— Мэри-Джейн будет вашей личной горничной, — объявила Рут. — Она будет приходить на ваш звонок.

Я обрадовалась. Мэри-Джейн была высокой, симпатичной молодой девушкой, которая сразу показалась мне честной и совестливой. Она улыбнулась мне в ответ, и я подумала, что теперь у меня в этом доме появился человек, которому я могу доверять.

Рут отпустила ее и подошла к подносу.

— Здесь две чашки, — сказала она. — Если вы не против, я составлю вам компанию.

— Конечно, я буду только рада.

— Тогда вы садитесь в это кресло, а я принесу вам вашу чашку.

Я села в кресло у кровати, и Рут подала мне чашку. Потом она пододвинула ко мне скамеечку для ног.

— Мы все будем смотреть за вами, — сказала она с улыбкой.

Но глаза ее при этом оставались холодными, и я опять подумала, что ее дружелюбие притворно.

Ну вот, подумала я, не успела я вернуться, как снова начала всех подозревать в неискренности. Но слова «мы все будем смотреть за вами» действительно прозвучали двусмысленно.

Рут тем временем села в кресло у окна и начала мне рассказывать о том, что происходило в доме за время моего отсутствия. Сэр Мэттью оправился после своего приступа, но в его возрасте такие приступы становятся все более опасными с каждым днем, и доктор Смит очень за него волнуется.

— На прошлой неделе, — сказала Рут, — он даже остался здесь ночевать. Он очень заботлив и готов всего себя отдать своим больным. Тогда, например, он мог бы здесь не оставаться — в случае чего мы бы послали за ним. Но он настоял на своем.

— Да, некоторые врачи действительно самоотверженны.

— Бедный Деверел, боюсь, что он не очень счастлив в семейной жизни.

— Да? Я почти ничего не знаю о его семье.

— Дамарис — его единственная дочь. С миссис Смит же ему, на мой взгляд, не повезло. Считается, что у нее слабое здоровье, я же думаю, что она просто ипохондрик, и болезнь для нее — способ привлечь к себе внимание.

— Она никогда не выходит из дома?

— Нет, якобы потому, что слишком больна для того, чтобы выходить в свет. Я даже думаю, что доктор Смит так много времени и сил отдает работе, потому что дома ему бывать тяжело. Хотя, конечно, Дамарис он просто обожает.

— Она удивительно хороша. Ее мать тоже такая?

— В общем, они похожи, но Мьюриэл далеко не так красива. Мне жаль Дамарис — для нее здесь мало развлечений. Я собиралась дать для нее бал и для Люка, конечно, тоже, но теперь мы в трауре, и об этом и речи не может быть, по крайней мере, до конца года. Хотите еще чаю?

— Нет, спасибо.

— Вам, наверное, хочется распаковать вещи и по-настоящему отдохнуть. Я вас оставлю и пришлю Мэри-Джейн, чтобы она вам помогла.

С этими словами Рут вышла из комнаты, и через несколько минут появились Мэри-Джейн и еще одна горничная, которая забрала поднос с чашками и тут же ушла.

Мэри-Джейн принялась вытаскивать из моего дорожного сундука вещи.

— Скоро мне придется обновить свой гардероб, — сказала я. — Многие из этих вещей мне будут малы.

— Да, мадам, — ответила Мэри-Джейн с улыбкой.

— У вас очень довольный вид, Мэри-Джейн, — заметила я.

— Я рада, что вы вернулись, мадам, — да еще с такой приятной новостью.

— Только еще уж очень долго ждать, — сказала я со вздохом.

— Да, мадам. Моя сестра тоже ждет ребенка Ей осталось ждать пять месяцев.

— Ваша сестра? Я не знала, что у вас есть сестра.

— Есть, мадам, — Этти. Ее муж служит в Келли Грейндж, и у них славный коттедж на территории усадьбы — сторожка у ворот. А сейчас вот они ждут первенца. Этти волнуется, прямо ужас! Ей все кажется, что ребенок родится с каким-нибудь уродством. Джим даже доктора позвал, так он ей вправил мозги, чтобы она не придумывала Бог знает чего.

— Доктор Смит?

— Да. Он такой добрый — ему все равно, господа ли или простые люди, он обо всех печется.

— Да, нам повезло, что в нашей округе такой замечательный врач.

* * *

После ужина мы все собрались в одной из гостиных на втором этаже — недалеко от моей спальни, — когда горничная доложила о приезде доктора Смита.

— Пригласите его сюда, — сказала Рут.

Как только Деверел Смит вошел в комнату и поздоровался с присутствующими, он подошел ко мне.

