Чарли хотел возразить, что этот план обречен на провал. Люди, подобные ее отцу и Петербруму, воспримут выходку Кэт как вызов, который еще больше раззадорит их, и дело, без сомнения, закончится алтарем.

— А что если нам убежать в Гретна-Грин, дорогая? — Чарли говорил так тихо, что не был уверен, слышит ли она. У него перехватило дыхание от собственной смелости. Видимо, это любовь на всю жизнь.

Кэт все понимала и очень сожалела, что не в состоянии ответить на его чувства. Но даже в самой безнадежной ситуации, что, впрочем, имело место в настоящее время, она не согласится на побег. Их бегство погубит его. Он был беднее, чем она, хотя их отцы имели порядочное состояние. Чарли не сможет жить в бедности. Вот и его встреча с Ником произошла как раз в тот момент, когда ее кузен решился на отчаянный шаг, чтобы избежать позора, лишений и банкротства, и поставил на кон свое доброе имя и жизнь.

Нищета и ей ненавистна, но она не сломит ее, как Чарли. Если кузина Эми не согласится принять ее, она подумает о карьере актрисы. Если не в Лондоне, то в провинции. Вот уже где будет не к месту добрый, вечно веселый Чарли Слейтон — типичный житель столицы. Нет, она не может принять его жертву. Кого она обманывает? Ей не нужен ни один мужчина, кроме Ника Монро. Все очень просто.

Кэт похлопала кузена по руке и улыбнулась сквозь слезы.

— Я люблю тебя за то, что ты такой, но это будет катастрофа для нас обоих, — мягко сказала она. — Не беспокойся, я найду выход. — Девушка надеялась, что он слышит ее.

Глава 19

Ник пробрался в последний ряд кресел. Беркли, телохранитель Кэт, поджидал его. Николас послал грума с запиской — его интересовало, когда будет следующее выступление Кэт. Получив ответ, он тотчас выехал в Лондон.

После отъезда Кэт Делакур потерял свою привлекательность. Он должен был увидеть Кэт. Как Ник и предполагал, она искала утешение на сцене.

Беркли и теперь ворчал на него. Он неохотно согласился пропустить его в театр и поставил условие, что Ник будет сидеть на одном месте и покинет зал по его сигналу.

Николаса захватило представление. Этот вечер отличался от предыдущего. Оркестра не было, только пианино, а на сцене — Кэт, одна-одинешенька. Она играла одну из самых прославленных шекспировских героинь. Сравнивая ее с лучшими актрисами лондонских подмостков, он пришел к выводу, что скоро Кэт не будет ни в чем уступать им. Она полностью завладела вниманием зала, не ходила, а плыла по сцене, а от ее голоса у него мурашки пошли по коже и на глаза навернулись слезы. Мысль о том, что она как актриса потеряна для мира, угнетала его. Он чувствовал себя обманутым и надеялся, что она испытывала подобные чувства.

Увлекшись спектаклем, он даже забыл, что леди Макбет, обагрившая руки кровью, и юная Джульетта, умершая из-за любви, это его Кэт. Николас откинулся на спинку кресла, когда Беркли дотронулся до его плеча.

— Время, сэр.

Ник последовал за ним из сумрачного театра на улицу. Когда Монро попытался дать ему чаевые, австралийца вновь постигла неудача.

— Как поживает ваша госпожа? — спросил Ник, протягивая Беркли сигару. Вторую он вынул для себя. Эта встреча так была непохожа на первую. Беркли подождал, пока Ник зажжет сигару.

— Ее служанка говорит, что хозяин и леди Кэтрин часто спорят, препираются из-за Петербрума, — с опаской сообщил Беркли, наблюдая за реакцией Ника. — Она много плачет. Это не та леди Кэт, что прежде.

Ник про себя чертыхнулся.

— Это все? — он понимал, что Беркли не договаривает. — Тебе известно, что я друг леди Кэтрин?

— Она сообщила мистеру Хендриксу, что сегодня последний раз выйдет на сцену и придется распустить труппу.

— Как это понимать?

Беркли прошелся, словно ему нужно было время, чтобы принять решение.

— Ее служанка сказала, что леди встала рано, когда все спали, и отправилась к ростовщикам, захватив с собой драгоценности.

Пошарив в кармане, Ник вытащил гинею и на этот раз не позволил Беркли отказаться.

— Может так случиться, что ты не сумеешь сам сообщить мне важные сведения и придется послать кого-то другого. Тогда без денег не обойтись. Понятно?

