— Гулять. Пешком, по свежему воздуху. Это полезно.

— Ты с ума сошла, — с лёгким стоном отозвался он, но я решила на его стенания внимания не обращать. Мы шли по деревенской улице, взявшись за руки, я щурилась на ярком солнце, да и просто от счастья, по сторонам поглядывала, на цветы в палисаднике и фруктовые деревья за деревянными заборами. Встретили женщин у колодца и спросили, где магазин находится. Нас порадовали тем, что магазин, небольшая палатка, находится совсем рядом, у остановки, правда, уже два дня, как не работает, потому что продавщица, Ленка, в город уехала, к дочке на свадьбу. Второй раз уже замуж выходит, первый-то муж к другой ушёл, оставил её с ребёнком…

Данилов поскрёб небритый подбородок, явно необрадованный таким потоком еенужной инфррмации, и переспросил:

— Где магазин?

Я попыталась спрятать улыбку, смотрела на женщин честными понимающими глазами.

— Через поле вам надо, в Гореевку. Недалеко, километра два. Там у них большой магазин, всё есть.

— Два километра до магазина, — проворчал Данилов. — Пойдём за машиной, — предпринял он попытку достучаться до меня.

Я снова его за руку потянула.

— Гулять.

Что может быть лучше летнего тёплого дня на природе? Когда идёшь через берёзовую рощу, листва приятно шумит над головой, солнечные лучи, проникая через сочную зелень, весело скачут по траве, по белым стволам деревьев, а потом выходишь на поле, будто пёстрым ковром застланное. На поле жарко, ароматно и даже душно. Летают бабочки и жужжат пчёлы, это жужжание ни на минуту не смолкает. Я руку Андрея отпустила и забрала волосы в хвост.

— Жарко?

Я кивнула. Улыбнулась, почувствовав его руку на своей шее.

— Ты очень красивая.

Я улыбнулась.

— В футболке и шортах собственного изобретения?

— Да. — Он усмехнулся. — Интересно, какой ты была в семнадцать.

Я обогнала его на пару шагов, минуту шла молча, а потом повернулась к нему. И меня даже не удивило спокойное выражение его лица. Данилов шагал рядом со мной, странно потемневший от двухдневной щетины, по сторонам поглядывал без особого интереса и восторга. И, кажется, к своим словам всерьёз не отнёсся.

— Я была глупее и наивнее.

Он глянул с любопытством, но ничего не сказал, лишь неопределённо дёрнул плечом. Его нежелание прокомментировать мои слова, меня неожиданно насторожили. Я шла, глядя себе под ноги, и наше молчание меня тяготило. И только когда Данилов взял меня за локоть и притянул ближе к себе, мне стало легче. К его боку прижалась, и заставила себя проглотить неуверенность и болезненные воспоминания.

В свою деревеньку, если можно уже назвать её нашей, мы вернулись через пару часов. К тому моменту, я уже точно знала, что буду готовить. Если честно, чувствовала нешуточное предвкушение, это было так интересно — приготовить деревенский обед. Отправив Данилова с пакетом продуктов, купленных в магазине, в дом, я сама постучалась к соседке, чья корова мычанием разбудила меня этим утром. Соседка не отказала, наоборот, обрадовалась моему желанию купить у неё молоко, творог и сметану. Даже овощей с огорода предложила. Я всё взяла с удовольствием и щедро расплатилась.

— Вы приходите ещё, если останетесь у нас. Молоко у меня всегда есть, — заверила женщина, провожая меня до калитки.

Я улыбалась и кивала, улыбалась и кивала. И поторопилась на свой участок, где с облегчением передала свою ношу Данилову. Тот только глаза вытаращил.

— Ты где взяла это?

— Места надо знать, — загадочно проговорила я, улыбаясь. Налила ему в кружку молока. — Пей.

— Я как на курорте, — ухмыльнулся Андрей, поднося стакан к губам.

— Что странно. Это ведь ты меня украл, и должен был обо мне заботиться.

— Я забочусь, — заверил он меня. Рот тыльной стороной ладони вытер, ко мне придвинулся, обнял и прижался губами к моей щеке. — Ты чувствуешь, как я забочусь?

— Я чувствую, — глупо усмехнулась я. На самом деле чувствовала, особенно, когда Данилов теснее меня к себе прижал. Но все его поползновения в мою сторону решительно пресекла. Мне не терпелось взяться за готовку. И обижаться и ворчать глупо, о чём я ему и сказала. Для кого я всё это, в конце концов, делаю? Для него — любимого.

