— Конечно же смогу, посмотри на меня, разве я сейчас уже не похож на плантатора?

— Да нет, — сказал Эндрю, — по твоему виду не скажешь, что ты богатый плантатор, скорее, ты просто управляющий в поместье какого-нибудь богача.

— Понимаешь, брат, — воскликнул Джеральд, — это только пока, это на первых порах. А потом, когда земля начнет давать урожай, и когда я смогу выгодно его продать, у меня появятся деньги, и тогда я стану настоящим плантатором, не сомневайся.

— Хорошо, — сказал Эндрю, — чтобы твои слова услышал Бог и чтобы наш род О’Хара вновь процветал. Так собственно зачем ты приехал, брат? Насколько я понимаю, ты хочешь забрать свою долю из нашего предприятия?

— Да, мне нужны деньги, без них я буквально задыхаюсь. Мне надо купить рабов, нанять арендаторов, которые будут возделывать мои поля. И не сомневайтесь, через год я вам все верну. Если не верите, я могу написать какие угодно расписки. Я согласен даже взять деньги под проценты.

— Ну ладно, брат, какой разговор, нам не нужны твои проценты, но мы страшно рады, что ты выбился на такую дорогу, — и братья переглянулись между собой.

Джеральд увидел эти немного настороженные взгляды своих старших братьев и недовольно поморщился.

— Так вы наверное сомневаетесь во мне?

— Понимаешь, Джеральд, — сказал старший О’Хара, — выиграть плантацию и сгоревший дом это одно, а вести хозяйство — другое. Это дело очень серьезное и требует большой сноровки и больших сил.

— Вы хотите сказать, что я такой слабый и беспомощный?

— Нет, Джеральд, этого мы не говорим. Но ведь ты тоже должен понять нас. Мы даем тебе деньги, вырываем из своего предприятия. Ты это понимаешь?

— Конечно, но ведь я вам деньги верну, все до последнего цента и даже еще больше.

— Нет, Джеральд, давай решим по-другому, — сказал старший О’Хара, положив на плечо Джеральду свою мощную руку.

— Как? Я согласен на любые ваши условия.

— Условия у нас будут простые, — и старшие братья переглянулись. — Если у тебя дела пойдут неплохо, ты продашь нам часть урожая по установленной нами цене. И поверь, эта цена будет вполне приемлемая, мы не будем грабить родного брата.

— Я согласен, — тут же выкрикнул Джеральд, — я согласился бы, даже если бы черт предложил мне заложить свою душу, я пошел бы и на это.

— Ну, брат, ты совсем уже разгорячился и ведешь себя не слишком осмотрительно, — заметил Эндрю.

— Да ты, Эндрю, поступил бы на моем месте точно так же и поверь, если бы у меня были деньги, а ты бы решил стать плантатором, я бы тебе дал столько, сколько смог.

— Ну что ж, Джеральд, мне это приятно слышать, — Эндрю похлопал по спине младшего О’Хара. — Мы дадим тебе денег.

Здесь в разговор вступил Джеймс. Он всегда был молчалив и говорил только в самые ответственные моменты.

— Деньги — это дело серьезное, но честь нашей семьи стоит больше любых денег, так что пользуйся, — и братья тут же открыли секретер и вытащили из него пачки банкнот, положив их перед Джеральдом.

Он быстро пересчитал деньги.

— Давайте я напишу расписку, — сказал он, глядя в глаза недоверчивых братьев.

— Да нет, что ты, ведь мы тебе верим. А если с тобой что-нибудь случится, вся твоя плантация и так достанется нам, ведь больше у тебя нет родственников.

— Конечно, Джеймс, конечно, Эндрю, — радостно закричал Джеральд, пряча деньги в большую кожаную сумку.

Братья еще немного посидели, выпили несколько бутылок виски, вспоминая Ирландию, вспоминая отца, мать и еще многое из того, что им довелось пережить на этих новых землях вдали от туманной Ирландии.

Они вспоминали болота, поросшие вереском и подернутые пологом серебристого тумана, вспоминали свой дом, вспоминали, как они вместе росли.

Наконец Джеральд поднялся.

За окном светило яркое солнце, которое так не вязалось с грустными воспоминаниями Джеймса и Эндрю.

— Деньги мы тебе дали, брат, так что поступай теперь по своему усмотрению.

— Конечно, — воскликнул Джеральд, — я смогу ими воспользоваться наилучшим образом.

— Будем надеяться, — сказал Эндрю и взглянул на Джеймса.