— Я так рад видеть вас, миссис Рокуэлл, — сказал он.

— А вы знаете, почему она вернулась? — спросил его сэр Мэттью.

— Знаю, и готов побиться об заклад, что еще до конца недели в нашей деревне не останется ни одного человека, который не знал бы об этом. Позвольте заверить вас, миссис Рокуэлл, что эта новость меня очень и очень обрадовала.

— Вы в этом не одиноки, — сказал сэр Мэттью.

— Мы теперь все должны заботиться о миссис Рокуэлл, — продолжал доктор.

— Именно это мы и собираемся делать, — отозвалась Рут.

Доктор Смит на мгновение сжал мою руку в своей. Этот человек обладал каким-то магнетизмом, который, мне кажется, я ощущала и раньше, но который поразил меня с особенной силой именно в этот момент. Он был очень хорош собой и, по-моему, очень эмоционален. Я заметила, что даже сэр Мэттью, который ворчал по поводу чрезмерной опеки доктора, тем не менее был явно рад его видеть. Я вспомнила, что Мэри-Джейн рассказала мне о том, как внимателен он был по отношению к ее сестре. Похоже, что жители округи должны быть благодарны его жене, которая, сделав жизнь дома для него невыносимой, невольно заставила его посвятить всего себя заботе о пациентах.

— Я знаю, что вы очень любите ездить верхом, — сказал он мне, — но теперь бы я посоветовал вам воздержаться от этого.

— Я понимаю, — ответила я.

— Вы сегодня были в Уорстусле? — спросила его Рут.

— Да.

— И, как всегда, вы удручены этим визитом, что, впрочем, неудивительно. — Рут повернулась ко мне. — Доктор Смит бесплатно предоставляет свои услуги не только тем из своих пациентов, которые не могут себе позволить ему заплатить, но и этой… больнице.

— Прошу вас, не делайте из меня святого, — смеясь, сказал доктор Смит. — Кто-то же должен оказывать этим несчастным медицинскую помощь. И потом, не забывайте, у меня есть и богатые пациенты. Я раскошеливаю богатых, чтобы помогать бедным.

— Настоящий Робин Гуд, — вставил Люк.

— Сэр Мэттью, — обратился к нему доктор Смит, — я хотел бы осмотреть вас, раз уж я здесь.

— На мой взгляд, в этом нет нужды, но если вы настаиваете, мне придется подчиниться. Только сначала вы вместе с нами поднимите бокал моего лучшего шампанского в честь предстоящего нам радостного события. Позвони, Люк, чтобы принесли шампанское.

Когда бокалы были наполнены, сэр Мэттью обнял меня и, подняв свой бокал, торжественно провозгласил:

— За моего внука!

После этого доктор пошел с сэром Мэттью в его комнату, а я — к себе. Мэри-Джейн, которой, видимо, очень нравилась новая для нее роль камеристки, разбирала мне постель.

— Спасибо, Мэри-Джейн.

— Вам что-нибудь еще понадобится, мадам?

Я сказала, что нет, и пожелала ей спокойной ночи, но, когда Мэри-Джейн уже была у дверей, я спросила ее:

— Мэри-Джейн, вы случайно не знаете место, которое называется Уорстуисл?

Она удивленно посмотрела на меня.

— Знаю, мадам. Это где-то в десяти милях от Хэрроугейта.

— А что за место?

— Это заведение, где держат сумасшедших, мадам.

— Вот что… Хорошо, Мэри-Джейн, спокойной ночи.

* * *

На следующее утро меня разбудила Мэри-Джейн, которая пришла, чтобы отдернуть шторы на окнах и принести мне воду для мытья.

Увидев, что шторы уже раздвинуты, а окна открыты настежь, она удивилась, так как, видимо, разделяла убеждение, что ночной воздух опасен для здоровья.

Я сказала ей, что закрываю окна на ночь только зимой, и, судя по взгляду, которым она мне ответила, она решила, что за мной нужен глаз да глаз.

Я приняла ванну и прошла по коридору в столовую, расположенную на том же этаже. Раньше я никогда не чувствовала себя особенно голодной по утрам, теперь же мне очень хотелось есть. «За двоих», — сказала я себе, накладывая на тарелку яичницу с беконом и почки. По заведенному в доме порядку завтрак был с восьми до девяти, и каждый сам обслуживал себя, беря то, что ему нравилось, с расставленных на буфете больших блюд.

Я позвонила, чтобы принесли кофе, и в этот момент в столовой появился Люк, а через несколько минут к нам присоединилась и Рут.

