— Хочешь, чтобы я притворялась, будто в комнате только одна из них двоих? Бред! Нет уж, хватит с меня визитов к твоим родственничкам.

Она сдержала слово: никакими уговорами Мэтт не сумел заставить ее передумать.

Выбравшись из машины и направившись к дому Бейли, Мэтт вдруг понял: он рассчитывал, что хозяйка выйдет встречать его, но не дождался и огорчился.

— Привет! Есть кто-нибудь дома?! — крикнул он, войдя в дом без стука и чувствуя себя от этого неловко. Днем, когда он привез вещи, он заранее знал, что Бейли дома не будет. Пэтси и ее осведомители докладывали ему о каждой минуте пребывания Бейли в городе.

В доме уютно и аппетитно пахло едой, но и на кухне Бейли не оказалось. На холодильнике висела записка: «Ужин в духовке».

Мэтт впервые увидел почерк Бейли и остался доволен: почерк был хоть мелким, но разборчивым, ровным и аккуратным. «Как она сама», — подумал он с улыбкой.

— Бейли! — снова позвал он и задумался: может, обращаться к ней как-нибудь иначе? Проходя по коридору, он заметил, что дверь ее спальни приоткрыта, постучался и снова позвал. Ему никто не ответил, комната была пуста.

Куда она подевалась? Неужели просто приготовила ужин, как они и договаривались, и скрылась, оставив его в одиночестве?

Мэтт решил, что при следующей встрече свернет Пэтси шею. Это она заставила его поверить, будто между ним и вдовушкой промелькнула искра, и тем самым вынудила его действовать ускоренными темпами.

Тряхнув головой, чтобы в ней прояснилось, Мэтт вернулся в кухню и заглянул в духовку. Внутри ждали его большое блюдо и миска, накрытые фольгой. Мэтт осторожно извлек блюдо и отвел в сторону фольгу. Четыре рыбных филе, обжаренные в сухарях, были сдобрены жгучим красным соусом. Рядом с рыбой лежала горка странной зелени, какой Мэтт никогда не видел в магазинах и если ел, то лишь в детстве. Квадратики рядом с зеленью с виду напоминали лук. Мэтт попробовал один: так и есть, лук. Карамелизованный.

У этой женщины и вправду кулинарный талант!

Когда блюдо наполовину опустело, Мэтт снова задумался, где же сама Бейли. Внезапно, сам не зная зачем, он распахнул дверь просторной кладовки рядом с кухней, и у него перехватило дыхание. Еще вчера кладовка была пуста, а сегодня на полках выстроились шеренги наполненных банок, снабженных ярлычками. Мэтт шагнул к полкам, провел по банкам пальцем. Под окном в самой большой банке плавали в какой-то прозрачной жидкости ягоды черешни. «Черешневая наливка», — сообщала аккуратно надписанная этикетка. На соседних полках обнаружились банки с темной жидкостью, подписанные «Ежевичный ликер». Мелкую морковь в банках окружали специи. Мэтт продолжал читать. «Джем», «Варенье», «Чатни из зеленых помидоров»…

Он попятился из кладовой, ничего не понимая. Хозяйка дома оказалась гибридом Джулии Чайлд [4] и матери семейства первых американских переселенцев.

Вернувшись в кухню, Мэтт доел остатки рыбы, вынул из духовки миску и заглянул под фольгу: хлебный пудинг, его самая любимая еда! Пудинг был пышным, с сочными изюминками, политый теплым заварным кремом. Мэтт съел ломтик, чуть не застонал от блаженства и засмеялся, радуясь возвращению к давним кулинарным традициям. Может, черешневая наливка окончательно омолодит его?

С миской пудинга в одной руке он вышел из дома. Жаркие дни еще не начались, но уже приближались. Мэтт запрокинул голову и посмотрел на тутовое дерево.

— Ты не знаешь, где она? — спросил он и улыбнулся: налетевший ветер зашелестел в листьях, и они словно закивали, указывая на тропинку. Присмотревшись, Мэтт разглядел среди кустов и низко нависших веток деревьев желтое пятно где-то вблизи пруда. Рубашка Бейли. — Спасибо! — сказал он старому дереву и зашагал по петляющей между кустами тропинке. Бейли склонилась над свежевскопанной грядкой, на которую высаживала какую-то рассаду, отделяя ее от пучка.

