— Ничего страшного, но, пожалуй, я лучше останусь дома. Доктор сказал, что мне нельзя переутомляться, а у меня сегодня, как нарочно, какая-то слабость.

— Я останусь с вами, — объявила Рут. — Вы должны немедленно лечь.

— Нет-нет, — возразила я, — мне поможет Мэри-Джейн. Она прекрасно обо мне позаботится.

— Но мне все-таки кажется, что будет лучше, если я останусь.

— Если так, то я поеду с вами, потому что я не могу допустить, чтобы вы из-за меня пропустили рождественскую службу.

Видно было, что она колеблется, и в конце концов она сказала:

— Ну раз вы настаиваете… А что вы собираетесь делать?

— Пойду к себе и лягу. Мне очень хочется хорошо себя чувствовать потом, когда все соберутся.

Она кивнула и повернулась к груму:

— Ступайте и позовите сюда Мэри-Джейн, только живо, а то мы опаздываем на службу.

Через несколько минут из дома выбежала запыхавшаяся Мэри-Джейн.

— Миссис Рокуэлл нездоровится, и она не может ехать с нами в церковь, — сказала ей Рут. — Проводите ее в ее комнату и позаботьтесь о ней.

— Да, мадам, — ответила девушка.

Успокоившись на мой счет, Рут села в карету, и через несколько секунд они уже ехали в сторону церкви, а мы с Мэри-Джейн поднимались по лестнице. Как только мы вошли в мою спальню, я сказала:

— Мы сейчас снова пойдем на улицу, Мэри-Джейн.

— Но как же, мадам…

— Я совершенно нормально себя чувствую, и я бы поехала со всеми в церковь. Но я должна кое-что сделать, пока никого нет. Мы сейчас пойдем в аббатство.

Я велела ей закутаться в мою синюю накидку, сама надела другую, коричневую, и мы отправились в аббатство.

Нам нельзя было терять ни минуты, потому что, сколько времени нам понадобится, чтобы найти вход в подземелье, было неизвестно, но так или иначе к возвращению остальных мы должны были быть дома и вне подозрений.

По дороге я объяснила Мэри-Джейн цель нашего похода.

— Я изучила план аббатства, — сказала я. — Он у меня с собой. Оба раза, когда «монах» появлялся в развалинах, это происходило в одном и том же месте, около аркады, ведь так? А на плане рядом с этой аркадой показан вход в подземные кладовые.

— А что мы будем делать, если он опять появится? — спросила Мэри-Джейн.

— Не думаю, что это произойдет сегодня утром.

— Вот уж я бы ему сказала, если б он мне попался! Напугал меня до полусмерти, хотя я-то не в положении.

— Уж надеюсь, — сказала я, и мы обе расхохотались, хотя наш смех был немного нервным, потому что мы понимали, что имеем дело не с простым шутником и что во всей этой истории есть что-то зловещее. — В общем, мы должны узнать, есть ли какой-нибудь потайной ход, по которому из развалин можно попасть в дом. Ведь известно, что во время Гражданской войны от солдат Кромвеля на несколько лет были где-то спрятаны ценности из дома, а может, и его обитатели тоже. То есть все говорит в пользу того, что должен быть тайный проход между домом и аббатством.

Мэри-Джейн согласно кивнула.

— Я не удивлюсь, мадам. В этом доме так много всяких закоулков и потайных углов, что наверняка и подземный ход есть. Только бы его найти.

Оказавшись наконец среди развалин, мы дошли до аркады и пошли вдоль нее, переходя от контрфорса к контрфорсу, как это на моих глазах делал «монах». Таким образом мы подошли к развалинам строений, которые на плане назывались пекарней и солодовней. Перед нами оказались остатки витой каменной лестницы, и я была уверена, что это и есть спуск в погреба. Я уже почти на память помнила план и знала, что в этот момент мы находились в той части аббатства, которая ближе всего к нашему дому.

Осторожно спустившись по лестнице, мы увидели два прохода, ведущие в сторону дома. Когда-то это, несомненно, были подземные коридоры, но теперь, к моему разочарованию, крышей им служило небо — так же, как и нефу и приделам главной церкви. Тем не менее мы с Мэри-Джейн порознь пошли вдоль этих проходов, между которыми тянулась разделявшая их полуразрушенная стена. Пройдя ярдов пятьдесят, мы опять увидели друг друга, потому что два коридора вдруг слились в один, ведущий в помещение, которое вполне могло играть роль подземного жилища. Оно состояло из нескольких просторных комнат, и по тому, что осталось от кирпичных стен, служивших перегородками между ними, можно было легко представить себе планировку этих потайных апартаментов. Я решила, что именно здесь, должно быть, была спрятана драгоценная утварь Рокуэллов во время Гражданской войны. Ну, а если так, то именно отсюда должен был начинаться подземный ход, ведущий к дому, который нам предстояло найти.