Она поинтересовалась тем, как мне спалось и чем я собираюсь себя занять в течение дня.

Я сказала, что собираюсь погулять и что мне не терпится навестить развалины аббатства.

— Они вас просто как магнит притягивают, — сказал Люк. — По-моему, вы в основном из-за них и вернулись.

— Вы не должны утомлять себя, — посоветовала Рут.

— Я прекрасно себя чувствую, так что об утомлении не может быть и речи.

Затем разговор перешел на события местной жизни, на благотворительные базары, которые викарий устраивает, чтобы собрать деньги на ремонт церкви, и тому подобное.

Утро было теплое и солнечное, и сразу после завтрака я отправилась гулять. Настроение у меня было на удивление безмятежным, и, даже подойдя к аббатству, я не ощутила ни капли той настороженности, которую раньше всегда испытывала среди его развалин. Освещенные ярким солнцем стены и каменные арки выглядели по-прежнему впечатляюще, но ничего таинственного или сверхъестественного я уже в них не замечала. Вспомнив, как напугана я была в тот вечер, когда я заблудилась в развалинах, я рассмеялась вслух.

После обеда, который прошел в обществе Рут и Люка, так как сэр Мэттью и его сестра ели каждый у себя в комнате, я пошла к себе и занялась составлением списка вещей, которые мне нужно будет купить. На самом деле с этим можно было подождать еще, по крайней мере, несколько недель, а то и месяцев, но мое нетерпение было так велико, что ждать я не хотела. Я села за стол у окна и начала писать, но тут в дверь постучали, и вошла тетя Сара.

— Я хочу показать тебе детскую, — сказала она с заговорщицким видом. — Пойдем со мной.

Я охотно пошла за ней, потому что мне было интересно увидеть детскую, в которой будет жить мой ребенок.

— Она в моем крыле, — говорила тетя Сара по дороге. — Я часто захожу туда. Потому все и говорят, что я впала в детство.

— Я уверена, что никто так не говорит.

— Говорят, я знаю. И мне это даже нравится — ведь если невозможно снова стать ребенком, остается только впасть в детство, чтобы забыть о своей старости.

Тем временем мы поднялись на верхний этаж и пошли по коридору, ведущему к переходу в восточное крыло дома. Когда мы проходили мимо двери, ведущей в нашу с Габриэлем спальню, у меня защемило сердце, но тетя Сара даже не взглянула на нее.

Как только мы оказались в восточной части дома, с ней снова произошла магическая перемена — она действительно словно впала в детство, и ее движения стали более живыми и энергичными, а на лице появилась безмятежная младенческая улыбка.

— Нам еще выше, — сказала она, открыв дверь, за которой я увидела короткий лестничный пролет. — Там, на самом верху, и есть детские комнаты: классная, дневная детская, спальня, комнаты няни и комната горничной.

Мы поднялись по лестнице, и тетя Сара открыла первую дверь.

— Это — классная, — сообщила она мне почти шепотом.

Я увидела просторную светлую комнату с тремя окнами и покатым потолком. Я поняла, что мы находимся под самой крышей. Я невольно посмотрела на окна и с облегчением увидела, что по традиции, распространяющейся на большинство детских комнат в Англии, они были заделаны металлическими перекладинами. Значит, мне не надо будет бояться, что мой ребенок выпадет из окна.

У одного из окон стоял большой стол, а рядом с ним — длинная скамья. Я подошла к нему и увидела, что его поверхность была покрыта царапинами, говорящими о том, что за ним училось не одно поколение Рокуэллов.

— Смотри, что здесь написано! — воскликнула тетя Сара.

Я пригляделась и прочла: «Хейгэр Рокуэлл».

— Она повсюду писала и вырезала свое имя. Если вы пройдетесь по дому, заглядывая в разные шкафы и тому подобное, вы сами в этом убедитесь. Отец говорил, что ей надо было родиться мальчиком, а не девочкой. Она всеми нами командовала, особенно Мэттью. Она не могла ему простить, что он — мальчик. Ведь, если бы было наоборот, она была сейчас здесь, а не в Келли Грейндж, а Саймон Редверс… Но что сейчас говорить — как бы ей не хотелось поменяться с Мэттью местами, этому не бывать.

— Саймон Редверс — ее внук?

— Да. Она души в нем не чает. — Тетя Сара подошла ко мне ближе. — Ей бы очень хотелось увидеть его хозяином этого дома, но это ведь невозможно, правда? Перед ним на очереди твой ребенок, а потом Люк. Но сначала твой ребенок… Мне надо послать купить еще шелка.