Пока он так говорил, Вриндамала понемногу оправилась от смущения, пришла в себя от похвал и решилась спросить брахмана насчет тех слов, какие обронила Мурадеви при расставании с Чанакьей.

— Мурадеви? — удивился брахман. — Мурадеви послала привет матери и брату. Да ты сама знаешь, что обычно передают женщины с теми, кто держит путь в их родительский дом. То же сказала и Мурадеви. Я даже толком все и не запомнил. Понял главное, что она счастлива, что кончились ее горести. Еще просила, чтобы прислали к ней племянника. Вот и все, пожалуй.

— Нет, нет, — воскликнула Вриндамала, — это не были слова привета! «Хорошо, что ко мне придет помощь. Но если бы этого и не случилось, я все равно исполнила бы свою клятву» — вот что она сказала. Я хорошо слышала. Что это значит?

Чанакья слегка смутился от неожиданности, но сумел это скрыть и, точно что-то припоминая, пробормотал:

— «Клятва»? «Помощь»? Она так говорила? Что-то я не помню. Нет… нет… Кажется, в самом деле… Да, она сказала, что хочет, чтобы кто-нибудь из родных приехал поддержать ее. Сейчас она в милости у раджи, но счастье переменчиво, а враги ее не дремлют, поэтому хорошо бы иметь около себя кого-нибудь из близких. До сих пор родные словно забыли про нее, но теперь пусть явится кто-нибудь, мать или племянник. Иначе она и думать забудет, что есть у нее родительский дом, и никого больше видеть не пожелает. В том и была ее клятва. Ничего больше.

Вриндамала недоверчиво выслушала брахмана и почему-то усомнилась в истинности его слов. Нет, не о той клятве говорила Мурадеви, — чувствовало ее сердце. Но она ничего не спросила у Чанакьи и спрятала глубоко в душе свои сомнения.

На другой день брахман покинул город. В пути он думал о том, чего уже достиг и как много еще предстоит сделать для исполнения задуманного. Он нащупал трещину в здании царского благополучия, он приобрел верную помощницу. Но как быть дальше? Он пообещал, что вскоре вернется в Паталипутру с будто бы сыном раджи киратов, который, пользуясь родством, сможет завершить свое воспитание при дворе Дханананда. Но сам он, Чанакья, беден, а Чандрагупта взращен пастухами. Где взять нужные средства, чтобы достойно снарядить юношу, окружить подобающей свитой? В их лесной обители не сыщешь и разменной ракушки, а тут требуются золото и драгоценности. И медлить нельзя. Нужно сразу же вернуться в Магадху. А там тоже предстоят большие расходы. Теперь понадобится иметь и слуг и тайных соглядатаев. Всем придется платить, никто не станет служить даром, тут не помогут хитрые речи. Где же взять денег?

Чанакья в самом деле был нищ, да никогда и не стремился к богатству. Трудно было найти человека более неприхотливого и лишенного всякой корысти, чем Чанакья. И теперь он размышлял о богатстве лишь потому, что без него невозможно было исполнить задуманное.

Наконец он решил, что не стоит пока ломать голову, что так или иначе он что-нибудь придумает, и мысли его потекли в другом направлении. Как-то там в обители управился с делами Чандрагупта? Совладал ли с юными бхилами, кхаси, гондами? Или, может, не справился, рассорился со всеми по молодости? При нем самом все шло легко, по заведенному порядку. Он обучал юношей разным наукам, а те служили ему, собирали для него плоды и корни, сами кормились охотой. Поддерживали обитель и раджи, сыновья которых учились у знаменитого брахмана. А что там теперь?

Так раздумывая и тревожась, подвигался Чанакья к пределам своей обители. И чем ближе подходил, тем сильнее становилось его беспокойство. Но у самых границ обители тревоги на время оставили его. Он стал думать о том, как встретит его любимый ученик, что скажет, как, должно быть, обрадуется. Нетерпение и счастливое предчувствие переполняли его душу. Отчего бы это? Знать, хорошие вести ожидают его!

И вот брахман ступил на землю своей обители. Он сразу услышал радостный гул вдали, шум, крики, ликующие возгласы. Наверное, подумал Чанакья, кто-то из его учеников отличился на охоте. Что же там за добыча — лесной буйвол, тур, горный баран или, может быть, тигр? «Кстати я пришел, им приятно будет похвалиться своей удачей». И он пошел в ту сторону, откуда слышался шум. Сквозь деревья и заросли он увидел, что все его ученики собрались на поляне, что Чандрагупта стоит в центре, тут же что-то сложено в кучу. Рядом он разглядел группу связанных пленников греков. Все юноши возбужденно шумели. Чанакья решил спрятаться за деревьями и послушать немного, о чем они говорят. И он услышал:

— Чандрагупта! — говорил один из учеников. — Будь здесь сегодня учитель, он похвалил бы тебя…

— Почему «тебя», Вираврата? Скажи «нас». У меня заслуги не больше, чем у всех остальных. И хватит об этом. А вот что мы станем делать с таким богатством? Я предлагаю оставить все как есть, а когда вернется наш учитель, сложить как дар к его ногам. Вы согласны со мной?

