— Она налетела на меня, мисс, и выбила вазу из рук. На нее это так не похоже. Она была вне себя.

— Пустяки, — успокоила я ее. — Убери, пожалуйста, стекло и вытри лужу. Я позабочусь о Клариссе.

— Да, мисс.

Кларисса стояла над умывальником в своей спальне, ее рвало. Я поспешила поддержать ее, так как спина конвульсивно двигалась вверх и вниз, и держала ее за плечи, пока не прекратились спазмы. Когда она выпрямилась, лицо ее было мертвенно бледным.

— Тебе лучше? — спросила я. Она слабо кивнула.

— Я не думала, что мой вопрос тебя так расстроит.

— У меня все утро болел живот.

Я подумала, что ее могло расстроить что-то большее, чем история с рисунком. Или она заболела. В доме был грипп: болели Дейви и одна из горничных. Я потрогала лоб, он был горячий, лицо тоже начинало гореть.

Я уложила ее в постель. Молчаливая и покорная, она позволила мне ухаживать за ней. Меня мучил вопрос, было ли ее ночное видение вызвано болезнью, или наоборот. В любом случае решение поделиться со мной большим секретом должно было стоить ей многих душевных сил.

И что осталось недосказанным? Я вспомнила ее последние слова: «Это мой… моя…»

Что мог видеть ребенок шести лет такого, что он определил как принадлежащее ему? Что могло ей померещиться в тот вечер, когда она сильно испугалась, посмотрев в окно из холла для прислуги?

Ее мать? Гувернантка? Отец? Но вряд ли она испугалась бы знакомого лица. Лорда Вульфберна вообще не было в имении, он был в Даблбуа. Я подумала о причудах тумана и поняла, как легко они могли обмануть зрение ребенка, если ей почудился за окном призрак женщины.

Миссис Пендавс взволнованно сбежала в комнату, прервав мои мысли.

— Она заболела? — спросила она. — Мэри говорит, ребенок был не похож на себя.

— Думаю, у нее грипп, — ответила я. — Если бы Вы посидели с ней несколько минут, я попросила бы лорда Вульфберна послать за доктором.

Мне не пришлось долго искать Его Светлость. Мэри уже успела сообщить ему новость, и мы чуть не столкнулись на верхней ступеньке лестницы. Он протянул руку, чтобы остановить меня, напомнив прикосновением о том, что произошло прошлым вечером. На мгновение мне показалось, что он думает о том же, но первые его слова показали, что я ошибаюсь.

— Что с ней? Что-то случилось? Я успокоила его.

— Нельзя было оставлять ее одну.

— С ней миссис Пендавс. Я шла сообщить Вам. Мне кажется, что не мешает послать за доктором.

— Я уже отдал распоряжение Уилкинсу, чтобы он послал Бастиана.

Я сама должна была понять по его тону, что он сделал все, что нужно. В это утро он придирался к каждому моему движению. Я поняла, что он разочарован во мне по причине, вовсе не связанной с Клариссой. Он выглядел несколько осунувшимся, под глазами были темные круги, лицо не брито, одежда измята. Можно было подумать, он снова провел ночь в кабинете на узком диване.

Заметив, что я внимательно разглядываю его, он иронически произнес:

— Может быть, лучше обратить меньше внимания на мою ничтожную особу, а позаботиться о моей дочери?

— Конечно, милорд. Но мне хотелось бы сказать Вам пару слов конфиденциально.

— Перейдем в Вашу гостиную?

Сначала я хотела предложить классную комнату, но передумала.

— Да, там будет удобно.

— Я загляну к Клариссе и приду, — сказал он.

Я пошла вперед по коридору, он шел позади. Я чувствовала его взгляд и старалась не спотыкаться, ноги с трудом держали ровный шаг, словно на меня наступало облако, готовое разразиться ураганом без предупреждения. Даже его шаги ассоциировались у меня с ударами грома, каждый шаг эхом разносился по коридору.

Я чувствовала, что не могу выдержать такого напряжения, и вошла в класс, чтобы пропустить его вперед. Альбом Клариссы все еще лежал на полу. Я подняла его и открыла страницу, которую она мне показала. Снова ее рисунок заставил меня внутренне содрогнуться. Решив, что не стоит оставлять этот рисунок в альбоме, чтобы снова не вызвать у Клариссы неприятных воспоминаний, я вырвала лист и убрала альбом в стол.

В руках у меня остался рисунок — странная фигура, застывшая в неестественной позе за окном. Мне хотелось бросить его в камин, чтобы он сгорел дотла и больше не волновал ничье воображение, но что-то в этой фигуре странно притягивало. Я вернулась к себе и спрятала лист в ящике письменного стола.

