Шум голосов на задней поляне известил, что негры достигли следующей стадии празднования. Поль поднялся со своего стула. Дэнис принес отцу его старый охотничий рог, который висел на стене кабинета. Они вышли на заднюю веранду в сопровождении остальных членов семьи. Поль трижды протрубил в рог. Тут же все негритянские дети прекратили галдеж и беготню и подлетели к веранде.

На полу веранды лежала гора празднично упакованных подарков. Толпа детей подалась вперед. Их родители сделали то же самое. «С Новым годом, с Новым годом»! Они махали руками и кричали людям, стоявшим на веранде, и дети де Монтеня отзывались таким же образом.

Поль и Дэнис начали распределять подарки. Мама Рэйчел, Тестут, Мио, Мимси и Джуни помогали им. Джуни была прехорошенькой в своем новом платье. Она так выставлялась перед своими родственниками, оставшимися за ступеньками веранды, что в конечном итоге ее мать подошла к ней и взяла ее за руку, но тут же перехватила за ухо.

— Ты знаешь, что мистер Поль не любит подобных вещей, по крайней мере от шестнадцатилетней негритянки, которая вполне может работать на плантации.

— Да, мэм, — пролепетала Джуни и потерла ухо.

Каждая негритянская семья выходила вперед по мере того, как называли ее фамилию. Дэниелу — новый комплект одежды, его жене — новое платье и шейный платок, их ораве ребятишек — ботинки, штаны и деревянные игрушки. Уилл получил новые сапоги, а его жена Саломея, которая опять родила в этом году, два новых платья. К основным подаркам примешивалась всякая утварь: котелки, сковородки, ковшики…

Церемония вручения подарков продолжалась до тех пор, пока каждый негр не получил что-нибудь из того, что ему требовалось, а также в соответствии с тем, насколько хорошо, по мнению Поля, он работал в течение года.

Сиси, кухарка, в одной руке держала новое платье, другой громко ударила в железный треугольник. Услышав звук, негры понеслись к столам, установленным под их новогодним деревом, а де Монтени отправились в дом — к своему собственному завтраку. В первое утро нового года рабам достались: толстые куски французского хлеба, жареные устрицы, яйца, молоко и масло. Существовало поверье, что если на Новый год у тебя в животе пусто, то до следующего года там ничего не появится.

После завтрака полным ходом начались приготовления к балу. Те из гостей, которые жили в отдалении, уже начали съезжаться. Их экипажи или лодки подъезжали к парадному подъезду. Для рабов тоже устраивался бал. Он проходил на сахароперерабатывающем заводе, который предварительно убрали и вымыли.


С наступлением темноты дом буквально вспыхнул тысячами свечей. К пирсу был пришвартован новый пароходик «Прекрасная Салли», который по желанию Поля был даже освящен. Обе палубы освещались разноцветными огоньками. Предполагалось, что после ужина для молодежи будет устроен полуночный круиз.

Дина спустилась со ступеней, держась за руку Фелисии. Сердце у нее было в пятках. Дом, казалось, вот-вот развалится от присутствующего в нем народа в парадно-выходных костюмах. Все они смеялись, пили шампанское, заводили разговор со старыми друзьями.

Вдруг наступила тишина, которая разорвалась громом аплодисментов, когда невесты спустились в зал. Фелисия подставляла щеку для поцелуя старым дамам, протягивала ручку молодым людям. Дина повторяла все ее движения. Глаза обеих сверкали, когда они принимали поздравления с наилучшими пожеланиями. Обе они были одеты в розовые платья с шелковыми перевязями, отделанными бледно-кремового цвета лентами. На плечах были накинуты накидки. На ногах у Дины были небольшие туфельки того же бежевого цвета. Прическу Мама Рэйчел и Джуни постарались убрать в шиньон, из-под которого выбивались завитушки, и все это было украшено желтыми и розовыми розами.

Дэнис, видя ее испуг, пробился к ней сквозь толпу и взял ее за руку. Вокруг них начали раздаваться выкрики: «С наилучшими пожеланиями»

— Вы великолепны, мадемуазель! Дэнис, тебе досталась красавица.

— Вы выходите за Дэниса, а я помню его еще вот таким.

— Да, и ужасно непослушным, помнится, он положил лягушку в мой грог. Но теперь он так вырос, так изменился.

Старые леди хлопали ее по ладони, один старичок с ухмылкой похлопал ее по щеке. Дина с облегчением обнаружила, что никто не ставит ей в упрек ее акцент и никто не заговаривает о ее семье. Она улыбнулась куда менее напряженно, когда Дэнис вывел ее на танцевальную площадку.

