— Сладкая моя, — шепнул мне Андрей, обнимая и прижимая к себе. Я повалилась на его грудь, лбом в подушку уткнулась, и глаза закрыла. Потом застонала в голос, когда Данилов сам задвигался, видимо, устав сдерживаться.

Потом мы долго лежали, обнявшись, молчали, Данилов гладил меня по спине и порой зарывался носом в мои волосы. А потом вдруг сказал:

— Так у тебя ничего не получится, малыш.

— Что?

— Ты. Твоя жизнь, твоя собственная семья. — Андрей поводил пальцем по моей пояснице. Потом проговорил мне прямо на ухо: — Ты неправильно расставляешь приоритеты. — Я молчала, и он вскоре снова заговорил. Негромко, без эмоций, как дурацкий психолог, которому платят слишком мало для искренней заинтересованности. — Ты придумала себе семью, у тебя все родственники, — Данилов едва различимо хохотнул. — Муж сестры, друг детства, помощник. Но разве это так? Подумай, кого ты можешь привести в эту семью? Разве Лиза примет кого-то, кто её не устраивает? Она будет против, она будет показывать это тебе всеми доступными ей способами, и ты будешь страдать. У тебя, действительно, один выход — выйти замуж за Горина. Человека, который в курсе и от которого не придётся таиться и всё скрывать. Ты такой жизни хочешь?

Я голову от его плеча подняла, потом осторожно села. Повернулась к нему спиной и невесело усмехнулась.

— Говоришь так, будто тебе есть, что мне предложить.

— Не я должен предлагать, Лиля. Ты должна понять…

— Понять что? — Я посмотрела на него. — Что мне пора оторваться от семьи? У меня больше ничего нет, кроме семьи, и никогда не было. И я не знаю, как ты, но я не могу жить только для себя. Если бы не семья, не было бы ничего. Как ты не понимаешь?

— Я понимаю. Но ты сама сказала: всё приходит к своему логическому завершению.

Я подняла с пола футболку и надела на себя. Андрей тоже сел, потянулся за шортами, а сам исподтишка за мной наблюдал.

— Ты дала своему зятю слишком много воли. Я ведь прав? Он хотел больше власти, и ты не посмела отказать, ты отошла в сторону, и, наверное, уверяла себя, что он справится. Тебя все в этом уверяли: и сестра, и любовник. Они все повзрослели и поумнели рядом с тобой, стали уверенными в себе, знающими. Они требовали свою долю ответственности, и, возможно, стали кое-что из твоих слов пропускать мимо ушей. А тебе так хотелось верить в эту семью, и ты потеряла контроль. Ненадолго, но этого хватило, чтобы ты стала им мешать. Когда это случилось? Когда ты сосредоточилась на делах кондитерской? На своём любимом деле.

— Психолог фигов, — пробормотала я себе под нос, а Андрей хмыкнул.

— У меня мама психолог.

Я позволила себе проявить заинтересованность.

— Серьёзно? Ты говоришь мне о своей маме?

Я хотела с кровати встать, но Андрей схватил меня за руку и притянул обратно, вновь взял за подбородок, заглядывая в глаза.

— Не злись на меня. Я ведь прав.

— И какая, к чёрту, разница, прав ты или нет?

— Я просто очень хочу понять, как ты позволила себя во всё это втянуть. Не верю, что ты не понимала. Никто из них тебе в подмётки не годится.

— Меня никто не втягивал, Андрюш. Это моя семья, и когда я попала в беду, они мне помогли. Они не спрашивали и не ставили условий.

— Ты о той истории? Ты до сих пор об этом думаешь? — Он, вроде бы, не поверил.

А я плечами пожала и встала. Потом не удержалась от попытки объясниться.

— Эта история, как ты называешь, меня уже десять лет преследует. Мне пришлось сменить фамилию, пришлось долго притворяться той, кем я не являлась. Учась в институте, я была самой прилежной студенткой, потому что до смерти боялась, что правда откроется. Что у меня за спиной снова будут шептаться. Когда Толю судили, об этом все газеты области писали. И обо мне писали, называли меня подружкой киллера, говорили, что я образчик отсутствия всякой морали нынешней молодёжи. А мне было всего семнадцать!.. Ещё повезло, что фотографии в газетах были не чёткими, иначе хоть беги. Ты не знаешь, чего мне стоило это пережить, и я помню и знаю, кто мне помог. И поэтому не надо говорить, что я им ничем не обязана!

— По-моему, ты свои долги с лихвой отдала.

