— Наконец-то мы одни, Дамарис! — произнес голос, звук которого причинил мне почти физическую боль. Меня поразили не только слова, но и тон, которым они были произнесены. В нем была и нежность, и страсть, и я подумала, что такого тона я не слышала еще никогда. Это был голос Саймона.

Вслед за ним заговорила Дамарис:

— Я боюсь, мой отец будет очень недоволен, если застанет нас вдвоем.

— В таких делах, Дамарис, мы стремимся доставить удовольствие не нашим отцам, а самим себе.

— Но он же сегодня здесь и, может, даже сейчас наблюдает за нами.

Саймон рассмеялся, и в этот момент они оба вышли из-под галереи к середине комнаты. Я увидела, что его рука обнимает Дамарис за плечи. Я отвернулась, не в силах на это смотреть и боясь, что они могут нас заметить. Если бы Саймон увидел, что я тайком подсматриваю, как он флиртует с Дамарис, мое унижение было бы невыносимым. Я пошла прочь из галереи, и доктор последовал за мной. Мы вместе поднялись на второй этаж. Он был очень озабочен и, казалось, забыл о моем присутствии. Я не сомневалась, что он разволновался из-за Дамарис.

— Я запрещу ей видеться с этим… донжуаном! — вдруг сказал он.

Я промолчала. Мои руки были сжаты вместе, и под ладонью левой руки я чувствовала камень кольца, которое еще совсем недавно означало для меня так много.

— Может быть, запрещать бесполезно, — наконец сказала я.

— Ей придется мне подчиниться, — отрезал он, и, взглянув на него, я увидела вздувшиеся на висках сосуды. Я еще ни разу не видела его в таком возбуждении и поняла, что он действительно обожает свою дочь. Я почувствовала к нему невольную симпатию, потому что мне самой временами очень не хватало любви и заботы отца, который был так далеко от меня.

— Он из тех людей, — сказала я с невольным негодованием, — которые всегда найдут способ добиться того, чего им хочется.

— Простите меня, — сказал доктор. — За своим огорчением я забыл о вас. Вам давно пора уже быть в постели. Почему вы вообще оказались на галерее?

— Я не могла заснуть. Я была слишком возбуждена.

— Ну что ж, по крайней мере, это предупреждение для нас обоих.

— А почему вы пришли на галерею? — вдруг спросила я.

— Я знал, что они вдвоем в холле.

— Понятно. А вы были бы против того, чтобы они поженились?

— Поженились? Вот уж нет! Он не предложит ей стать его женой. У его бабки насчет него совсем другие планы. Он женится на той, кого она ему выберет, и это не будет моя дочь. Ну и потом… она предназначена Люку.

— Да? Но она сама, похоже, так не думает.

— Люк ей очень предан. Если бы они были чуть старше, они бы уже поженились. Будет ужасно, если ее погубит этот…

— Вы не очень высокого мнения о его чести.

— О его чести! Вы здесь недавно, и поэтому еще не успели узнать, какая у него репутация в округе. Но я вас задерживаю, уже поздно. Я сейчас же увезу Дамарис домой. Спокойной ночи, Кэтрин.

Я вернулась к себе в таком подавленном состоянии, что даже забыла запереть на ночь дверь. Но меня никто не побеспокоил, и всю ночь я была наедине со своими мыслями и переживаниями. В эту ночь я поняла, сколь сильны были мои чувства к Саймону, и начала винить себя за то, что позволила им стать таковыми. Это произошло незаметно, потому что сначала мне казалось, что он вызывает у меня неприязнь, временами даже ненависть, а тем временем я привязывалась к нему все больше и больше.

Он обманщик, думала я, пытаясь прогнать воспоминание о страсти, звучавшей в его голосе и обращенной к Дамарис. Он действительно донжуан, который готов развлекаться с любой женщиной, оказавшейся рядом. Я случайно оказалась рядом и позволила ему вскружить себе голову. Какой же дурочкой я должна была ему казаться, и как я ненавидела его теперь за то, что он дал мне осознать мою собственную глупость! Ненависть и любовь… Иногда они идут рядом и так близко друг от друга, что их трудно различить.

VII

Я долго не могла заснуть этой ночью, и поэтому с трудом пришла в себя, когда меня под утро разбудила Мэри-Джейн. Было еще совсем темно, и у нее в руке горела свеча.

— Мэри-Джейн! — воскликнула я. — Который час?

— Шесть часов, мадам.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, мадам, просто я вчера весь день хотела вам сказать, но со всей этой суетой у меня и минуты свободной не было. Я нашла его вчера, мадам. Когда мы готовили холл к приему гостей.

