— И приняли тебя с распростертыми объятиями?

— Скорее, с распахнутыми бумажниками.

— Я, конечно, не юрист, но, думаю, Мэнвилл должен был получить согласие твоей матери до заключения брака. У него было время? Он мог успеть? Никто из них, случайно, не проговорился, что еще до церемонии знал, что ты выходишь за Мэнвилла?

Бейли попыталась во всех подробностях припомнить первую поездку домой.

— Джимми сказал, что я должна поддерживать связь с родными, и мы отправились к ним в Кентукки. Может, на моем месте другая и торжествовала бы, а я сгорала от стыда. Собственный побег c Джимми казался мне преступлением. Больше всего на свете я мечтала заслужить одобрение родных.

— Подумай как следует, — посоветовал Мэтт. — Постарайся припомнить все, о чем вы в тот день говорили.

Бейли прикрыла глаза и сосредоточилась.

— Помню, я заметила, что в доме очень много новых вещей — новая мебель, посудомойка… Недавно в нем сделали ремонт: крыша выглядела как новая. Об этом мы никогда не говорили, но я поняла, что Джимми дал им денег — в то время у него бывали приступы щедрости.

— И как же встретили тебя мать с сестрой?

Бейли судорожно сглотнула: некоторые раны не заживают никогда.

— Держались холодно, словно чужие. Мне хотелось, чтобы мама и Долорес бросились ко мне, обняли и признались, что очень рады за меня. А они вместо этого…

Бейли на минуту отвернулась, но взяла себя в руки и посмотрела на Мэтта в упор.

— Не нравится мне это копание в прошлом. Оно отвратительно и причиняет мне боль.

— Помнишь ту женщину в новостях, которая плакала потому, что потеряла работу и теперь ей не на что содержать троих детей? — спросил Мэтт. — Представляешь, как больно сейчас ей и многим другим?

Бейли снова прикрыла глаза.

— Казалось, мать с сестрой меня забыли, словно мы никогда и не жили вместе — вычеркнули меня из своей жизни, отдалились. Вместо того чтобы принести мне колы, которую они пили сами, мама выставила на стол фарфоровый чайный сервиз, налила мне чашку чаю и спросила, один кусок сахару мне положить или два. А я никогда в жизни не пила горячий чай и понятия не имела о кусковом сахаре. Всё это выглядело так странно…

— Вы о чем-нибудь говорили?

— Так, ни о чем. Помню только пустую болтовню: дожди зарядили, погода испортилась и так далее. Джимми сидел молча, развалившись в кресле — то усмехался, то клевал носом, всем видом показывая, что смертельно скучает. А мне так хотелось, чтобы всем было хорошо! Чтобы мама принесла мои детские фотографии, рассказала Джимми, какой я была. Но мама вместо этого однажды назвала меня «миссис Мэнвилл». Сестра заметила: «Все благодаря тебе», но мама так на нее посмотрела, что та надолго умолкла. А я позавидовала этому взгляду — так могут смотреть друг на друга только близкие люди. Это было…

— Не будем увлекаться, — перебил ее Мэтт. — «Все благодаря тебе»? Что имела в виду твоя сестра?

Бейли пожала плечами:

— Не знаю. Наверное, какие-нибудь семейные секреты. Меня в них не посвятили.

— Постарайся точно вспомнить, что именно сказала твоя мать.

— «Еще чаю, миссис Мэнвилл?» Тут и вмешалась сестра: «Все благодаря тебе».

— Эти слова были адресованы тебе или твоей матери.

— В то время я подумала, что мне, но взглянула на Джимми, и… — Бейли вдруг замерла. — Хочешь сказать, сестра имела в виду, что я стала миссис Мэнвилл благодаря моей маме?

— Может быть. Давай прикинем, когда Мэнвилл мог успеть получить согласие твоей матери на брак?

— Он не мог его получить: как только кончилось катание на «американских горках», мы поспешили к ждущему священнику. Времени просто не было… — Она задумалась, глядя на Мэтта.

— «Ждущему», — подхватил он. — «К ждущему священнику». Мэнвилл знал, что тебе нет восемнадцати, ведь ты победила в младшей группе. Должно быть, он решил жениться на тебе еще в тот момент, когда вручал тебе голубые ленточки. И к тому времени как вы встретились у чертова колеса, уже все уладил, иначе мать бросилась бы искать тебя по всей ярмарке. Не могу представить себе, чтобы по ярмарке в провинциальном городке не поползли слухи, что заезжая знаменитость весь день разгуливает с какой-то девчонкой. Кто-нибудь из сплетников в лепешку бы расшибся, лишь бы разыскать твою мать и обо всем известить ее.