Беркли взял сверкающую золотую монету и засунул ее в широченный пояс.

— Что вы хотите знать?

— Предупреди меня, если ей будет туго. Полагаю, ты раньше меня узнаешь об этом.

Беркли согласился и нырнул в темноту.

Ник добрался пешком до особняка, который он снял на Саут-Одли-стрит, переоделся и отправился на поиски Чарли. Он нашел его в «Уайте», где тот наблюдал за азартной игрой Петербрума и Пирсона Гровенора. Деньги и золото в одной куче валялись посредине стола. Партнеры не сводили глаз с банка, в котором были монеты и банкноты, прежде лежавшие перед ними. Атмосфера накалилась до предела. На этот раз удача улыбнулась Гровенору, который не смог сдержать радостного крика.

Петербрум в ярости поднялся, обеими руками ухватился за ломберный столик и попытался перевернуть его.

— Придите в себя! — высокий, похожий на патриция Торн Мейтленд, стоящий рядом с Браунингом, окликнул зарвавшегося игрока. В его голосе слышалось предостережение и презрение одновременно.

— Не вмешивайтесь не в свое дело! Вы прохиндей и негодяй!

Члены клуба плотным кольцом окружили карточный стол, многие присоединились к Торну Мейтленду. Все замерли в ожидании. Чарли прошептал:

— Петербрум меткий стрелок, и ему нет равных в фехтовании.

Невил Браунинг первым пришел в себя. Он попросил слугу принести ему перчатку. Мейтленд покачал головой.

— Дуэли не будет. Я не унижусь до поединка с ним, а проучить пьяницу сумею с помощью кнута, да еще при свидетелях.

Петербрум выругался, медленно опустил стол и вышел в окружении приятелей. Мейтленд и Браунинг подошли к Нику и Чарли, которые все еще были под впечатлением от увиденного.

— Мистер Монро, я как раз вас искал. Мне хочется рассказать вам одну старинную историю, — сказал Торн. Взяв Ника под руку, он вывел его из комнаты. — Великий халиф был недоволен своим советником и приказал казнить его, — начал Торн беспечно. — Советник заметил возле трона собаку и сказал, что если ему даруют жизнь, он за год научит собаку говорить. Когда советник рассказал все жене, та назвала его сумасшедшим, но советник ответил, что за год может случиться одно из трех — либо умрет он, либо халиф, либо собака научится говорить.

Ник из вежливости рассмеялся, понимая, что Мейтленд рассказал ему историю неспроста. Он явно имел в виду его мучения насчет Кэт и австралийских дел. Хватит ли у него мужества спросить, что именно подразумевал капитан? Говорят, Торн Мейтленд настоящий кудесник. Хотелось бы верить.


Через большие овальные окна, выходящие в итальянский дворик в Олбани, косые лучи солнца просачивались в гостиную. На следующий день после сцены в «Уайте» Ник и Чарли поздно вернулись домой после сытного обеда в отеле «Сефани».

Во всех лондонских салонах только и обсуждали, что стычку в клубе. Каждый, кто присутствовал при ней, становился знаменитостью. Ни о чем другом не вспоминали.

— Меня начинает тошнить от этого! — воскликнул Ник, отстегивая манишку. Он с радостью опустился в глубокое кресло, предложенное Чарли. — Давай сменим тему!

Ник рассказал другу, что Кэт попала в руки ростовщиков. Взамен Чарли сообщил о том, что Кэт грозилась убежать к родственнице в глухую деревушку в отдаленной части Йоркшира.

— Не понимаю, почему именно она должна убежать, — возмущался Ник. — Я киплю от негодования.

Чарли наполнил стакан друга, и они мрачно уставились на пылавший в камине огонь.

— Может, я и не сумею спасти Кэт от Петербрума, но смогу обеспечить ее деньгами, и тогда она скроется от него и от человека, который смеет называть себя ее отцом, — сверкая гневно глазами, воскликнул Ник.

Чарли покачал головой.

— Не вмешивайся, пожалуйста, Ник. Тебе будет только хуже.

От растерянности Николаса не осталось и следа.

— Я сделаю все, чтобы спасти Кэт.

Глава 20

Библиотека в доме Пирсона Гровенора выглядела так, словно здесь побывал табун диких лошадей. Все столы были сдвинуты с мест, книги разбросаны по полу, а картины раскачивались на стенах, как метрономы. Съежившись от страха, Гровенор пытался увернуться от ударов хлыста для верховой езды, свистевшего в руках лорда Петербрума.