Некоторое время Мэтт просто стоял и смотрел, как она работает. Ее хотелось назвать желанной. Очень хотелось. Но она внушала не такое желание, каким оно обычно представляется большинству людей. Просто в ней было нечто такое, благодаря чему Мэтту становилось хорошо рядом с ней. Бейли не принадлежала к числу женщин, способных свести мужчину с ума от вожделения. Нет, она совсем другая: с ней хорошо коротать тихие вечера у камина. Глядя на нее, Мэтт представлял, как будет приходить домой с работы и рассказывать ей, как прошел день. Она наводила на мысли о детях, о светлячках, пойманных в банки, о том, как хорошо валяться в густой траве, а потом, обнявшись, скатиться по склону холма.

Мэтт не любил распространяться о своих сокровенных чувствах, поэтому не мог объяснить Пэтси, что ни в коем случае не должен спешить, строя отношения с этой женщиной: слишком много она для него значит, слишком велика будет потеря.

— Ужин изумительный, — негромко произнес он и с радостью отметил, что она не вздрогнула от неожиданности, сразу узнав его голос.

— Рада, что вам понравилось, — откликнулась она. — Оказывается, мистер Шелби разводит сомов у себя за домом, в большом бассейне.

Мэтт присел на траву рядом с ней и отметил, что кому-то придется косить траву на большой лужайке и мелких полянках, разбросанных по саду. Значит, пора подыскивать газонокосилку.

— Честно говоря, про то, чем занимается Шелби, в округе мало кто знает. Дробовик отпугивает людей. — Он заметил, что она хотела что-то сказать, но передумала и снова занялась рассадой. — Что вы сажаете?

— Клубнику. Купила усы у мистера Шелби. Вон там — ремонтантный сорт, а этот июньский.

— И в чем же разница? — удивился он.

Она не подняла головы.

— А вы догадайтесь.

Мэтт засмеялся.

— Сейчас попробую: ремонтантный дает ягоды весь сезон, а этот — только в июне. Верно, учитель?

— Совершенно верно. — Она переместилась к следующему ряду. — Опережая ваш вопрос, скажу еще, что для консервирования нужны ягоды, которые поспевают все сразу, чтобы заготавливать их большими партиями.

— Где же вы научились всему этому? — Он неопределенно махнул рукой в сторону дома.

— Знала с детства. Моя бабушка занималась консервированием в силу необходимости, а мне просто нравится.

Он ждал продолжения, не дождался и снова начал наблюдать за ней. В душевных состояниях Бейли он пока не разобрался, но понял, что ей не дают покоя мысли.

— Вайолет чем-то расстроила вас?

Бейли выпрямилась и отряхнула руки.

— Так, пора снова привыкать к провинциальным нравам… Значит, весь город уже знает, что я побывала у Вайолет Ханикатт?

— Можете не сомневаться. И если я правильно понимаю, вы ездили к ней не за травкой, хоть она и хороша. Лучшая из всех, что я когда-либо про… то есть о которых я слышал. — Мэтт смущенно улыбнулся и поспешил засунуть в рот последний кусок пудинга.

Бейли с улыбкой переместилась к следующему ряду, наклонилась и продолжала сажать клубнику.

— Вы знали, что в моем сарае когда-то повесился человек?

— Да, — тихо подтвердил Мэтт. — Но вы же не боитесь призраков, верно?

«И не собираетесь уехать отсюда?» — хотелось добавить ему, но он удержался.

— Не боюсь, — кивнула она, — но не перестаю думать об этом несчастном. Я хорошо понимаю его. Он любил эту землю и ее плоды, а потом, когда ее отняли… — Она вздохнула. — Бедный.

— Да, Кэлберн пережил немало трагедий.

— Мне уже все уши прожужжали вашей кэлбернской шестеркой.

— «Золотой шестеркой», — машинально поправил Мэтт.

— Во-от! — подхватила Бейли, обернувшись к нему. — Опять та же история.

— Вы о чем? — удивился он. — Что значит «опять»?

— Тон, которым вы это произнесли — неужели этих мальчишек причислили к лику святых? А в парикмахерской — нет, меня уже однажды поправили: в салоне красоты! — я думала, Опал обвинит меня в ереси только за то, что я не знала, что это за «Золотая шестерка». Эти мальчишки так важны для всего города?

Мэтт чуть было не выпалил: «Для меня — да», но опять сдержался.

— Местные жители стали подозрительными. Они опасаются чужаков, способных оклеветать город. Книгу о «Золотой шестерке» Кэлберн воспринял как оскорбление. Правда, распродавалась она плохо, но привлекла внимание критиков, и в Кэлберн хлынули туристы с расспросами.

— Жаль, но таких же результатов мог добиться любой, кто написал бы о трагедии.