— Вкусно? — спросила я за обедом. Данилов ел окрошку, сидя за деревянным столом в саду, и на меня поглядывал со значением.

— Вкусно. Как понимаю, ты решила поразить моё воображение?

Я удивлённо вскинула брови.

— Я думала, я уже давно это сделала.

Андрей рассмеялся. А я напомнила:

— Ты сам говорил.

— Говорил. И что примечательно — не врал.

— А ты часто врёшь?

Данилов глянул на меня исподлобья.

— Бывает. А ты?

— Бывает, — в тон ему ответила я.

Мы замолчали, я водила ложкой в тарелке с окрошкой. А потом он вдруг спросил:

— Что ты задумала?

Я моргнула в некоторой растерянности. Постаралась сбросить с себя отрешённость, а сказала то же, что обычно говорю Жорику или Аркадию Николаевичу:

— Я всё решу.

Данилов криво ухмыльнулся.

— Конечно.

— Андрей, ну… — Я недовольно поморщилась. — Я пока не готова об этом говорить.

— Я хочу помочь. — Я молчала, и Данилов недовольно вздохнул. — Лиля, я, правда, хочу помочь.

— Я верю.

— Тогда что?

Я посмотрела на него.

— Это ты мне скажи — что.

Андрей тарелку от себя отодвинул, на стол облокотился.

— Зудин — человек серьёзный. Он не привык долго ждать и терпеть не может нерешительных людей.

— Серьёзно? А с Олегом общий язык нашёл.

— Видал он твоего Олега знаешь где?

— Догадываюсь, — без особого энтузиазма отозвалась я. Ложку, наконец, отложила, смотрела в сторону. — Я всё понимаю, Андрюш, куда лучше, чем ты думаешь. Есин был первой ласточкой. — Я почти равнодушно — почти! — пожала плечами. — Я знала, что так будет.

Данилов глядел на меня с мрачным одобрением.

— Ты заигралась, детка.

Я с ним не согласилась.

— Нет, просто всё пришло к своему логическому завершению. Моя мама… мачеха, всегда говорила, что если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сама. У меня не было такой возможности, а вокруг, ты сам знаешь, сплошь идиоты.

Андрей усмехнулся.

— Есть такое дело.

— Олег вот тоже… Я ему верила, как себе, а ему мало стало.

— Скорее уж, тесно.

Я глазами на любимого стрельнула.

— Что он говорил на той встрече?

— Много чего. Пытался пустить Родиону пыль в глаза. И, знаешь, если бы я не знал правды, даже поверил бы. Хотя, конечно, он тот ещё жук, улыбается, а глазки воровато бегают. И он не глуп. Но решительности ему не достаёт. Смелости решения принимать. Поэтому он всегда на тебя смотрит. Думаю, если бы ты отошла в сторону, он бы бизнес за год развалил.

— Бизнес, — я не удержалась и пренебрежительно фыркнула. На Андрея в упор посмотрела. — Как ты правильно заметил, несколько лет назад для Олега установка двух десятков пластиковых окон и было бизнесом.

— А Горин?

— А что — Горин?

— Малыш, со мной-то не играй.

Мы друг другу в глаза смотрели, и я, признаться, первой отвернулась.

— Все хотят жить хорошо, Андрюш.

— Я бы выразился по-другому: господин мэр жаден до безобразия.

— Не говори того, о чём не знаешь.

— Ну, почему же не знаю? Я знаю. И о счетах за границей, и о недавней покупке квартиры в Москве, и о доме в Испании, записанном на сестру. Заметь: на сестру, а не на жену. Жене он не доверяет. — Данилов потянулся ко мне через стол и взял за руку. — Но почему-то, по непонятной для меня причине, он всё ещё доверяет тебе.

Я нахмурилась и руку свою от его пальцев освободила.

— Тебя это на самом деле удивляет? Что он мне верит?

Андрей досадливо поморщился.

— Я не то имел в виду.

— Именно то. Не оправдывайся.

— Хорошо, не буду. Но согласись, он ведь не идиот, он должен понимать, что надоел тебе хуже горькой редьки.

Я, недовольная поворотом, который получил наш разговор, поднялась, забрала грязные тарелки.

— Ты опять говоришь о том, о чём не знаешь. Моя душа, знаешь ли, не компьютер, в который ты можешь влезть. — Я направилась к дому, а Данилов ухмыльнулся мне вслед.

— Вот так значит, да?

Я плечом дёрнула, оборачиваться не стала. Поднялась на крыльцо, прошла на кухню, тарелки в раковину положила, и напряглась, услышав за спиной шаги. Андрей остановился в дверях, смотрел на меня. Я дожидаться дальнейших рассуждений о моих прошлых отношениях не стала, и выдала свою правду:

— Ты ведь вор, Андрюша.