— По вашей вине Мейтленд выставил меня перед друзьями круглым дураком, — кричал Петербрум, осипшим от чрезмерного потребления алкоголя голосом. Петербрум замахнулся в очередной раз, намереваясь ударить лорда Гровенора, но дверь отворилась, и Кэт в ужасе замерла на пороге.

— Опустите кнут и тотчас убирайтесь! В противном случае мне придется прибегнуть к помощи слуг, чтобы вышвырнуть вас из дома!

Петербрум опустил руку и, не сказав ни единого слова, удалился. Кэт повернулась к дворецкому, который показался в дверях комнаты, запахивая халат. Его волосы были всклокочены, глаза выпучены.

— Принесите, пожалуйста, горячей воды и бинты, Дженкинс, — попросила Кэт, закрывая за ним дверь. — Наберитесь наконец мужества и расскажите, что случилось, — решительно заявила Кэтрин. — Что, в конце концов, все это значит? — Она подала отцу стакан с выпивкой. — По какому праву он вел себя так?

От лорда Гровенора осталась половина. Он уменьшился прямо на глазах. Куда девался прежний задавака, стареющий Казанова, лондонский бонвиван, которого она привыкла ежедневно видеть? Перед ней был жалкий старикашка. Девушка растерялась. Отец с трудом поставил на стол граненый стакан, словно тот был непомерно тяжелым.

— Я в его власти, а он, пользуясь этим, отвергает все, что я предлагаю ему, — приглушенным голосом сказал Гровенор. — Я сделал ужасную вещь, в которой не могу признаться даже вам.

— Напыщенный глупец! — закричала Кэт. Ее терпению пришел конец. — Я ваша дочь, и мне известно, что вы не святой. Доверьтесь мне, чтобы мы оба освободились от этого монстра.

— Я смошенничал в карты.

Глава 21

Ее отец только что признался, что он шулер. Кэт не могла, не хотела верить, что тот, кто был призван защищать фамильную честь, потому что честь семьи важнее ее счастья и будущего, мог так явно пренебречь кодексом чести джентльмена.

В долгие предрассветные часы, когда Кэт терялась в догадках, мучительно соображая, какую подлость совершил ее отец, чтобы согласиться на зятя-прохвоста, подобное никогда не приходило ей в голову. То, что отец совершил нечто ужасное, в этом не было сомнения, но что именно, она сказать не могла.

Глядя на то, что осталось от некогда крепкого и бодрого мужчины, Кэт чуть было не зарыдала, оплакивая себя и отца.

А может, лучше засмеяться? Или плакать и смеяться одновременно?

Ее жизнь загублена из-за каких-то карт. В ожидании дворецкого Кэт ходила из угла в угол. Она не могла заставить себя взглянуть на отца. Это было слишком больно.

Но вот разум взял верх над эмоциями. Законы общества, в котором она вращалась, ей хорошо известны. Отношение к убийству было почти терпимое, поскольку всегда находились смягчающие обстоятельства, такие как внезапное слабоумие или самозащита. Но мошенничество за карточным столом, равно как и неуплата долга чести, связанного с любой игрой или видом спорта, были непростительным грехом и считались одним из главных признаков неджентльменского поведения.

Слухи распространяются очень быстро. И с этим уже ничего не поделаешь. Значит, скоро ее ждет одиночество, ибо все или почти все друзья отвернутся от нее, и она потеряет уважение лондонского света. Впереди ее ждут адовы муки. Ее соотечественники безжалостны. Остается один выход — бегство. И чем дальше, тем лучше. Либо отъезд за границу.

Многие джентльмены кончали жизнь самоубийством. Эта мысль заставила Кэт остановиться и посмотреть через плечо. Зрелище было не из приятных. Жалкий старикашка, напуганный, как ребенок, укрылся в высоком кресле с подлокотниками перед затухающим огнем.

Он поднял голову, увидел, что Кэт смотрит на него, и слезы выкатились из его глаз. Перед Кэт было жалкое подобие лорда.

— Вот уже не думал, что опозорю имя Гровеноров!

— Имя! Имя! Всегда это имя! — Чтобы буря в ее душе не вырвалась наружу, Кэт принялась ворошить угли в камине. У нее не укладывалось в голове. Ее отец был способен на многое, но что он был шулером? Нет, она не могла в это поверить. Девушка решила расспросить отца.

— Я был пьян. Все произошло при свидетелях. Лишь благодаря влиянию Джона удалось замять скандал. Я его вечный должник.

— А расплачиваюсь я, — глухо засмеялась Кэт.