— Значит, свадьбу он спланировал… — прошептала Бейли.

— Он был из тех мужчин, которые принимают решение, а потом делают все от них зависящее, чтобы другая сторона не успела передумать?

— Да, конечно. Джеймс всегда так поступал, это его жизненный принцип. Он говорил, что большинство людей — нерешительные болваны, и даже если годами убеждать их — втолковывать, в чем суть, разъяснять свою точку зрения, — они способны пойти на попятный в последнюю секунду. Поэтому все контракты и соглашения он готовил заранее, еще до встречи. Едва его условия принимали, он подсовывал на подпись заранее заготовленные бумаги.

— Наверное, он увидел тебя, понял, что ты ему подходишь, узнал, что тебе нет восемнадцати, и предпринял все меры, чтобы тебя заполучить.

— Значит, ты считаешь, что согласия моей матери он все-таки добился?

— Да. Более того, я убежден, что недавно Атланте и Рею сообщили, что такой документ существует, и они поняли: если его обнародуют, они потеряют все. Потому и принялись со всей поспешностью ликвидировать активы, чтобы вывезти из страны как можно больше денег.

— Но где же сам документ? Где это разрешение на брак? Почему оно не всплыло, когда юристы перебирали бумаги Джимми?

— Кое-кто должен знать.

— Кто именно?

— Твоя сестра. Либо документ у нее, либо она знает, где он.

Бейли слабо улыбнулась.

— Звучит логично. Может, просто позвонить ей, да и спросить? Она охотно скажет мне правду. В последний раз мы общались… дай-ка вспомнить… каких-нибудь три года назад. Она кричала на меня, что я испортила ей жизнь. Твердила, что это я виновата, что первый муж развелся с ней. На самом деле я так и не узнала, действительно ли Джимми помог ее мужу получить работу на Ближнем Востоке, — и, честно говоря, не хотела выяснять. Но Долорес уверена, что без Джимми тут не обошлось. То, что Джимми назначил ей и ее дочери ренту, купил им огромный дом в охраняемом поселке во Флориде и продолжал обеспечивать их, даже когда Долорес была замужем во второй и в третий раз, для нее ничего не значит. По ее мнению, она несчастна из-за меня.

Бейли глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Ну хорошо, расспрашивать сестру бесполезно, но должен же быть кто-то, кто сумеет вытянуть из нее эти сведения.

— Такого человека я не знаю, — помолчав, сказала Бейли.

— Ладно, подумаем еще.

Но несмотря на все старания, выход они так и не нашли.

Немного погодя Мэтт поднялся и посмотрел на часы. Бейли поняла так отчетливо, словно прочла его мысли: они и без того слишком долго медлили, дольше тянуть нельзя. Пора сообщить Кэрол, что ее муж погиб.


Глава 22


Мэтт не отпустил Бейли к Вайолет одну. Он сам отвез ее туда и пообещал, что будет ждать сколько потребуется. Едва увидев их на пороге, Вайолет увела дочерей Кэрол во двор за домом. Мэтт ободряюще пожал Бейли плечо и оставил ее наедине с Кэрол.

Через два часа Бейли появилась во дворе Вайолет, где Мэтт играл с девочками, а Вайолет наблюдала за ними, сидя в кресле.

— Как она? — спросил Мэтт.

— Все было, как мы и предполагали. Кэрол ушла от Филиппа и даже не сказала, куда едет. Хотела припугнуть его, чтобы он наконец бросил работу у Атланты и Рея. Но ему предложили такие деньги, от которых он не смог отказаться. — Бейли посмотрела на Мэтта: — Знаешь, мне кажется, Филипп обманывал жену. Думаю, он не бросал работу не только из-за денег. Джимми как-то говорил мне, что у Филиппа достаточно сбережений, и, кроме того, он никогда не производил впечатления жадного человека. Филипп признавался, что работать на Джимми ему нравится потому, что не приходится скучать.

— Что же теперь? — спросил Мэтт, оглядываясь на дом.

Бейли оглянулась на дочерей Кэрол, качающихся на качелях. Вайолет подталкивала их, девочки визжали, требуя раскачать их повыше. Старшей было двенадцать — совсем ребенок даже по меркам Кэлберна.

— Кэрол придется сказать детям, что их отец умер. Она обязана…

Бейли расплакалась, Мэтт привлек ее к себе и помахал Вайолет, сообщая, что они уезжают. Всю дорогу до дома они не обменялись ни единым словом.