Через несколько минут раздался стук лорда Вульфберна. Он вошел, но не сел рядом со мной, а подвинул кресло и расположился напротив дивана. В данную минуту его интересовала только его дочь и ее безопасность.

— Разговор не займет много времени, — заверила я. — Затем я вернусь и буду сидеть с Клариссой.

— Срочности нет. Миссис Пендавс дала ей снотворное. О чем Вы хотели говорить?

— Перед тем, как ей стало плохо, Кларисса пыталась рассказать о преследующих ее кошмарах — они связаны с той фигурой, которую она наблюдала тогда в тумане.

Может быть, нужно было рассказать о рисунке, но что-то удерживало меня.

Он снова пристально разглядывал меня поверх сложенных ладоней, волчья голова перстня привлекла мое внимание.

— Ей удалось сказать что-то вразумительное? — спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

— Но что она все-таки сказала?

Я колебалась, понимая, что мой ответ ему не понравится. Но не могла же я утаить такую важную вещь!

— Она узнала в той фигуре знакомого и близкого ей человека. Мне кажется, она уверена, что видела мать.

— Это исключается, — он смотрел на меня с явным отвращением. — Вы хотите заставить меня поверить в призраки, мисс Лейн?

— Я сама в них не верю. Но Кларисса верит. А воображение ребенка просто непредсказуемо.

Он с минуту подумал, потом, хоть и неохотно, кивнул в знак согласия.

— Простите меня. Вы же не виноваты в ее видениях, призрак это или не призрак. Но меня беспокоит эта склонность к фантазиям. Я…

— Вы опасаетесь, что можете потерять ее, как потеряли ее мать, — сказала я мягко.

Он провел рукой по волосам.

— У меня кроме нее никого нет. Я не хотел бы лишиться ее, мисс Лейн.

Я вздрогнула от этой мысли.

Он замолчал, слышно было только тиканье часов на камине и наше дыхание. Он машинально крутил перстень на пальце, а я поймала себя на том, что считаю махровые розы на узоре ковра и не могу решиться сказать, что меня беспокоит.

— Милорд…

— Джессами…

Мы одновременно начали говорить и одновременно остановились. Я заставила себя продолжать, прежде чем он успел собраться с мыслями, ибо, если бы он начал первым, моя задача была бы труднее.

— Извините, милорд, но должна Вам сказать еще кое-что. Одну минуту.

Я принесла гребни из спальни и положила их на стол перед ним.

— Хочу вернуть Вам их.

Он взглянул на них, но не взял.

— Извините, но я не могу их принять, — добавила я. Он с горечью усмехнулся.

— Да, конечно, я понимаю, что Вы их не можете принять. Снова вынужден извиниться перед Вами. Я слишком поглощен своими заботами, у меня не было времени подумать о Ваших.

— Милорд?

— Вы не тот человек, за которого я принимал Вас, мисс Лейн, — он сделал знак рукой, предупреждая возражения. — Не хочу обвинить Вас в том, что Вы намеренно ввели меня в заблуждение. Скорее, Вы не знаете сами себя.

— Вы говорите загадками, — сказала я, ощущая, как чувство неловкости овладевает мной.

Он вздохнул.

— Все очень просто. В постоянной заботе о насущных проблемах я не разглядел в Вас некоторые черты.

Я выпрямилась.

— Естественно, Вы не можете знать все подробности о Ваших людях, но не понимаю, почему это должно огорчать Вас.

— Я ошибочно принял Вашу спокойную сдержанность за силу характера…

— То есть…

— …Ваше умение контролировать свои эмоции за безмятежность и ясность ума…

— Вы не смеете…

— …и Ваши колебания за девичью робость.

Он сделал паузу, чтобы яснее прозвучали последующие слова и окинул меня холодным взглядом, который лишил меня остатков самообладания.

— Вчера вечером я убедился в своей ошибке. Мне захотелось пощупать, цел ли мой узел на затылке.

— Должна признаться, Вы напугали меня вчера, — сказала я дрожащим голосом.

— Напугал? Вы были в ужасе. Дайте руку и я покажу, какую шишку Вы мне наставили.

Я отдернула руку назад, больно ударившись локтем о край дивана.

— Это ни к чему. Согласна, что проявила чрезмерную вспыльчивость. Но в той ситуации Вы должны были предвидеть, что сдержанность может мне изменить.

— Моя дорогая Джессами! Что я Вам сделал такого плохого? Только обнял Вас и сказал, как Вы мне дороги.