— Согласны, согласны!

— Конечно, Чандрагупта! О чем ты спрашиваешь?

Чанакья не мог больше оставаться в укрытии. Он шагнул из тени деревьев на свет, к своим ученикам:

— Дети мои! Долгой вам жизни! Я несказанно счастлив узнать о вашей любви и преданности.

Он вышел на поляну, и блеск золота ослепил его — груда сокровищ у ног Чандрагупты сияла и переливалась.

Не нужно и рассказывать, с каким восторгом встретили юноши своего учителя, о котором только что вспоминали. Когда первый пыл встречи немного улегся и все выразили любовь и почтение наставнику, кто-то принес для него шкуру антилопы, и один из учеников, Вираврата, начал рассказ:

— Сегодня Чандрагупта повел нас против греков. Это был отряд в пятьсот или шестьсот человек. И Чандрагупта обратил их в бегство. Многие были убиты, других мы взяли в плен…

— Учитель, — вмешался другой юноша, — они напали на соседнего раджу, грабили бедняков. Они отняли сокровища у раджи и везли их своему царю Селевку Никатору. А Чандрагупта…

— Учитель, — перебил Чандрагупта, — почему он говорит обо мне одном? Мы все вместе одержали сегодня победу. И все богатства, добытые нами, мы отдаем вам в дар, а этих пленников считайте своими рабами. Ваш приход сегодня — нежданная милость для нас. Примите же наше подношение и благословите нас.

И тут все ученики разом закричали:

— Пусть здравствует учитель!

— Да здравствует благородный Чанакья!

Слезы любви наполнили глаза брахмана, судорога перехватила горло. Не в силах вымолвить ни слова, он привлек к себе Чандрагупту, Вираврату и других учеников и, немного справившись с волнением, сказал только:

— Дети мои, вы не ведаете, какое благое вы совершили дело, добыв это богатство.

Спустя несколько дней Чанакья собрал всех учеников и объявил, что вновь покидает на время свою обитель. За себя он оставит Вираврату и, пообещав присылать письма с наказами, отбыл в обратный путь — в Паталипутру. С ним отправился и Чандрагупта, снаряженный, как подобает сыну царского рода, с приличествующей его достоинству свитой из юных воинов.

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Итак, Чанакья вернулся в Паталипутру уже не один, а с царевичем. На этот раз ему не нужно было заботиться о пристанище. Он отправился прямо во дворец Мурадеви. Представив ее взору Чандрагупту, он сказал:

— Госпожа, твой брат Прадьюмнадев и твоя мать Майядеви посылают тебе привет и благословение. Еще они просят сказать, что очень горюют, ибо не могут прийти сюда по твоему зову. Но зато они послали к тебе того, кто им дороже жизни, — твоего племянника. Они отравили его в путь по твоему слову и просят приютить и согреть заботой. Мальчик впервые будет жить так далеко от дома, и ему особенно нужны участие и ласка. Чем меньше напоминать ему о доме, тем скорее он привыкнет к новому месту. Постарайся поэтому не тревожить его лишними расспросами. А все, что хотели бы рассказать тебе брат и мать, они сказали в этом послании. — И Чанакья протянул Мурадеви заранее приготовленное письмо.

С первого взгляда, как только Мурадеви увидела Чандрагупту, в глазах ее мелькнуло изумление, но вслух она ничего не сказала. Молча выслушала Чанакью, молча прочла письмо и только тогда произнесла:

— Благородный Чанакья, я счастлива видеть у себя этого юношу. Теперь я должна показать его радже. Прошу вас пойти вместе с нами.

Услышав такое неожиданное приглашение, брахман нахмурился, но тотчас согнал морщины со лба, ласково улыбнулся и сказал:

— Госпожа, зачем мне, у кого нет никаких желаний, являться к радже? Лучше позволь мне теперь же уйти. Пока Чандрагупта будет здесь, я останусь в Паталипутре. Прадьюмнадев и Майядеви приказали мне вернуться только вместе с ним. А сейчас я пойду к себе.

— К себе? Где же вы хотите остановиться? Если вам еще нужно искать пристанище, так не затрудняйте себя. Разве не будет вам удобно и покойно в нашем святилище? Мне кажется, это достаточно чистое место для благочестивого брахмана. И было бы хорошо, чтобы вы были рядом, пока мы не познакомимся как следует с моим племянником. А где же вы собираетесь найти приют в городе?