Тот пожал своими широкими плечами и, удовлетворенно хмыкнув, кивнул головой.

— А куда ты сейчас собираешься? — поинтересовался Эндрю.

— Я еще хочу пойти в банк и занять там денег. Мне нужна изрядная сумма для того, чтобы купить побольше рабов.

— А ты думаешь, банк даст тебе деньги? — сказал Эндрю.

— Конечно, ведь теперь у меня есть земля, а под залог земли они дадут.

— Ну что ж, у тебя хоть есть что заложить, так что поступай теперь как знаешь, ты стал вполне самостоятельным человеком.

— Джеймс, ты веришь, что он будет плантатором?

Джеймс пожал широкими плечами.

— Эндрю, мне бы очень хотелось, чтобы наш Малыш Джеральд стал плантатором, а мы приезжали бы к нему хоть изредка в гости.

— О, если вы будете приезжать ко мне в гости, я буду принимать вас как королей. Ведь вы столько для меня сделали!

— Ладно, не горячись, время покажет, — урезонил младшего О’Хара Эндрю.

Из банка Джеральд О’Хара вышел обрадованным. В его кожаной сумке лежала теперь довольно крупная сумма денег, и он смог купить рабов для обработки полей.

Только после этого он прибыл в Тару и поселился в четырехкомнатном домике управляющего в холостяцком одиночестве и в сладком предвкушении последующего переселения в новый белостенный дом на холме.

В это время Джеральду О’Хара исполнилось тридцать три года.

Он возделал землю и посадил хлопок, а потом занял еще денег у Джеймса и Эндрю, чтобы прикупить рабов.

Братья О’Хара умели блюсти интересы своего клана и крепко держались друг за друга как в удаче, так и в нужде. И не столько из родственных чувств, сколько из жестокой необходимости, ибо знали: чтобы выжить в трудные годы, семья должна противостоять нужде единым фронтом.

Они одолжили денег Джеральду и по прошествии нескольких лет он возвратил их с лихвой.

Плантация расширялась. Джеральд акр за акром прикупал соседние участки и настал день, когда белый дом на холме из мечты превратился в реальность.

Дом был построен рабами.

Довольно неуклюжее приземистое строение глядело окнами на зеленый выгон, сбегавший вниз к реке.

Но Джеральд не уставал им любоваться, находя, что дом хотя и новый, а от него веет добротной стариной.

Древние дубы, еще видавшие пробиравшихся по лесу индейцев, обступали белокаменный дом со всех сторон, простирая над его кровлей густой зеленый шатер.

В кронах деревьев щебетали птицы, на лужайке, очищенной от сорняков, буйно разросся клевер.

И Джеральд следил за тем, чтобы за газоном был должный уход.

Все в его поместье работали с утра до вечера.

Все в Таре — от подъездной кедровой аллеи до белых хижин на участке, отведенном для рабов, выглядело солидным, прочным, сделанным на века, хотя и немного грубовато.

И всякий раз, когда Джеральд возвращался домой и из-за поворота дороги его глазам открывалась крыша дома, сердце его преисполнялось гордостью, словно он видел эту картину впервые.

— Да неужели это мой дом? — восклицал он, приподнявшись на стременах. — Неужели это дело моих рук? Неужели я сам возвел этот величественный дом на холме?

Конечно слово «величественный» было изрядным преувеличением, дом выглядел неуклюже, хотя и был большим.

Но разве могла быть в такой глухой провинции настоящая архитектура? Ведь дом строился без всякого проекта. Одна часть добавлялась к другой, потом как-то они соединялись, лепились друг к другу. Но когда дом побелили, все это разнообразие стало более-менее цельным.

А если посмотреть на него снизу вверх от подножия холма — впечатляло.

И Джеральд, воздев к небу руки, благодарил Бога за то, что тот послал ему такую удачу.

— Я настоящий плантатор, самый настоящий из всех О’Хара!

Джеральд пришпоривал лошадь, и она радостно мчалась на холм, потому что знала, что там ее ждет корм, вода. А ездок от распиравших его чувств что-то выкрикивал, распевал, свистел, улюлюкал. Он чувствовал себя маленьким ребенком, которому родители сделали подарок, именно тот, о котором он страстно мечтал.

Едва Джеральд О’Хара подъезжал к дому, как с крыльца сбегал его преданный лакей Порк. Он помогал хозяину снять сапоги, отстегнуть шпоры, брал лошадь под уздцы и вел ее в низкую конюшню, где стояло еще несколько лошадей.