Мы прошли через все эти помещения и оказались на самом краю развалин аббатства. Дом был совсем рядом, и нам его было прекрасно видно. Я знала, что в эту сторону обращена та его часть, где находится галерея менестрелей. Я была возбуждена и одновременно разочарована, потому что было похоже, что наши поиски зашли в тупик.

Мэри-Джейн растерянно посмотрела на меня, как бы спрашивая, что дальше, но я взглянула на часы и увидела, что, если мы сейчас же не пойдем домой, мы можем не успеть там оказаться до возвращения всех из церкви.

— Нам нужно идти, — сказала я, — но мы сюда еще вернемся.

Мэри-Джейн дала волю своему разочарованию, пнув ногой пару больших камней, опиравшихся на полуразрушенную стену. Они отозвались гулким звуком, но в том момент я не придала ему значения, так как мои мысли были заняты тем, что подумают и остальные, узнав, что я симулировала нездоровье, чтобы нанести визит в развалины.

— Ничего, продолжим в другой раз. Может, даже завтра, — успокоила я расстроенную Мэри-Джейн.

Мы вернулись домой более чем вовремя: я только успела войти к себе, как Мэри-Джейн пришла мне сказать, что внизу ожидает доктор Смит. Я тут же спустилась к нему.

— Кэтрин, — сказал он, беря меня за руку и вглядываясь мне в лицо, — как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо, — ответила я.

— Я встревожился, когда не увидел вас вместе со всеми на службе.

— Я просто подумала, что мне лучше остаться дома.

— Понятно. Вы просто решили отдохнуть. А я был там с дочерью, и при первой же возможности я вышел, чтобы вас проведать.

— Но вы зря волновались, ведь вам бы сообщили, если б я действительно заболела.

— Да нет, конечно, я понял, что ничего серьезного быть не должно, но все же хотелось самому в этом убедиться.

— Как вы внимательны ко мне! Между тем, я ведь даже и не совсем ваша пациентка. Когда подойдет мое время, в Киркландское Веселье приедет Джесси Данкуэйт.

— Тем не менее я буду настаивать на своем присутствии в ответственный момент.

— Пойдемте в зимнюю гостиную, — предложила я. — Там должен гореть камин.

Мы поднялись в гостиную, которая была очень изящно украшена ветками остролиста по стенам. Его блестящие красные ягоды в этом году были как никогда крупны и обильны.

— Девушка, которая была внизу, когда я приехал, это ваша горничная? — спросил доктор, когда мы расположились в креслах у камина. — У нее, кажется, есть сестра, которая только что родила.

— Да, так оно и есть. Мэри-Джейн была сама не своя в день, когда родился ребенок. Она пошла ее проведать, и знаете, кого она увидела по дороге домой?

Он смотрел на меня с довольной улыбкой, словно радуясь тому, что застал меня в таком приподнятом настроении.

— Вы очень удивитесь, — продолжала я, — когда я скажу вам, что Мэри-Джейн видела «монаха».

Улыбка сошла с его лица, и он изумленно переспросил:

— Она видела «монаха»?

— Да. Было очень холодно, и я заставила ее надеть одну из своих накидок, и она возвращалась домой через развалины. Там ей и встретился «монах», который устроил такое же представление, как и мне, повернувшись к ней и поманив ее рукой.

Он шумно вдохнул воздух и сказал:

— Неужели!

— Я пока никому об этом не говорила, но вы должны это знать, потому что вы думали, что я схожу с ума. Так вот: я абсолютно нормальна и совершенно спокойна. И кроме того, есть еще кое-какая хорошая новость.

— Я буду очень рад ее услышать.

— Я получила письмо из дома, — начала я и пересказала ему то, о чем там говорилось. Когда я закончила, у доктора был такой вид, будто у него гора упала с плеч. Он наклонился ко мне и крепко сжал мою ладонь в своих.

— Боже мой, Кэтрин, — сказал он взволнованно, — это действительно чудесная новость. Ничего более приятного я бы услышать не мог.

— Теперь вы понимаете, как я себя чувствую с тех пор, как это узнала! А когда еще и Мэри-Джейн увидела «монаха»… В общем, сейчас все уже по-другому — не так, как в тот ужасный день, когда вы сказали мне…

— Если бы вы знали, как я мучился после этого. Я не мог решить, правильно я сделал или нет, сказав вам это.

