— В доме, где я очень счастлива, куда меня пригласил друг, которого я знаю всю свою жизнь, который был другом не только мне, но и моим родителям, — возразила Гретна.

— Я не отвергаю всего, что было в прошлом, — сказал маркиз. — На самом деле я не знаю, почему мы должны спорить. Моя бабушка пригласила вас остановиться в ее доме в Ричмонде.

— И откуда появился этот неожиданный интерес ко мне? — спросила Гретна. — В следующем году мне будет восемнадцать, и сейчас в первый раз за всю мою жизнь кто-то из моих родственников — в частности, ваша бабушка — пригласил меня под свою крышу. Откуда такой интерес? И как она вообще узнала о моем существовании?

— Она узнала, потому что я сегодня ездил к ней в Ричмонд и рассказал ей о нашей встрече и о том, где вы сейчас живете, — объяснил маркиз. — Она сразу же настояла, чтобы я передал вам ее приглашение погостить у нее так долго, как вам будет угодно.

— Тогда, возможно, вы будете… так… добры и передадите вашей бабушке… что я признательна ей, — ответила Гретна, — и поблагодарите за доброту, но это приглашение запоздало. Скажите ей, я надеюсь, что мы встретимся с ней, пока я в Лондоне, но я останусь с госпожой Фитцгерберт.

Гретна начала немного нерешительно, но закончила уже уверенно, глядя маркизу прямо в глаза. Она увидела, как его губы сжались, подбородок выдвинулся вперед, и поняла, что он разозлился, хотя ответил довольно спокойно:

— Боюсь, я должен настоять, чтобы вы поехали со мной.

Гретна приподняла брови от удивления.

— Настоять? — переспросила она. — На каких основаниях?

— Я ваш кузен.

— Очень дальний, — возразила девушка.

— Тем не менее кровный родственник и к тому же старше вас. Я не хотел говорить, но я не считаю, что обстановка этого дома подходит для молодой девушки.

— Что бы вы ни говорили, для меня это не имеет значения, — сказала она, чувствуя, как в ней закипает злость.

Ее бесило спокойствие, с которым говорил маркиз, его приказной тон, словно она рабыня или слуга, которая должна выполнять его требования.

— Ваша семья отвергла мою мать, потому что она вышла замуж за человека, которого любила. Она умерла в страшной бедности. Меня выдворили из дома, и я уехала в никуда, но ни один из моих богатых и знатных родственников, которые внезапно появились из… ниоткуда, не побеспокоился обо мне, как и о моей матери… У меня есть друзья, которые остались со мной в горе. Только… им я позволю диктовать, что мне делать, а что нет.

Она говорила страстно, но казалось, ее слова мало подействовали на маркиза. Он все так же холодно смотрел на нее, потом неожиданно, когда она меньше всего этого ожидала, улыбнулся и протянул руку.

— Мы опять спорим, — сказал маркиз. — Не будьте глупой, Гретна. Позвольте мне отвезти вас к бабушке.

Немного раньше ему бы удалось обмануть ее, но теперь она слишком рассердилась.

— Я остаюсь с госпожой Фитцгерберт, — заявила девушка.

Маркиз секунду колебался, потом произнес:

— Я не хочу спорить, Гретна. Поедемте к моей бабушке и поговорим об этом в другой раз.

— Я не собираюсь уезжать отсюда, — ответила Гретна. — Я счастлива, очень счастлива, и Мария была добра ко мне больше, чем кто-либо может себе представить. Она дала мне все — дом, красивую одежду, даже это платье. Можете вы себе представить, как будет неблагодарно с моей стороны, если я уеду, посчитав чье-то приглашение более заманчивым?

— Я не сомневаюсь в доброте госпожи Фитцгерберт к вам, — ответил маркиз. — Любые деньги, которые были потрачены ею на вас, будут возмещены.

— Кем? — быстро спросила Гретна.

— Я верну их ей, — ответил маркиз.

— Вы думаете, она примет ваши деньги? — не поверила Гретна. — Или что я позволю вам оплатить мои наряды? Милорд, вы слишком много на себя берете. Кроме того, у меня только ваше слово, что вы — мой кузен, и, раз уж мы заговорили об этом, где гарантии, что вы отвезете меня к своей бабушке, а не в маленький дом в Челси?

— Вы ведете себя по-детски смешно, — сердито заметил Стейд.

— А вы слишком властно и… оскорбительно, — бросила Гретна.

Они стояли, глядя друг на друга, и маркиз произнес, с трудом сдерживаясь:

— Это глупо. Вы знаете не хуже меня, что приглашение моей бабушки настоящее. Она хотела написать вам, но я так торопился, а у нее руки сведены ревматизмом, поэтому я не стал ждать, пока она напишет. Если вы настаиваете, я вернусь в Ричмонд и возьму письмо для вас.

