — думала она.

Ей вдруг так захотелось к маме, что она ощутила почти физическую боль.

Она мечтала рассказать о лорде Стрэткарне, ей нужно было спросить совета относительно выселения невинных людей и хотелось, чтобы мать убедила ее в том, что в замке нет ничего страшного.

«Я просто слишком впечатлительная, — сказала себе Леона, — но тут есть что-то… Я точно знаю, есть!»

Миссис Гренвилл иногда признавалась, что благодаря своей интуиции она знала о вещах, другим людям неизвестных.

Потом она часто посмеивалась над собой.

— Макдоналды всегда были очень суеверными, — говорила она. — Когда они жили в Гленкоу, то верили в помешанных, которые вдруг обретали нечеловеческую силу, и в огромных черных кошек, которые собирались вместе пошалить в канун Дня всех святых.

Леона приходила в восторг от ее рассказов.

— Расскажи мне еще, мама! Ее мать смеялась.

— В те далекие дни Макдоналды верили в злобных гоблинов, живущих в холмах, и в то, что рядом с ивами и дубами в Ахнакоре обитают добрые феи.

— Хотелось бы мне увидеть хоть одну! — восклицала Леона.

— А когда приближалась беда, — продолжала ее мать, — ночью приходил Большой Человек, коровы вырывались из загонов и бежали вверх по крутому склону холма с ужасающим мычанием и ревом, а крики людей, которые должны были скоро умереть, раздавались в темноте, даже если сам человек еще был жив и сидел у костра.

Леона дрожала от страха, но все равно просила маму продолжать рассказывать ей о приметах, в которые верили Макдоналды.

— Тогда жили люди, мужчины и женщины, у которых был «дурной глаз», — вела свое повествование миссис Гренвилл, — а еще те, кто мог видеть сквозь землю или, например, то, что происходит очень далеко от них. Они могли сказать, что творится в этот момент по ту сторону гор!

— А еще, наверное, были те, кто мог предсказывать судьбу? — спросила тогда Леона, уже зная ответ, но желая послушать об этом еще раз.

— У них был Оракул, который мог предсказывать будущее по отметинам на кости.

— Это, наверное, еще более занимательно, чем гадание на картах, которым промышляют цыгане!

— Такое гадание было более точным, — признавалась миссис Гренвилл. — И все верили ясновидящим, хотя гораздо более разумно было не спрашивать о своем будущем — ведь ничего хорошего из этого не выходило.

«Я не ясновидящая, — думала сейчас Леона, — но, возможно, из-за того, что я наполовину шотландка, я более чувствительна к окружающей атмосфере, чем другие люди».

Она посмеялась над собой.

«Хотя, пожалуй, у меня просто слишком богатое воображение!»

Но ведь почувствовала же она, когда лорд Стрэткарн держал ее на руках, что может довериться ему и что он защитит ее от любых неприятностей.

Когда она думала о времени, проведенном в его замке, то сознавала, что ситуация была довольно странной: молодой девушке пришлось одной остаться в замке с молодым человеком. Тем не менее она не испытывала там никакой тревоги и чувствовала себя прекрасно.

Но здесь, в замке герцога Арднесского, все было совсем иначе, Леона ощущала что-то пугающее, но не могла определить, что именно настораживало ее.

Собравшись с духом, она заставила себя больше не думать ни о чем и попыталась читать книгу.

Но вместо этого стала прислушиваться к тишине, нарушаемой только пением птиц за окном, осматривать спальню, которая, несмотря на размеры и роскошь обстановки, была довольно обычного вида.

— Ах, если бы только мама была здесь! — снова вздохнула она и подумала, что мать обязательно поняла бы все ее тревоги.

Страхи, однако, прошли, когда миссис Маккензи и служанки наполнили для нее ванну и, после того как она вымылась, одели ее в одно из новых вечерних платьев.

Это было самое прекрасное платье из всех, которые она когда-либо видела.

Огромный кринолин пышно расходился в стороны от ее узкой талии, и Леона с восторгом смотрела на юбку с оборками и воротник, расшитый камнями, похожими на бриллианты.

— Вы превосходно выглядите, мисс! — воскликнула миссис Маккензи. — Как будто собираетесь на самый настоящий бал, а не на обычный ужин со стариками!

— Более прекрасного платья просто невозможно себе представить, — радостно сказала Леона.

— Его светлость будет очень доволен, что оно вам так нравится.

Леона шла по коридору, разглядывая себя во всех зеркалах и немного смущаясь.

Она старалась не мечтать о том, чтобы лорд Стрэткарн увидел ее одетую так красиво, а не в том простом платьице, которое было на ней вчера вечером, когда они ужинали вместе.

Девушка уже поднялась по лестнице и собиралась войти в комнату герцога, где, по словам миссис Маккензи, все гости должны собраться перед обедом, когда вдруг услышала в холле чьи-то голоса.

Она посмотрела вниз через каменную балюстраду и увидела герцога, великолепно выглядящего в парадном килте. Он разговаривал с мажордомом, который сопровождал ее сегодня утром, когда она только приехала.

Мажордом что-то показывал герцогу.

Леона уже собралась отвернуться, чтобы они не подумали, будто она сует нос в чужие дела, но тут заметила в руке этого человека свое письмо, написанное лорду Стрэткарну.

Они определенно обсуждали это письмо, но из-за того, что разговор шел на гэльском, который Леона знала не слишком хорошо, она не могла понять, что именно они говорят.

Пока девушка ждала, размышляя о том, насколько неприлично со стороны мажордома показывать герцогу ее личные письма, она увидела, как его светлость взял письмо, пересек холл и бросил конверт в огонь, горящий в большом открытом камине.