Никогда прежде он не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Она была создана для него. Их тела слились в единое целое, и это единение все больше и больше убеждало его в этом. Вместе они достигали самых высоких пиков. Графиня льнула к нему, задыхаясь от желания, расслаблялась, обессиленная, но тотчас же была готова взмыть снова к высочайшим вершинам наслаждения. Она побуждала его к новым и новым подвигам и радостно манила в свою сладостную глубину, в чувственный вихрь своего тела. Это был настоящий ураган страсти и щедрости.

Он требовал, и она охотно давала — в этом было нечто дикое и бездумное, бесшабашное, полная капитуляция без опасений, бескорыстная и всепоглощающая любовь.

Она дарила ему радость, восторг и невообразимое наслаждение. Когда наконец они оба обессилели, Габриэль впервые в жизни почувствовал, что побывал за пределами этого мира.

И он помнил о том, что был у нее первым.

Секундой позже, все еще слитый с ней воедино, он подумал, что будет ее единственным любовником.

Прижимая графиню к себе, ощущая нежность ее тела, он закрыл глаза и отдался этому чувству.


Медленно, постепенно Алатея возвращалась к реальности, а ее затуманенные мысли обретали обычную четкость. Первое, что она почувствовала, — это слезы, струящиеся по ее щекам. То не были слезы сожаления, но слезы радости, слишком глубокой, слишком сильной, чтобы выразить эту радость словами.

Так вот оно — таинство отношений между мужчиной и женщиной.

Эта мысль вызвала у нее головокружительный восторг, за которым последовало новое чувство благодарности ему за то, что он ввел ее в не изведанный до сих пор мир.

Уголки ее губ приподнялись в невольной улыбке. Она слышала в течение многих лет, что Габриэль был мастером по части чувственных утех. Теперь она была готова присягнуть, что молва не обманывала. Он был нежен, внимателен и сразу понял, что она новичок в деле любви…

Алатея была рада приобретенному опыту, рада тому, что это произошло и свой опыт она приобрела именно с ним.

Он. Все ее чувства были сосредоточены на тяжелом теле, лежавшем поверх нее. Эта тяжесть наполняла ее изнутри.

Внезапно Алатея полностью очнулась. Первой мыслью было, что все происходит не с ней. А может, она сама изменилась, стала другой? Сейчас Алатея держала в объятиях обнаженного мужчину, и их тела были соединены. Больше она уже не сможет забыть, как извивалась в его объятиях, бесстыдная и ненасытная; изменения, происшедшие с ней, необратимы, и к прежнему нет возврата.

Прислушиваясь к себе, Алатея ждала, что ее охватит раскаяние, но ничего подобного не происходило. Она лежала, испытывая восхитительное умиротворение, полная тихой радости, какого-то сияния, о котором прежде не имела ни малейшего понятия. Здесь, с ним для нее была единственная возможность испытать счастье соединения женщины с мужчиной и восторг этого соединения.

Своим поступком она никому не нанесла урона. Никому не было дела до ее личной жизни, и никто никогда не узнает о том, что произошло. Она была приговорена обстоятельствами своей жизни к тому, чтобы остаться и умереть старой девой. Неужели плохо то, что она познала вкус счастья? Этот опыт, эти воспоминания останутся с ней на всю жизнь и всегда будут греть ее.

Хотя Габриэль оказался внутри ее тела прежде, чем она успела сообразить, каковы его намерения, Алатея прекрасно сознавала, что последует, когда сказала ему «да». У нее было достаточно жизненного опыта, и она хорошо знала, что значит принять правильное решение. После этого она никогда ни о чем не сожалела, как никогда не сожалела и о том, что отвернулась от Лондона, от утех светской жизни, отказалась от своего триумфального появления в свете, когда пришла ее пора. Приняв этот опыт, она получила от него наслаждение, испытала радость.

Где-то внутри ее зажурчал смех. Алатея с трудом подавила его и попыталась сделать движение, но не смогла, потому что ее тело было придавлено тяжестью другого мощного тела. Как ни странно, ей нравилось это ощущение тяжести, она не испытывала неудобства, напротив, ей казалось, что так все и должно быть. Ее ноги, все еще переплетенные с его ногами, ослабли, одна ее рука обнимала его плечо, другая лежала на его боку.