— И да, и нет, — возразил Мэтт. — Это с какой стороны посмотреть. Жители Кэлберна по-прежнему считают «Золотую шестерку» славными ребятами, от которых отвернулась удача.

— А остальные?

— Уверены, что кто-то из мальчишек все подстроил. Но в чем бы ни заключалась истина, раньше они превращали в золото все, к чему прикасались, а после окончания школы удача изменила им. А может, им везло только в Кэлберне.

— Я думала, все они и дальше жили здесь.

— Жили, но не все: кое-кто уехал. Но летом 1968 года, когда Фрэнк убил свою жену и застрелился, все они были в городе.

— Люди знают, почему он это сделал?

— В общих чертах. За четыре года до этого он попал в аварию, его правую руку парализовало. Через три года он потерял работу, потом наконец устроился ночным сторожем, вроде бы все начало налаживаться, но…

— Вайолет говорила, что его жена была беременна.

— Да, так показало вскрытие. Все решили, что это был ребенок не от Фрэнка. Он был гордым человеком и, наверное, не стерпел унижения.

— Потому и застрелил ее, а потом покончил с собой?

На этот лишний вопрос он не ответил. Посмотрев на Бейли в упор, он спросил:

— А почему это вас заинтересовало?

— На самом деле ничуть. Не хочу показаться черствой, но мне нет никакого дела до шестерки. Я просто расспрашивала Вайолет о ферме и о том, кому она принадлежала раньше. К Вайолет меня отправила Опал, вот я и вспомнила, что она упоминала про «Золотую шестерку».

— Опал терпеть не может Вайолет и ни за что не направила бы вас к ней.

— Вы правы. Извините. О Вайолет мне сказала дочь Опал, Карла. Точнее, написала в записке. А почему Опал ненавидит Вайолет?

Тема разговора сменилась, Мэтт снова расслабился и лег, опираясь на локти.

— Вайолет не всегда выглядела так, как сейчас.

— И что?

— Догадайтесь сами.

— А-а. Камень преткновения — секс?

Мэтт с удовольствием отметил, что с этими словами она взглянула на него впервые за все время разговора — так, как может смотреть на мужчину только женщина. Очевидно, увиденное ей понравилось, потому что ее щеки слегка порозовели, Мэтт увидел румянец даже в сгущающихся сумерках. Бейли склонилась над своей клубникой.

— Зачем вы расспрашивали про ферму? — спросил он.

В ответ она дала объяснение, которое он уже слышал от Пэтси: ее муж умер и оставил ей ферму в наследство. Но, улавливая не только смысл слов, но и тон, Мэтт вдруг заметил: о своем муже она говорила не так, как обычно упоминают о покойных родственниках. Казалось, она с минуты на минуту ждет его возвращения домой.

— Скажите, я могу вам довериться? — вдруг спросила она, повернувшись к нему в подступающих сумерках. — Вы не… — продолжила она, но не договорила: выражение лица Мэтта подсказало ей, что он не разболтает ее тайны всему городу.

Мэтт молчал, понимая, что тайна, которая не дает ей покоя, велика и значительна и теперь Бейли решает, стоит ли рассказывать о ней всю правду. Он мог бы заверить ее, что будет молчать, но не стал. Принять решение она должна сама.

— Я хочу разузнать о моем муже, — наконец призналась она. — Я была замужем за ним много лет и думала, что знаю его, но о своем детстве он никогда не рассказывал. В наших отношениях чего-то недоставало. А когда он умер, я узнала, что он оставил мне в наследство вот это. — Она обвела ферму взмахом руки. — Я ничего не понимаю: почему при жизни он упорно молчал, а потом оставил мне ферму в наследство — с запиской, в которой просил выяснить «всю правду о том, что случилось»? Если он хотел, чтобы я знала, как он рос, почему просто не усадил и не рассказал все сам? — Она уставилась на свои руки, потом перевела взгляд на Мэтта. — Так странно… Я думала, что мы с ним очень близки, а оказалось, напрасно. Прошло несколько недель после его смерти, а я так и не нашла здесь ничего — ни снимка, ни клочка бумаги…

Мэтт смотрел, как она сдерживает чувства, и тоже пытался сдержаться. Он ненавидел себя за это и вместе с тем ревновал ее к покойному мужу.

— Вы имеете какое-нибудь представление о компьютерах? — спросил он, и она от неожиданности вздрогнула.

— Примерное такое же, как вы о клубнике.

— А в Интернете бывали?

— Вообще-то да, — улыбнулась она. — Жена адвоката Джимми научила меня заказывать одежду через Интернет.