Дэнис, с гордостью улыбаясь ей, точно знал, что многие в этом зале считают, что мадемуазель Мишле приехала из северных городов. Не проводили они параллелей и между элегантной девушкой рядом с ним и семьей Мишле из «Бэй Руж». Старый Викториен Мишле и его компания не присутствовали на балу. Их разубедили в этом, выставив им телегу с провиантом и бочонок виски. Все это было доставлено им в дом, где они могли выпить за здоровье невесты и не устраивать пьяных дебошей с гостями.

Музыканты, специально выписанные по этому случаю из Нового Орлеана и одетые в костюмы восемнадцатого века, заиграли первый вальс. И Роман и Дэнис вывели своих невест на полированный дубовый пол. Под аплодисменты две пары сделали два круга вокруг зала, прежде чем к ним присоединились сначала Поль с Салли, а затем, смеясь и кружась, остальные.

Танцуя с Дэнисом, Дина вспомнила насмешки сестры по поводу Золушки, ждущей своего принца, и счастливо закрыла глаза. Она больше не следила за шагами, это у нее получалось само собой в такт музыки. В конце концов она нашла своего принца.

Фелисия откинулась назад на руке у Романа и мило улыбнулась ему.

— Счастлива, моя дорогая? — Роман прикоснулся губами к ее лбу.

— Да, — И глаза ее заблестели от удовольствия.

Подумав недельку над словами матери о детях и их происхождении и учитывая то сладостное ощущение, которое она почувствовала, когда Роман положил ей руки на талию, Фелисия решила, что весь процесс может быть таким же знакомым, каким казался до разговора с матерью. Салли уверяла ее, что это приятно, когда привыкаешь, сейчас она думала, что приятным может быть и сам процесс привыкания.

Одна только Холлис мрачно наблюдала за происходящим. На ней было мягкое вельветовое платье зеленого цвета, которое делало ее глаза необычайно красивыми — цвета травы. Она бесспорно была одной из красивейших женщин на этом балу, но выражение лица делало ее какой-то встревоженно-обеспокоенной.

В результате Мама Рэйчел, которая сновала по залу с подносом в руках, на котором стоял один из любимых женских напитков, подойдя к ней, взяла ее за руку с явным намерением поговорить с ней.

— Не читай мне нотаций, — упредила ее Холлис.

Она бросила злобный взгляд на Фелисию, на белой шее которой четко контрастировали сапфиры, подаренные Романом. «Как бы я хотела задушить ее этим самым ожерельем», — подумала она.

Мама Рэйчел посмотрела на Холлис взглядом куда более добродушным, чем та ожидала увидеть.

— Дорогуша, ты не должна желать получить его. Любой другой мужчина в этой комнате, который в состоянии ходить, не упустит шанса жениться на тебе.

— Они все такие неинтересные. Или же они такие же старые, как Метуселан, и так же еле живы.

Она качнула головой.

— В любом случае я не уверена, что хочу еще раз выйти замуж.

Теперь она уже не признается, что хотела выйти замуж за Романа не без корысти.

— Зря расстраиваешься. Вот подумай чуть-чуть. Твой отец собирается взять тебя в Вашингтон. И уже там-то нет неинтересных мужчин, там все они метят в правительство.

— Я не была уверена, но теперь думаю, что поеду. Я не думаю, что смогу остаться здесь среди этих четверых, посыпающих друг друга сахаром. Я думаю, ты права. Мужчины в Вашингтоне имеют власть. Они любят женщин, а не каких-нибудь жалких девчонок.

— Моя школа. — Мама удовлетворенно похлопала Холлис по руке.

Тут же она подумала, что надо сказать мистеру Полю, чтобы он и ее взял с собой. Она не собиралась сейчас говорить Холлис об этом, но и отпускать ее одну в Вашингтон — тоже. Изучая сейчас расчетливое лицо Холлис, Мама Рэйчел подумала и решила, что надо бы выдать Холлис замуж, и чем быстрее, тем лучше.

Поль, принимая поздравления по случаю помолвки его детей, своей победы на выборах и проведения шикарного бала, увидел Холлис, которая одарила улыбкой, а потом положила руку на плечо молодому Алану Рилексу, чтобы станцевать кадриль, и с облегчением вздохнул. Его своевольная старшая дочь могла быть идеальной компанией, когда хотела, и страшной занудной, когда не хотела. Салли танцевала с каким-то старым дальним родственником, который был одет в штаны по колено, а дальше в высокие носки. Он был в придачу ко всему еще и глухой, и поэтому голос Салли был слышен даже несмотря на музыку. Поль улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Когда же Поль повернулся, чтобы продолжить разговор с человеком, с которым он его до этого вел, он с удивлением обнаружил вместо него Адель.