Дома Мэтт ухаживал за Бейли, словно она тяжело заболела: усадил на диван, укрыл теплым пледом, сам поджарил яичницу.

— Нелегко тебе пришлось, — тихо заметил он после ужина, усаживаясь рядом и приглаживая ей волосы.

— Знаешь, — сказала она, глядя на свою пустую тарелку, стоящую на журнальном столике, — когда я потеряла мужа, из-за денег мне не позволили даже проститься с ним. Слышал, что говорили сегодня обо мне в новостях? Во всем, что творят Атланта и Рей, виновата я. А после смерти Джимми все в один голос заявляли, что я заставляла его плясать под свою дудку. Я видела шоу, где психотерапевты подолгу разглагольствовали о «мастерицах манипуляции». И вот теперь…

Мэтт вдруг улыбнулся.

— Не понимаю, что тут смешного.

— Ты, — объяснил он. — Когда я впервые увидел тебя, ты выглядела смертельно перепуганной. Ты боялась даже выглянуть из дома — а посмотри на себя теперь! Ты готова сражаться с целым миром.

— Может быть… — нерешительно согласилась она и добавила: — Ты чем-то испачкал подбородок.

Мэтт провел по нему ладонью:

— Стерлось?

— Нет. Иди сюда, дай я сама, — сказала она, а когда Мэтт наклонился, схватила его за воротник рубашки и прижалась к его губам.

Близость смерти пробудила в ней жажду жизни. Сегодня она слышала, как плачет Кэрол, как повторяет все то, о чем думала Бейли после смерти — больше ей никогда не обнять мужа, не засмеяться вместе с ним.

Бейли хотелось возразить, что у нее по крайней мере есть друзья, которые будут скорбеть вместе с ней. После смерти Джимми ей такой роскоши не досталось. Вместо этого весь мир заклеймил ее как преступницу, которую даже муж лишил наследства.

Мэтт ответил на поцелуй и сразу отстранился, заглядывая ей в глаза.

— Я так просто не сдаюсь, — покачал головой он. — Предпочитаю играть наверняка.

Бейли ответила ему пристальным взглядом.

— Мне уже никуда не деться.

Мэтт улыбнулся, подхватил ее на руки и отнес в спальню, где уложил на кровать. А сам сделал шаг к двери, и Бейли схватила его за руку.

— Куда же… — начала она.

— Затем, что нам пригодится, — многозначительно объяснил он, не скрывая, что едва сдерживает вожделение.

Бейли не отпустила его. Она ничего не говорила, но взглядом упрашивала его не уходить.

— Ты уверена? — внезапно охрипшим голосом спросил Мэтт.

— Да, — шепнула она.

Он улыбнулся ей, а Бейли показалось, что в его глазах блеснули слезы.

В следующий миг он уже был рядом. Распаленные неделями ожидания, они кинулись в объятия друг друга, одежда полетела на пол. Обоих охватила радость, они торопились вытеснить события последних страшных часов.

Бейли больше не хотела вспоминать бесконечные недели одиночества. Оказалось, она ни в чем не нуждается так, как в прикосновениях горячего сильного тела.

— Какой ты красивый… — прошептала она, увидев его раздетым и осторожно прикасаясь губами к коже.

— Правда? — спросил он. — А я думал, тебе не нравится — после тот как показал тебе тот фокус с обливанием водой.

Бейли только рассмеялась низким, гортанным смехом, водя ладонями и губами по его телу, чувствуя упругость мышц, его бедра между своими ногами, тяжесть его тела — восхитительного мужского тела, придавившего ее к постели.

— Я люблю тебя — ты ведь это знаешь? — прошептал Мэтт ей на ухо и втянул в рот мочку.

Бейли смогла только кивнуть: едва он вошел в нее, все мысли улетучились. Она превратилась в сгусток желания, вернулась к тому, с чего начиналась жизнь.

Мэтт вонзался в нее, пока голова Бейли не начала биться об изголовье кровати, а потом съехала набок, свесилась с края. Чтобы не упасть, она уперлась руками в стену, а Мэтт не унимался.

Когда наконец он кончил, Бейли протяжно вскрикнула, и ее тело так обмякло, что, если бы Мэтт не подхватил ее, она соскользнула бы с кровати, ударившись головой о твердые доски пола.

Он легко втащил ее одной рукой на кровать и прижал к себе. Некоторое время они лежали неподвижно, по разгоряченным телам стекали капли пота.

Спустя некоторое время Бейли почувствовала, как он напрягся, и поняла, что сейчас услышит нечто важное.