Это вовсе не причина для баталии, которую Вы затеяли.

— Я гувернантка и у Вас на службе. Вряд ли было уместно…

— Чепуха. Вы прекрасно знаете, что для меня Вы гораздо больше, чем гувернантка. Вам просто удобнее ограничить наши отношения официальными рамками.

— То, что Вы говорите, смешно. К чему мне настаивать на зависимом положении, если у меня есть право на другое? Это было бы непростительной глупостью.

Его взгляд выражал полную уверенность в своей правоте.

— Потому что чем ниже положение, тем безопаснее расстояние.

— Какое расстояние? Между мной и Вами?

— Нет. Думаю, если бы Вы хотели держать меня на почтительном расстоянии, Вы нашли бы, как это сделать.

— Тогда о каком расстоянии идет речь? Не вижу логики.

— Отделяющее Вас от жизни, Джессами, — он повертел кольцо на пальце. От жизни и счастья. От всего, что стало бы принадлежать Вам, если бы Вы немного ослабили узду на своих чувствах. — Сказав это, он неожиданно замолчал.

Я вскочила на ноги, не в силах больше сносить его нападки. Он был невыносим. Я всегда знала, что он заносчив, но это было уж слишком. Как я могла считать его умным человеком? Это были оценки человека, склонного к алкоголю. Презрение к нему охватило меня и было так велико, что я не находила слов, чтобы выразить его. Во мне бушевало столько противоречивых чувств, что я вообще не могла говорить.

— Как? Вы не хотите ответить, осадить меня?

— Ваши комментарии не заслуживают ответа, — наконец проговорила я. — Вы несете чушь.

— Нет, любовь моя. Проанализируйте свое прошлое и Вы поймете, что я прав, — его голос снизился до нежного шёпота, в глазах появилось выражение, которое мне нравилось и располагало к доверию. — Когда Вы были ребенком, Вас взяли в состоятельный дом, разбудив мечты о прекрасной жизни, но потом все отняли в одночасье, и весьма неделикатным образом. Неудивительно, что Вы боитесь рисковать очутиться в том же положении вторично. То, что Вы не принимаете, никто не сможет у Вас отнять.

— Вы ссылаетесь на события моего детства. Прошло много лет. Я изменилась.

Он встал и попытался подойти ко мне, но я отошла так, чтобы он не достал меня. Вздохнув, ор не стал настаивать, но укрыться от слов было невозможно.

— Даже жизнь — слишком короткий период времени, чтобы изгладить горькие воспоминания в чувствительном сердце. Но страх боли можно преодолеть.

Я начала злиться.

— Вы обвиняете меня в трусости, однако пригласили в дом, потому что считали храброй. Один человек не может быть одновременно и трусом, и смельчаком, милорд.

— Иметь смелость на то, чтобы терпеть невзгоды в одиночку, когда нет другого выбора, — не то же самое, что добровольно согласиться терпеть разочарование от других.

Он опять сделал несколько шагов в мою сторону, я отступила, но бежать было некуда. Не дав мне опомниться, он схватил меня за руку и потащил в спальню. У меня перехватило дыхание. Неужели он собирается…

Я не могла даже мысли об этом допустить.

Он остановился перед зеркалом. Я вырвала руку, но передышка длилась недолго. Он прижал мне руки и заставил посмотреть на свое отображение.

— Посмотрите на себя, — сказал он. — Ваши волосы. Платье, которое Вы специально выбрали сегодня. Вы снова стали той самой сироткой, которая впервые появилась в этом доме. Суровая. Одинокая. Недотрога. Странно, что Вы не вынули одно из своих траурных платьев.

К своему стыду, я покраснела. Он застонал и отпустил меня.

— Боже Милосердный, Джессами, это я так Вас напугал, что Вы снова замкнулись в своем коконе? Почему Вы не делаете то, что подсказывает Вам Ваше чувство? Вы надели бы свой траур, если бы не боялись напомнить Клариссе о смерти? Так я понял?

Ответить положительно значило дать ему лишний козырь против меня самой. Я нарочито сжала губы, чтобы показать, что я отказываюсь отвечать на его вопрос.

Он сказал вместо меня, прочитав ответ в моем лице как в открытой книге.

— Думаю, Вам самой не доставило большого удовольствия то, что Ваши мечты не состоялись.

Неужели он прав? Нет, не может быть, его обвинение не имеет под собой почвы. Но даже если и так. Нет, это неправда.

— Вам обязательно нужно мучить меня? — сказала я тихо.