Окончательно проснувшись, я резко села в кровати и спросила:

— Мэри-Джейн, вы что, нашли подземный ход?

— Мне так кажется, мадам. Он в галерее, в стенном шкафу. Там, в полу, две доски, между которыми просвет, и я просунула туда пальцы и подняла одну из досок. А под ней темная дыра, я взяла свечу, посветила вниз, а там ступени. Это все, мадам. Меня как раз позвал Уильям, и я приладила доску на место и никому ничего не сказала. А потом мне пришлось идти помогать на кухню, и я вас уже не увидела, но я всю ночь об этом думала.

— Мы должны сейчас же посмотреть, что там такое.

— Я вот и подумала, мадам, что вы захотите туда заглянуть.

— Кто-нибудь уже встал?

— Только слуги, мадам, но они все пока в другом крыле дома. Но через полчаса они придут убираться в холле.

— Значит, надо торопиться, — сказала я, вставая. Не тратя времени на одевание, я накинула халат, и мы с Мэри-Джейн отправились в галерею. Мне казалось, что вот-вот откуда-нибудь появится Люк, но так как со мною была Мэри-Джейн, он все равно ничего не смог бы со мной сделать.

Меня всю трясло от волнения, потому что подземный ход, если это действительно был он, был тем доказательством, в котором я так нуждалась.

В доме стояла полная тишина, и поэтому мне казалось, что наши шаги слышны по всей лестнице. Но в результате мы дошли до галереи без приключений, и нас никто не услышал.

Осторожно закрыв за нами дверь, Мэри-Джейн передала мне свечу, а сама открыла шкаф, опустилась на колени и приподняла одну из досок в полу. Я наклонилась над отверстием со свечой в руке и увидела ступени, о которых она говорила. Мне ужасно хотелось попробовать спуститься туда, но до ближайшей к нам ступени было довольно далеко, и мне пришлось бы спрыгнуть, чтобы на нее попасть, и я решила, что мне лучше этого не делать.

Я посмотрела на тонкую и гибкую фигурку Мэри-Джейн и решила, что ей не составит труда пролезть в отверстие между досками.

— Полезайте вниз, Мэри-Джейн, — сказала я. — Я вам передам свечу, и вы просто оглядитесь там и скажете мне, что там видно.

Она слегка побледнела, но я знала, что показаться трусихой она ни за что не захочет, и была права, потому что после секундного колебания она спустила ноги в отверстие и проскользнула между досками. Как только ее ноги оказались на верхней ступеньке, я передала ей свечу.

Осмотревшись, она сказала:

— Здесь как будто комната — большая такая, только очень уж здесь холодно.

— Ну, посмотрите еще минутку и назад, — велела я ей. — А потом мы все-таки попробуем найти вход со стороны аббатства.

Некоторое время после этого было тихо, и я заглянула в отверстие. Мэри-Джейн медленно спускалась по ступеням, и я окликнула ее, призывая быть осторожной.

— Не волнуйтесь, мадам, — ответила она, — тут крепкие ступени.

Я снова услышала ее голос, только когда она добралась до конца лестницы.

— Я вижу свет в конце коридора — там, должно быть, и есть выход наружу. Я быстренько сбегаю туда и посмотрю.

У меня бешено заколотилось сердце. Мне так хотелось вместе с Мэри-Джейн оказаться внизу и самой все увидеть, но я боялась оступиться и упасть с каменных ступеней, ведущих вниз. Я обернулась и посмотрела через плечо. У меня все время было такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Однако на галерее никого кроме меня не было, и во всем доме стояла тишина.

Снизу снова раздался голос Мэри-Джейн.

— Я тут кое-что нашла, мадам.

— Я вас не вижу. Где вы?

Ее голос был еле слышен.

— У меня чуть не погасла свеча, мадам.

— Сейчас же возвращайтесь, Мэри-Джейн. Захватите то, что вы нашли, если можете это поднять, и идите сюда.

— Но, мадам…

— Немедленно возвращайтесь, — приказала я. Через минуту-другую я наконец увидела внизу огонек свечи и вздохнула свободнее.

Вскоре Мэри-Джейн появилась на ступеньках каменной лестницы, держа в руке свечу и сжимая что-то под мышкой. Она протянула мне вверх свою находку, и я тут же поняла, что это была монашеская ряса. Я приняла от Мэри-Джейн ее свечу, и через секунду она уже выкарабкалась из отверстия между досок и оказалась рядом со мной.