Я потёрла виски и болезненно поморщилась. В голове застучало, от волнения, а это весьма неприятное ощущение. Влезла в шорты, зло смахнула волосы с лица и из комнаты вышла, а потом и из дома. По ступенькам крыльца спустилась, медленно, будто через силу, и села на лавочку. Привалилась к стене дома. Чувствовала странную усталость, воспоминания о прошлом всегда вызывали во мне подобные ощущения. Я не впадала в отчаяние, не корила себя, не жалела, но меня каждый раз накрывало необъяснимой волной усталости, я сама себе казалась измотанной и выжатой, как лимон. Наверное, это была своеобразная защита организма, он, как мог, отгораживался от воспоминаний, которые меня угнетали. Даже если приходилось вспоминать, я так быстро уставала от этих мыслей, что с лёгкостью их снова задвигала в дальний уголок сознания. И уж тем более я не обсуждала это ни с кем, даже с сестрой. После того дня, когда Толю осудили, я начала новую жизнь, как он и просил. Жила и не вспоминала. По крайней мере, старалась.

— Хочешь покурить?

Андрей сел рядом и протянул мне пачку сигарет. Я посмотрела на неё и усмехнулась. Потом сигарету достала и покрутила её между пальцами, осторожно помяла.

— Меня курить Толя научил, — вдруг вырвалось у меня.

— А водку пить?

— Тоже он. — Я покаянно кивнула. — Всему плохому, что я знаю и умею, научил меня он.

— Плохой парень.

— Он не был плохим. Его жизнь была плохой. Ему так казалось.

— Ты его любила?

Я зажигалку у него отобрала и сама закурила. Правда, тут же поморщилась, ощутив привкус табака на языке. В последний раз курила года два назад, да и то с Лизкой за компанию. И сейчас не очень хотелось, но нужно было на что-то отвлечься, хотя бы на неприятный привкус во рту.

— Мне едва исполнилось шестнадцать, когда мы познакомились. Тогда мне, конечно, казалось, что я его люблю. Он был светом в окне для меня. Дома всё было сложно, после смерти матери всё пошло не так, а тут… первая любовь. — Я невольно усмехнулась. — Он не был плохим. Просто он не знал, как жить правильно. В армии отслужил, а вернулся всё к тем же проблемам: мать пьёт, работы нет. А вокруг дружки такие же. Да и времена были… покруче. Отголоски девяностых, по телевизору только и говорили о том, что кого-то застрелили или взорвали.

Я вздохнула и замолчала, вспоминая наше знакомство с Толей. Я шла из магазина, с полной сумкой продуктов, а из-за угла он, в компании дружков. Взрослый, нахальный, и как мне казалось, уверенный в себе и самый смелый на свете. Тогда во дворе только о нём и говорили, называли бандитом, и были уверены, что он в банде. Его побаивались, а он лишь ухмылялся в ответ на все косые взгляды. Я была совсем девчонкой, и была уверена, что Толя Джокер способен абсолютно на всё. Я не была в него влюблена, нет, просто все вокруг так говорили, правда, шёпотом, уверенные, что делишки мутного соседа страшны и незаконны. И поэтому когда у меня оторвалась ручка у пакета, и он подошёл помочь, я мысленно посоветовала себе превратиться в тень и незаметно исчезнуть с его глаз. А он снова ухмылялся и кидал на меня весёлые взгляды. Я ему малявкой казалась, краснела от его внимания, и его это веселило.

— Он меня любил, я это знаю, — сказала я Андрею. — Ему больше некого было любить. Над ним друзья смеялись: столько девок вокруг, а он ко мне, малолетке, привязался, да ещё слушал, что я ему говорю. Это не сразу началось, я совершенно не собиралась вникать в его дела. Он, действительно, был связан с криминалом, но это было настолько мелко, что, мне кажется, ему самому порой неудобно было. А люди говорили, им же многого не надо. Если милиция интересуется — значит, бандит.

— Он был грабителем, Лиля. У него даже условный срок был.

— Я знаю, что ты мне рассказываешь?

— А твой отец знал?

Я смотрела на тлеющую сигарету, не спеша подносить её к губам.

— Ему было не до меня, он… пытался справиться с горем.

— Ясно. А Лиза, надо думать, занималась тем же. Искала утешения, бегая по мужикам.

— Ты говоришь гадости о моей сестре, — заметила я.

— Но я ведь прав?

— Нет, она меня предупреждала. Говорила, что Толя мне не пара. — Данилов посмотрел на меня, и я подтвердила его догадки. — Да, говорила, что мне стоит подыскать более подходящий вариант. Раз уж я созрела, — добавила я, усмехнувшись.

— Надо думать, что предупреждала как раз до того момента, пока у Джокера денежки не завелись?

Я мрачно кивнула.

— После ограбления инкассаторов. Всё получилось как-то само собой, — будто оправдываясь или не понимая, как такое могло произойти в моей жизни, проговорила я. — Они задумали это дело, абсолютно не понимая, как рискуют. Сплошная бравада, гогот и самомнение. Толя мне рассказал, с такой гордостью, а у меня от ужаса волосы дыбом встали. Я знала, что он не прав, понимаешь? Что он ошибается, что всё непродуманно, и ничем хорошим не закончится. И что мне оставалось делать? Молча ждать, когда его там убьют, или схватят и посадят? — Я снова помолчала, вспоминая собственные чувства и ожидания, что владели мною в то время. — Я жила им. Была уверена, что если с ним что-то случится, мне и жить не стоит. А Толя он… максималистом был. Он хотел всего и желательно побыстрее. Мы пожениться хотели, как только мне восемнадцать исполнится. Он обещал, что к этому времени заработает денег, и я ни в чём не буду нуждаться. А я ни в чём и не нуждалась тогда, — тише добавила я. — Я просто не могла понять, что такое «обеспеченное будущее, денег вдоволь и исполнение любого моего каприза», как он любил говорить. У меня и так всё было, у меня он был, и чтобы его не потерять, я начала думать за него.