— Кто сказал?

— Милиция, — порадовала я.

Он не на шутку заинтересовался.

— Прямо так и сказали? Надо же, раньше они подобными обвинениями не разбрасывались. Без доказательств-то.

— Я же не суд, — вздохнула я, — мне доказательства не нужны. Как сказал один мой хороший знакомый: даже если ты грабишь людей по-умному, ты всё равно вор.

Данилов хмыкнул, подбородок потёр и осведомился:

— Это твой дружок, что ли, с подходящей для мента фамилией Калашников?

Я глянула на него через плечо, недовольно поджала губы. А Данилов ухмыльнулся шире, довольный моей реакцией и своей осведомлённостью. Он откровенно надо мной издевался.

— Не люблю, когда ты такой.

Я отвернулась от него, и совсем не удивилась, когда Андрей подошёл ко мне и обнял. Уткнулся носом в мою шею.

— Ладно, не злись.

— Не трогай Димку, — попросила я. — У него семья.

Данилов удивился.

— А я при чём? Семья — и хорошо.

— Ты понял.

У него вырвался нетерпеливый вздох.

— Сладкая, не делай из меня злодея.

Я молчала, споласкивала тарелки, стараясь не обращать на Андрея никакого внимания. Он меня в конце концов затеребил.

— Лиля. Ты мне веришь?

— Не знаю.

— Что значит — не знаю? — Он, кажется, всерьёз удивился.

Я вытерла руки полотенцем, к Данилову повернулась и подняла на него глаза. Очень постаралась, чтобы они к этому моменту наполнились неподдельной тоской.

— Подумай сам, как я могу тебе верить? Ты же постоянно мне врёшь.

В его взгляде промелькнула смешинка, но Андрей моргнул, торопясь от неё избавиться, набираясь серьёзности.

— Это неправда.

— Правда. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что вся эта ерунда с деревней не что иное, как попытка разузнать о моих планах.

Он вытаращил на меня глаза.

— А у тебя много планов? Точнее, много вариантов?

— Не скажу!

Я попыталась выскользнуть из кольца его рук, протиснулась, намеренно прижавшись к нему грудью на какое-то мгновение, и из кухни выскочила.

— А как же любовь? — всерьёз заинтересовался Андрей, направляясь следом.

— Любовь не при чём.

— Здрасьте.

Я плечами пожала. Присела на постель и невинно на Данилова взглянула.

— Любить я могу, кого угодно. А семья — есть семья.

— Понятно. А бизнес — дело семейное, так?

— Точно.

— Трудная у тебя жизнь, сладкая.

— Не спорю.

Я ногу на ногу положила, хотя взгляд Андрея и так не отрывался от моих коленей, и нахально поднимался всё выше. Данилов усмехнулся, головой качнул, потом футболку снял и кинул её на старенький комод.

— Ты ведь понимаешь, что нам всё равно придётся серьёзно поговорить? — уточнил он, направляясь ко мне.

— Что значит — серьёзно?

— Без увёрток, без вранья… Ты просто мне всё расскажешь, — закончил он, подойдя и схватив меня за подбородок.

— Только после тебя, — шепнула я и упала на подушки. Смотрела в его улыбающееся лицо, и, честно, хотелось проклясть всё на свете. Ведь знаю, что верить ему нельзя, и что характер у него не сахар, а уж про манеру вести дела и вовсе говорить не приходится, но от его близости у меня сердце сладко сжималось. Уже и не знаю, Бог ли свёл нас. Скорее уж дьявол.

— Занавески, — опомнилась я через несколько минут. Указала рукой на окно. К этому времени одежда уже вся валялась на полу, а Данилов распалился не на шутку. Пришлось толкнуть его в грудь, чтобы он на локте приподнялся и задёрнул ситцевые шторки. И снова ко мне вернулся, губы скользнули по моей щеке и накрыли мой рот. А я подумала о том, что отдала бы всё на свете, всё, что заработала и накопила, за его любовь. Любовь искреннюю, любовь, которую он захотел бы мне отдать. Но он вряд ли осознаёт, что может получить взамен.

Торопиться нам было некуда, и секс вышел неторопливым и сладким. Я медленно двигалась и чертила ногтями красные полоски у Данилова на груди. А он глаз с моего лица не сводил. Ладони крепко держали меня за бёдра, иногда направляли, а иногда поднимались к груди, а вот взгляд у Андрея внимательный и даже придирчивый, но греющий душу. Я наклонилась к нему и поцеловала.