Но это были рабочие лошади. У Джеральда пока был только один верховой конь — вороной жеребец.

Потом Порк возвращался к хозяину.

— Вы будете обедать, сэр? — обращался он к Джеральду.

— Конечно же, Порк.

— Тогда я иду накрывать на стол.

И от этих слов Джеральд О’Хара чувствовал себя вообще на верху блаженства. Он потягивался в кресле, заложив руки за голову, закрывал глаза.

И его воображение продолжало рисовать радостные картины будущего.

Он видел запряженные лошадьми огромные фургоны, которые длинными караванами везут в Савану большие тюки хлопка, выращенного и собранного на его плантации.

А подвяленный табак источал такой пронзительный аромат, что Джеральд О’Хара радостно вдыхал его, чувствуя, что пьянеет.

«Это все мое — хлопок, табак, поля. Наконец-то я понемногу становлюсь настоящим плантатором, настоящим рабовладельцем».

И радости Джеральда не было предела.

Потом в дверях появлялся Порк, широко улыбался, показывая крепкие белые зубы.

Но Джеральд даже не обращал внимания на улыбки своего лакея. Он пребывал в эйфории.

Все у него спорилось и складывалось как нельзя лучше, да и погода благоприятствовала хорошему урожаю.

Рабы работали на плантациях не покладая рук. Джеральд обращался со своими рабами вполне сносно и чернокожие работники платили ему преданностью. По вечерам, собравшись у своих костров, они благодарили Бога за то, что он послал им такого хозяина.

А Порк очень любил рассказывать хозяину о том, что говорили о нем рабы, когда тот по вечерам, уставший, сидел у камина со стаканом виски в руках.

Джеральд слушал рассказы своего лакея, самодовольно ухмылялся.

И даже иногда позволял своему лакею выпить вместе с ним. Ведь он не был чопорным и не отличался великосветским воспитанием.

Он разделял людей не на родовитых и безродных, а на работящих и бездельников, на честных и мошенников. А Порк был работящим и честным, и поэтому Джеральд О’Хара никогда не чувствовал ни малейшего угрызения совести, разрешив своему рабу Порку пропустить с ним рюмку-другую виски.

Конечно при соседях он никогда бы подобного не допустил. Но по вечерам, когда в доме было тихо и они оставались вдвоем, Джеральд позволял своему лакею кое-какие вольности, за что тот платил ему исключительной преданностью.

— Завтра утром я поеду на дальнюю плантацию, хочу посмотреть, может удастся прикупить еще акров десять земли.

— Возьмите и меня с собой, — предлагал Порк.

— Как это взят тебя? А кто будет следить за моим домом? Ведь не дай Бог здесь что-нибудь случится…

Порк пристыженно опускал глаза.

— Да, сэр, я лучше останусь дома, здесь действительно от меня будет больше проку.

— И вообще, Порк, я хочу, чтобы у меня в доме было чисто. А то мое жилище напоминает приют старого холостяка.

Порк причмокивал толстыми губами и соглашался.

— Да, сэр, так оно и есть.

— Что ты хочешь сказать?

— Ведь у вас, сэр, нет хозяйки, а об этом пора бы уже подумать.

— Что ты себе позволяешь? Упрекать меня? Разве плохо я тебя кормлю?

— Да нет, сэр, у вас слишком большой дом и уже много рабов, поэтому вам просто необходимо завести хозяйку.

— Порк, ты об этом так говоришь, — смеялся Джеральд О’Хара, — как будто мне необходимо поехать на ярмарку и купить новую верховую лошадь.

— Что ж, сэр, это довольно схоже, ведь и то и другое надо тщательно выбирать, чтобы не ошибиться и чтобы потом не раскаиваться.

— И вообще, Порк, ты в последнее время слишком много себе позволяешь.

— Извините, сэр, — тут же вскакивал на ноги раб.

— А кофе-то у меня холодный!

— Сейчас-сейчас все исправлю, сэр, — Порк хватал кофейник и убегал на кухню, откуда слышался его раздраженный голос.

Порк отчитывал кухарку. Он старался это делать так, чтобы хозяин слышал. Он кричал таким гневным и страшным голосом, что даже сам пугался, а в это время подмигивал толстой кухарке, скаля свои белые зубы.

Женщина хлопала руками, начинала извиняться. Но на ее лице тоже в это время была улыбка.

А Джеральд О’Хара прекрасно представлял, что сейчас делается у него на кухне. Ведь он пару раз видел эту сцену.