— Госпожа, — растрогался брахман, — я очень благодарен тебе за твою заботу, но я не могу здесь остаться. Недалеко от Паталипутры, на берегу Ганги, у меня есть небольшая обитель. Там ждут меня мои ученики, они пришли сюда заранее и приготовили все к моему приходу. Госпожа, я бедный, чуждый соблазнов брахман, и для меня нет счастья в том, чтобы жить в царском дворце. Я остаюсь в Паталипутре, Прадьюмнадев просил меня не покидать Чандрагупту. По этой причине, а также потому, что я люблю юношу — ведь он с детства был поручен мне, — не пройдет и двух дней, как я захочу его видеть и явлюсь сюда. А познакомиться вам будет нетрудно, я уверен, ты откроешь в нем, к своей радости, много достоинств. Чандрагупта щедро наделен добродетелями. Да благословит его могущественный Владыка Кайласы! Еще я открою тебе тайну: на руке его начертана великая судьба: он должен стать императором. Дитя мое Чандрагупта, я ухожу. Здесь позаботятся о тебе. А я буду часто навещать тебя.

С этими словами Чанакья поднялся и, как ни уговаривала его Мурадеви, ушел. Он и в самом деле послал заранее своих учеников построить хижину где-нибудь в тихом, прохладном и живописном месте на берегу Ганги. Туда он и направился, а устроившись в своем новом жилище, сразу послал за Сиддхартхаком. Он собирался воспользоваться дружбой юноши, с которым сблизился еще с первой встречи у монаха Васубхути. Сиддхартхак уже немало услуг оказал брахману, он помог ученикам Чанакьи подыскать хорошее место для обители.

Мурадеви была немного задета тем, что, несмотря на все ее уговоры, этот брахман отказался от ее гостеприимства. Но по некотором размышлении это ей даже понравилось. Она подумала, что только истинно бескорыстный и чуждый мирских желаний человек мог отказаться от покровительства любимой жены раджи.

Итак, Чанакья, покинув дворец, направился на берег Ганги. Он был рад увидеть, что к его приходу все было устроено так, как ему хотелось. Да и вообще обстоятельства пока складывались как нельзя лучше.

Вечером, когда ученики его уже спали и в обители воцарилась тишина, Чанакья остался наконец наедине со своими мыслями, обдумывая, как действовать дальше и какую пользу можно извлечь из того, что уже достигнуто. До сих пор по милости провидения многое продвинулось к тому, чтобы клятва, данная им при дворе Дханананда, сбылась. Ведь подумать только: тогда, в его первый приход в Паталипутру, не успел он, пылая гневом и проклиная раджу, оскорбившего его, выйти за стены города, как ему повстречался отрок таинственного рождения со знаками императорского могущества. Он увел с собой этого отрока и обучил всем наукам, какие подобает знать кшатрию. Он воспитал вместе с ним преданных ему друзей — царевичей и воинов из охотничьих племен. Когда пора было сделать первый шаг, он оставил обитель на Чандрагупту, а сам ушел в Паталипутру. И тут все тоже сложилось в его пользу. Словно сама Великая Богиня Кали поставила своей целью исполнить его клятву и для того освободила из заточения Мурадеви и вложила в ее душу жажду мщения, тем самым вручив ему лучшее орудие для свершения задуманного.

«Я только сильнее распалил в ней желание отомстить, — думал про себя Чанакья. — Теперь возле нее Чандрагупта. Можно не сомневаться, что она будет беречь и сторожить его не хуже, чем тигрица своего детеныша. Однако и мне надо быть начеку. Если с ним что-нибудь случится, то конец всему. Хорошо, об этом довольно. А что же делать дальше? Мало учинить раздор внутри царского дома. Чтобы давшее трещину здание рухнуло, необходим толчок извне».

Брахман вспомнил о Парватешваре. Если через посла намекнуть ему, что настал благоприятнейший момент для нападения на Дханананда, да еще пообещать помощь от киратов, кхаси и других племен, алчный сатрап такой возможности не упустит. А посол его только и ждет случая отомстить радже Магадхи за прежние унижения. Однако, разбив Нандов, Парватешвар сам заявит право на престол Паталипутры. Этого-то и нельзя допускать. Необходимо сделать так, чтобы ко времени разгрома Дханананда не осталось в живых никого из его наследников, и тогда придет самое время раскрыть тайну Чандрагупты, единственного оставшегося в живых и первого сына Дханананда. И, когда народу придется выбирать между Парватешваром и Чандрагуптой, он, конечно, предпочтет чужеземцу законного наследника трона. В крайнем же случае Парватешвара можно будет тайно убрать.