Он. Алатея все еще никак не могла осознать этого. В темноте ей виделась всего лишь неясная фигура мужчины, которому она так беспредельно и глубоко доверяла, Алатее и в голову не приходило, что он может причинить ей физическую боль. Она отдала ему себя, и он принял этот дар, ввел ее в новый мир наслаждений, познакомил с неизведанными восторгами, о которых она могла прежде только смутно догадываться.

И все же она знала, кто он. Или все-таки не знала?

Хмурясь, Алатея осторожно дотронулась до его плеча. Его дыхание оставалось спокойным и ровным, и она решила «прогуляться» по его телу, ощутить мощные мускулы, почувствовать его безупречную кожу.

Много лет назад Алатея видела его обнаженный торс, и тогда это зрелище зачаровало ее. Теперь она могла отдаться созерцанию и изучению с полным сознанием того, что делает: она позволила своим рукам блуждать по его телу, стремясь насытиться волшебными ощущениями. Внезапно у нее захватило дух: он был таким теплым и мужественным, таким реальным… Голова закружилась, по телу пробежала волна восторга, и вся она содрогнулась. Ее будто сорвало с якоря и понесло в открытое море, в бездну, в пучину.

Алатея задрожала, беспомощная, бессильная перед своими чувствами. Внезапно все в ней забурлило, как в кипящем котле.

Руперт?

Нет, теперь это был Габриэль.

Она вдруг поняла: во многих отношениях это был хорошо знакомый ей человек, но по-настоящему она его совсем не знала, будто только недавно с ним познакомилась. Она ощущала его руки на своем теле, продолжавшие прижимать ее к себе даже во сне.

Повернув голову, Алатея вглядывалась в его лицо, но оно тонуло во тьме. Все, что она могла ощущать, — это его тепло, прикосновение его рук и поток нежности, исходивший от него и пронизывавший всю ее с головы до ног.

Прошла минута, прежде чем ее дыхание восстановилось, она смогла, овладев собой, вернуться в реальность.

И тут ее охватил ужас. Что будет, если он узнает правду, узнает, кто она?

Алатея вспомнила о своей вуали. Охваченная паникой, она попыталась дотянуться до нее, но темнота в комнате была столь густой и непроницаемой, что в нескольких дюймах она не могла ничего разглядеть.

— Это был чудесный полет, графиня.

Она почувствовала его легкое дыхание на своей щеке. Его губы прикоснулись к ней, ища ее губы. Потом последовал долгий томительный поцелуй. Когда наконец он прервал его, Алатея могла бы сказать почти с уверенностью, что он улыбается.

— Как вы себя чувствуете?

— Кажется, жива.

Ее кожа снова горела. Как это могло быть? Будто прочитав ее мысли, Габриэль потянулся к ней и поцеловал, уже не скрывая улыбки.

— Ну что, готовы к новой скачке?

Она ощутила движение его отвердевшей плоти и поняла, что и в самом деле готова. Ее бедра раздвинулись как бы сами собой, будто приглашая его войти в нее глубже, а руки обвились вокруг него. Тогда он снова овладел ею — всем ее телом, ее губами и лоном.

Габриэль не спешил. В первый раз в нем чувствовалось напряжение, желание сдержать себя. Теперь он дал себе волю и просто наслаждался ею, доставляя наслаждение им обоим. Жар внутри тела, казалось, был способен расплавить ее. Она прервала их затянувшийся поцелуй, чтобы вдохнуть глоток воздуха. Его губы скользнули ниже по ее шее, потом, к своему удивлению, она поняла, что он отделяется от нее.

Алатея почувствовала себя брошенной, покинутой, пустой.

Скользнув ниже, он прижался ртом к ее соску.

Обдавший ее внезапно жар был неожиданным и вызвал шок, она задыхалась. Потом медленно пришла расслабленность, а за ней снова возникло напряжение — он умело и искусно играл с ней.

Звук, который она исторгла, когда он принялся ласкать языком сосок, напомнил мурлыканье кошки. Когда Габриэль прихватил его зубами, ей показалось, что она сейчас умрет от восторга.

Это подействовало на нее как дуновение свежего ветра над ее разгоряченной плотью, но в это мгновение он переключился на другую грудь, на тот пик, который был до сих пор обделен его вниманием.

Она выгнула спину, будто стала марионеткой, управляемой его руками.

Наградой ей был его приглушенный смех.

— Сколько вам лет?

Его губы спускались по ее телу все ниже. Вот они прикоснулись к ее животу, потом заскользили к пупку.