— Правильно, потому что гораздо лучше, когда все начистоту, и теперь зато все сомнения разрешились.

Вдруг он снова посерьезнел.

— Но, Кэтрин, вы говорите, что Мэри-Джейн видела призрака. Так что же это значит?

— Только то, что это не призрак, а кто-то, кто угрожает жизни моего ребенка. Я должна узнать, кто это. По крайней мере, я знаю, кто его сообщник.

Я замолчала, и он быстро переспросил:

— Вы знаете, кто сообщник?

Мне было непросто сообщить ему, что это его собственная дочь, поэтому я колебалась. Но он стал настаивать, и я решилась:

— Мне очень жаль, но в таком случае мне придется вам сказать, что во всем этом замешана Дамарис.

Доктор в ужасе уставился на меня.

— Она была со мной, когда я возвращалась от вас, — продолжала я. — Вы, может, помните, что настояли на том, чтобы она проводила меня домой. И вот тогда мы вместе и видели «монаха», но она притворилась, что ничего не видела.

— Дамарис! — прошептал он, словно про себя.

— Она не могла его не видеть, но при этом она это отрицала. Значит, ей известно, кто этот человек, который пытается вывести меня из равновесия. Раз она притворяется, что не видела его, понятно, что она с ним заодно.

— Этого не может быть! Почему… ради чего?

— Если бы я знала! Но кое-какие открытия мне все-таки удалось сделать за эти несколько дней. Беда в том, что я не знаю, кому я могу доверять.

— Это упрек, и я заслужил его. Вы должны мне поверить, Кэтрин, что я пережил настоящий кошмар, когда узнал, что в Уорстуисле есть некая Кэтрин Кордер и что она из вашей семьи. Я сказал об этом Рокуэллам — сэру Мэттью и Рут — потому что считал, что это мой долг. Я просто хотел поместить вас туда на несколько дней на обследование. Я вовсе не имел в виду, что вы должны остаться там… как это обычно бывает. Я только хотел помочь вам.

— Вы представляете себе, какой это был для меня удар, когда я услышала свое имя в связи с этим заведением?

— Да, да, конечно. Но это… просто какой-то кошмар — Дамарис, моя дочь, замешана в этой истории! Здесь что-то не так. Вы кому-нибудь говорили об этом?

— Пока нет.

— Я понимаю. Вы считаете, что чем меньше людей об этом знает, тем легче будет разоблачить вашего недруга. Но я рад, что вы поделились со мной.

В дверь постучали, и вошел Уильям.

— Прибыли миссис Рокуэлл-Редверс и мистер Редверс, мадам.

Мы встали и вместе пошли вниз, чтобы поздороваться с Саймоном и Хейгэр.

В этот день после обеда у нас с Саймоном выдалась возможность поговорить. Старшие члены семьи разошлись по своим комнатам отдыхать; где были Рут и Люк, я не знала. Но перед этим Рут сказала мне, что раз я неважно себя чувствовала утром, то мне лучше тоже отправиться к себе и полежать. Я сначала так и сделала, но уже через десять минут мне стало скучно и я пошла в зимнюю гостиную, где увидела Саймона, в задумчивости сидящего у камина.

Увидев меня, он радостно встал мне навстречу.

— Вы так и сияете вся сегодня с тех пор, как мы приехали, — сказал он. — Вас просто не узнать. Я уверен, что произошло что-то очень хорошее. Вы что-нибудь узнали?

Я почувствовала, что краснею от удовольствия. Комплименты Саймона всегда были искренни, и поэтому, значит, у меня и правда был сияющий вид.

Мы сели, и я рассказала ему о письме и о приключении Мэри-Джейн.

Я была в восторге оттого, как он воспринял известие о том, кто были мои родители. Его лицо все сильнее расплывалось в улыбке, и в конце концов он рассмеялся.

— Лучшей новости, Кэтрин, для вас и не могло быть, ведь правда? — сказал он. — А что до меня, так… — он наклонился ко мне и заглянул мне в глаза, — если бы даже все ваши предки как один были бы буйно помешанными, я все равно сказал бы, что вы самый здравый и нормальный человек, которого я знаю.

Я рассмеялась вслед за ним. Мне было так хорошо сидеть с ним вдвоем в уютной красивой комнате у камина, и мне пришло в голову, что не будь я вдовой, наш тет-а-тет считался бы неприличным.