— Я испугалась, когда вы исчезли из виду, — сказала я.

— Я вообще-то сама там тоже не очень-то храбрилась. Аж дрожь пробирала!

— Вы действительно дрожите, Мэри-Джейн. Вы закоченели!

— Да, там холодно, прямо жуть. Но зато я нашла рясу!

— Пошли скорее ко мне, а то нас еще кто-нибудь здесь застанет.

Мы опустили на место доску в полу стенного шкафа так, чтобы не было заметно, что ее трогали, завесили шкаф гобеленом и, взяв рясу, пошли в мою комнату.

Когда мы вошли, Мэри-Джейн набросила на себя рясу, и меня передернуло.

— Снимите ее сейчас же, — сказала я. — Мы должны подумать, как ее сохранить. Теперь, если кто-нибудь опять посмеет сказать, что у меня видения, потому что я теряю рассудок, мы им сможем доказать, что это никакие не видения.

— Может, нам лучше сразу показать кому-нибудь эту рясу?

Еще накануне я бы ответила: «Да, мы покажем ее мистеру Редверсу». Но теперь я уже не могла этого сказать. Саймону я больше уже не доверяла, а уж если я не доверяла ему, то никому другому и подавно.

— Нет, Мэри-Джейн, пока мы никому ничего не скажем, — сказала я. — Мы спрячем наше доказательство в моей спальне. Я запру его в своем гардеробе, чтобы никто его не украл.

— Ну, а что же дальше, мадам?

Я взглянула на часы и увидела, что было уже семь.

— Пока что вы лучше идите, потому что вас могут хватиться. Я снова лягу в постель, и вы мне как обычно принесете завтрак. Воду для мытья принесите пораньше. Ну, а я тем временем подумаю, что мне делать дальше.

— Да, мадам, — сказала она и вышла.

* * *

Через некоторое время ко мне зашла Рут, чтобы узнать, как я себя чувствую.

— У вас по-прежнему усталый вид, — сказала она. — Вчерашний день оказался для вас слишком утомительным.

— Это правда, — согласилась я.

— Тогда я бы на вашем месте не выходила из комнаты. Всех гостей я возьму на себя, а вы как следует отдохните и, если к вечеру вам будет лучше, то спуститесь к ужину. Вечером мы никого уже не ждем, будут только свои. Саймон и Хейгэр уезжают завтра рано утром. Их карета всегда приезжает за ними ровно в девять тридцать на утро после Дня подарков.

— Да, я с удовольствием посижу у себя сегодня, — сказала я.

Таким образом, я весь день провела в своей комнате, лежа на кровати и в который раз обдумывая все, что произошло со времени моей первой встречи с Габриэлем и Пятницей. Да, Габриэль понимал, что кто-то пытался его убить среди развалин аббатства, и ему было страшно. Он надеялся, что я помогу ему избавиться от этого страха. Потом был этот вечер накануне его гибели, когда Пятница почуял кого-то в коридоре и залаял. Если бы не он, Габриэль погиб бы уже в ту ночь. Понятно, что Пятницу убрали, чтобы он опять не помешал подстеречь Габриэля. Сара все это знала и потому изобразила на своей вышивке. Как бы узнать, что ей еще известно? Итак, Габриэль был убит, а я не представляла никакого интереса для убийцы, пока не выяснилось, что я жду ребенка. План выдать меня за сумасшедшую, должно быть, возник, когда доктор Смит рассказал Рокуэллам, что в Уорстуисле якобы содержится моя мать.

Чей же дьявольский ум породил эту цепь злодейств? Я не думала, что конечной целью было отправить меня в Уорстуисл, скорее другое: внушить мне самой и другим, что у меня помутился рассудок и тем самым толкнуть меня на самоубийство еще до рождения ребенка.

«А почему, собственно, я думаю об этом плане в прошедшем времени, — спросила я себя. — Что сделает мой потенциальный убийца, обнаружив исчезновение рясы из своего тайника?» Не исключено, что он решит, что настало время действовать, не откладывая.

Я так и не знала, что мне делать. Вернуться в Глен-хаус? Но как я могла это сделать незаметно? А объявив о своем решении, я могла спровоцировать убийцу на немедленные действия. Так или иначе я была уверена, что он сделает все, чтобы не выпустить меня из этого дома.

Я снова подумала о том, кто это мог быть. Люк? Саймон? Нет, я старалась прогнать от себя мысли о Саймоне. Это Люк, внушала я себе, Люк. И Дамарис с ним заодно.