— Никто не знал?

Я отчаянно замотала головой.

— Нет, никто. Я продумывала всё — каждую вылазку, каждое дело. По мелочам они с ребятами быстро работать перестали. Стало ясно, что лучше реже, но лучше. И больше. Я будто уравнения решала, я ходила к местам будущих грабежей, осматривалась, приглядывалась, время засекала… как в кино. А потом с Толей всё дотошно обсуждала. Андрюш, я не понимала, что я делаю. Я знала, что это плохо, что это преступление, но другой жизни не было. У него, по крайней мере. Я понимала только одно: если я ему не помогу, он всё равно сделает то, что задумал. Но кончится всё плохо. У него такой характер был — упрямый и взрывной. Он слушал меня только когда я ему помогала, отговорить никогда не получалось. Особенно когда ему стало везти. Появились деньги, пришла уверенность, что ему море по колено, да и я… угрызениями совести не мучилась. Толя был доволен, а я ещё больше. Через год мы уже жили вместе, в новой квартире, и у меня, как он и обещал, было всё, что можно пожелать. Он так быстро превратился из дворового пацана в преуспевающего человека, что никто ахнуть не успел. Купил себе квартиру, машину, а друзья превратились в подчинённых. Это не всех устраивало. Но у него к тому времени завелись серьёзные знакомства… успешная преступная деятельность без внимания не остаётся, сам понимаешь. Он злил ментов, ускользая каждый раз, и этим создавал себе определённую репутацию. К нему начали прислушиваться, его начали уважать. А потом он купил казино.

— Сбылась мечта? — догадался Данилов.

Я спорить не стала, кивнула, а Андрей поддакнул.

— Да, для дворового пацана — это серьёзный взлёт.

— Мне тогда казалось, что ничего не изменится. Что нам везёт, и что так будет всегда. Пока мы вместе — будет так. А, я была уверена, что мы всегда будем вместе. Я с Лизой тогда почти не виделась. Она искала себе мужа с положением, и несовершеннолетняя сестра, живущая с бандитом, ей была ни к чему. Наши дороги разошлись, и ни одну из нас это тогда не тревожило. Я только что школу закончила, я была влюблена, строила планы на будущее… У меня была жизнь. А потом её не стало.

Андрей сидел рядом, опираясь локтями на колени, и смотрел на заросли вишни неподалёку.

— Но он ведь тебя не сдал.

Я голову повернула, удивлённая его словами.

— Он меня любил! — Я даже разозлилась из-за того, что он заставил меня объяснять и даже доказывать. — Он знал, что он не выйдет из тюрьмы. Знал, что… всё плохо. Он хотел, чтобы я жила дальше.

Если бы Толя только знал, чего мне стоило это решение — жить дальше, без него. Я была так напугана, уверена, что жизнь кончилась, ведь без него я жизни не представляла. А тут на меня всё обрушилось — и дурная слава, и жестокая реальность. Все вокруг называли его грабителем и убийцей, и он таким и был. А я потерялась во всех этих разговорах, не понимая, почему раньше ему не сказала, не удержала, не вцепилась в него, в попытке удержать от дурных и ненужных поступков. Но он был уверен в своих действиях, и мне усомниться не давал. Это стало моей жизнью почти на два года, грабежи и разбой стали способом выжить и заработать деньги. Прошло десять лет, а я до сих пор с содроганием вспоминаю, что я делала и зачем. Я вспоминаю, как в ужасе сжимала кулаки в тот день, когда он отправился в областной центр, чтобы получить свою порцию славы. До этого я пыталась кричать, ругаться, умолять, но он меня не слушал. Сейчас мне уже кажется, что я предчувствовала, что он не вернётся. У него не было шанса. Я надеялась, ждала чуда, которое так и не произошло. И себя винила. Так же, как Данилов обвинил меня при первом откровенном разговоре, что это я отправила Толю Джокера на смерть; как Лиза обвиняла, уверенная, что я требовала от Толи всё большего, а он не мог отказать, потому что, по рассуждениям опять же моей сестры, мне никто не может отказать. Я ведь ведьма, которая не умеет любить мужчин, а умеет лишь руководить ими, порой окончательно подавляя их волю. Но, Бог свидетель, сколько раз, наверное, тысячи раз, я сама кляла себя за то, что не легла поперёк порога, что отпустила, что не помешала Толе совершить глупость, разрушившую его жизнь. За те два года, что мы были вместе, он прожил целую жизнь. Так, как любил — получил всё и в одночасье. Взлетел и разбился, упав. Оставив меня одну.