— Если месье соизволит извинить меня, — сказала она, — то я хотела бы поговорить с кузеном Полем.

Хотя ее лицо ничего не выражало, Поль извинился перед компанией с чувством беспокойства. Адель избегала его, что ж, этого следовало ожидать после их разговора в большой гостиной. Теперь в ее глазах не было такой неуверенности и страха.

Скорее наоборот, они выражали что-то победоносное, скрытое за напускным равнодушием на лице. Поль неохотно последовал за ней, когда она повела его в небольшой альков в конце зала, который использовался, в основном для отдыха женщин, которым становилось дурно, или оккупировался молоденькой парой, пока Мама не могла этого заметить. На голове у Адели были какие-то искусственным путем сделанные завитушки, которые, как считал Поль, ей не шли.

— В чем дело, я не должен уходить от гостей.

— Я беременна.

— О Боже, ради всего святого. — Поль с трудом контролировал себя.

Адель смотрела на него, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Это не твой, это Люсьена.

— Люсьена?

Лицо Адели, слегка заплывшее из-за беременности, выглядело очень самодовольным.

— Видишь, как твоя семья обошлась со мной.

«Она выглядит не ошеломленной, скорее заинтересованной, — отметил про себя Поль. — Женщина, которая достигла своей цели». Он изменил тон.

— Ты сказала Люсьену? — это был приказ.

— Нет, — уверенно ответила Адель. — Люсьен сделает то, что ты ему велишь.

Поль застонал. Он знал, какой камень был у него на шее. Еще несколько недель назад он начал подозревать, что она не столько любила его, сколько использовала. Но после того, как сам занимался с ней любовью, узнать, что она беременна от твоего же сына!.. Это будет неимоверный скандал и пострадают от него все без исключения.

Глядя на лицо Поля, Адель самодовольно подумала, что была права, что совесть этого человека победит. Тошнота подступила ей к горлу. Теперь она была не просто уверена, что у нее будет ребенок, она чувствовала это… Она попыталась сфокусировать внимание на мерцающем танцевальном зале. Ей все еще казалось, что это недостаточная цена. «У меня будет только один ребенок», — подумала она. Но история, которая завела ее так далеко, может и должна повториться. «Один раз я могу сделать все».

— Что ты будешь делать теперь, когда твоя семья меня так опозорила?

Поль промолчал, хотя хотел многое сказать.

Если она должна будет стать ему родственницей, пусть и нежелательной, то должно быть этому и оформление. Люсьен все это затеял. Люсьен всегда пользовался вниманием у людей. И использовал их. И теперь вот его самого взяли в оборот, и выхода отсюда не было.

— Люсьен женится на тебе, — сказал Поль, контролируя выражение своего лица. — И как можно скорее.

— Спасибо, — мягко ответила Адель.

— Я бы не стал заранее благодарить. Боюсь, тебе придется доказать, что ты заслуживаешь его.


Поль пробирался сквозь массу народа в зале в поисках Люсьена. Он нашел его в саду с тремя друзьями, разливающим последнюю бутылку шампанского в бокалы.

— К сожалению, это все.

Молодой человек в панталонах цвета незрелого лимона и короткой курточке недоверчиво заглянул в бутылку.

— Добрый вечер, месье де Монтень, — добавил он, когда Поль подошел. Он махнул рукой в сторону освещенного сада и добавил:

— Замечательный бал.

— Да, он действительно становится замечательным. Люсьен, пойдем в летний домик, мне нужно поговорить с тобой.

— Это несправедливо, — сказал Люсьен, пока его приятели, пожав плечами, пошли искать шампанское без него. — Я не заслужил, чтобы мой отец обращался со мной, как с сосунком возраста Эмилии.

Сегодня ночью за ним не было никаких грехов, и он чувствовал себя очень уверенно.

— Тебя бы следовало отлупить, но то, что тебя ожидает, пострашнее.

Он посмотрел, как шатающееся трио исчезло в стороне от дома.

— Они так пьяны, что не заметили бы, если бы гоблины вышли из парка и унесли бы тебя, — сказал он презрительно. — Сдается мне, что и ты не лучше.