— Далеко за двадцать.

— Гм-м… Но вам еще многому предстоит научиться.

— Научиться?

Он потянулся рукой к ее груди и принялся ласкать ее, другая рука в это время ласкала и гладила ягодицы и бедра.

— О да!

Его голос звучал вполне уверенно.

— И начать можно сейчас же.

Алатея не возражала. Теперь она воспринимала Габриэля по-новому, видела его внутренним взором иначе, это новое знание было пленительным и зачаровывало ее. Этот нежный и страстный соблазнитель был совсем не похож на человека, которого она знала многие годы. Она никогда прежде не видела его в этом качестве взрослого чувственного мужчины, и сейчас он представал перед ней обворожительным существом, таким загадочным и таким притягательным.

Мир ускользнул, исчез, реальность стала призрачной, когда его руки снова принялись творить свою магию.

— Что я должна делать?

Он поднял голову от ее живота, который нежно и осторожно покусывал, — ее кожа была напряжена и полна трепета. Нервы ее были так же возбуждены.

— Просто лежать.

В его голосе она уловила некоторое мужское самодовольство.

— Расслабьтесь и отдайтесь наслаждению.

У Алатеи не было ни сил, ни желания поступить иначе, и она покорилась. Если бы она имела хоть малейшее представление о его намерениях, то нашла бы в себе силы сопротивляться.

Но такого представления у нее не было. Поэтому она отдалась своим ощущениям, и то, что ей пришлось так легко уступить ему, таило невероятное наслаждение.

Теплое и трепетное тело, которое Габриэль ощущал под собой, полностью поглотило все его внимание. Она привлекала его больше, чем когда-либо прежде, больше, чем какая-либо женщина, которую он знал.

Ничего подобного он еще не испытывал в жизни.

Никто и ничто никогда не влекло его к себе так, как она. Никогда прежде он не испытывал такого полного наслаждения, такой упоительной капитуляции перед собственными ощущениями. Это походило на молитвенный восторг, но в нем было и нечто более глубокое, более сильное и властное, более пленительное.

Какую бы новую, еще не изведанную ласку, какой бы изощренный восторг он ни предлагал ей, она все принимала — радостно, благодарно и безгранично наслаждалась его близостью, его телом, и он постоянно чувствовал в ней все новую и новую готовность давать и получать.

Она отдавала себя всю, ничего не скрывая и не утаивая. Габриэлю достаточно было потянуться к ней, попросить ее о чем-нибудь без слов, предложить ей прикоснуться и удовлетворить свое желание, свою потребность, свой голод.

Ее щедрость не ограничивалась только физической стороной любви. Он не чувствовал в ней никакой сдержанности, никакой задней мысли, никаких эмоциональных дистанций. Подводя ее к пику наслаждения, к его кульминации, он ощущал ее уязвимость, которую она и не пыталась скрывать.

Именно это пленяло его, полностью приковывало к ней.

Он открыл ей врата сексуального удовольствия, и она в ответ раскрыла для него вход в царство глубочайшей интимности, пленительной, опасной и возбуждающей. Невинная, она сумела показать ему, сколько счастья может таиться в этой области, в сфере, которую он считал изученной досконально.

Прежде Габриэль даже не представлял, что может существовать столь всепоглощающая страсть. Графиня была открыта для него, честна, ее отвага глубоко трогала и потрясала.

Она не ставила никаких условий, но предлагала и давала ему полное наслаждение, полное насыщение ею. Что-то в самой глубине его натуры дрогнуло, будто он давно хотел этого, но не мог достичь. Теперь это нечто, не определяемое словами, принадлежало ему, и они оба были подхвачены потоком, несшим их к вершинам страсти. Глубокое удовлетворение, облегчение и радость все росли в них, поднимались, омывали их, и Габриэлю казалось, что он тонет в этой бездне, в этом бездонном омуте, в этом полном экстазе.

Последняя мысль, промелькнувшая у нее в голове перед тем, как она провалилась в сон, была о том, что теперь она принадлежит ему. Сегодня и всегда будет принадлежать.


Габриэль проснулся глубокой ночью и на мгновение замер, вкушая обволакивающую их тишину. Потом привлек графиню к себе. Ему было приятно просто лежать с ней рядом, разделяя чувство благополучия и покоя, наступившее после наслаждения, все еще бродившего в их жилах и согревавшего их отблесками недавно столь ярко горевшего пламени.