— В этом нет необходимости, — возразила Гретна. — Как я вам уже сказала, я не собираюсь уезжать отсюда и переезжать к вашей бабушке или куда-либо еще.

— Я не хотел говорить этого, — почти сквозь зубы процедил маркиз, — но вы вынуждаете меня. Это не место для невинной девушки. Если вы останетесь здесь с любовницей принца, то это окажет плохое влияние на ваш характер.

Он говорил медленно, его слова звучали убедительнее, чем если бы он произносил их с яростью.

— Вы не имеете… права говорить… такие вещи, — тихо ответила девушка.

— Но, к сожалению, это правда.

Гретна отвернулась к окну и сказала:

— Предположим, принц на самом деле женился на госпоже Фитцгерберт. Тогда вы не устыдитесь… своих слов?

— Он не женат на ней, — тихо ответил Стейд.

— Как вы можете быть уверены? Вы сами сказали, что до сегодняшнего дня никогда не встречались с ней. Я живу в этом доме. Я вижу, как он относится к ней. Я ничего не знаю… о подобных вещах, но думаю, что не такие отношения характерны для мужчины и женщины, которых не связывает ничего… кроме страсти.

Гретна почти прошептала последние слова и увидела, что маркиз внимательно слушает ее, нахмурив брови, словно пытаясь проследить за ходом ее мыслей. Потом он ответил:

— Вы говорите очень убежденно, Гретна. Я бы даже поверил вам, если бы не одна вещь.

— Какая? — спросила Гретна.

— Принц сам отрицает этот брак, — сказал маркиз.

— Я не верю этому, — возразила девушка. — Когда он заявлял подобное?

Стейд в ответ вытащил из нагрудного кармана письмо.

— Я обещал никому это не показывать, — продолжил он. — Но собираюсь нарушить слово, потому что не вижу другой возможности забрать вас отсюда. Это письмо написано принцем Чарльзу Фоксу. Уверен, вы слышали о нем. Великий политик, человек, которому принц всецело доверяет, по моему мнению, и с которым дружит.

— Думаю, я встречала его прошлым вечером, — предположила Гретна.

— Он был там, — подтвердил маркиз. — И если кто-то может знать правду в таком вопросе, как женитьба принца, то это мистер Фокс.

Он повертел письмо в руках, потом открыл его.

— Чарльз Фокс написал принцу в декабре прошлого года, когда по Лондону поползли первые дикие слухи о его женитьбе на госпоже Фитцгерберт. Он говорил, что женитьба на католичке помешает ему претендовать на корону. Он даже сказал, что если это так, то все равно не может считаться законным браком.

Маркиз замолчал, посмотрел на письмо и протянул его Гретне.

— Вот ответ принца, — объяснил он, — своему самому близкому другу, человеку, которому он полностью доверяет.

Гретна взяла письмо дрожащими руками и прочитала:


Мой дорогой Чарльз!

Ваше письмо, которое я получил прошлой ночью, доставило мне больше удовольствия, чем я смог бы передать словами. Оно явилось дополнительным доказательством (которых, уверяю вас, я и не желал), что честные отношения и привязанность для меня не только желание, но и то, что я заслужил всей своей жизнью. Успокойтесь, мой дорогой друг. Поверьте мне, мир скоро убедится, что это не только не так, но даже не было и почвы для подобных слухов, которые в последнее время распространились. Я не видел ничего подобного со времен изгнания из Рая… Верьте мне всегда, мой дорогой Чарльз.

Любящий вас Г. Р.

Карлтон-Хаус.

Воскресенье, утро, 2 часа. 11 декабря 1785 г.


Когда Гретна закончила читать, ей показалось, что ее ударили. Сердце замерло, а губы пересохли.

Она сложила письмо и вернула его маркизу. Потом повернулась к окну, спиной к маркизу. Стейд сухо произнес:

— Мой экипаж ждет. Через какое время вы будете готовы?

Гретна закрыла глаза. Ее горло словно сжали тиски.

— Я не поеду с вами, — просто сказала она. — Я остаюсь здесь, с Марией. Я нужна ей.

Глаза маркиза встретились с ее глазами. Она увидела в них злость и то, что показалось ей отчаянием. Прежде чем Гретна успела сдержаться, слова сорвались с губ.

— Уходите! — крикнула она. — Вы… вы портите… пачкаете… все. Я была… счастлива, и сейчас вы все… осквернили. Я ненавижу… да, ненавижу вас!

Стейд поклонился. Это был насмешливый поклон, который требовал такого же реверанса в ответ.

— Думаю, — медленно произнес он, — что вам подойдет та жизнь, которую вы выбрали.

Гретна встретила его взгляд. В его глазах она увидела огонь, который отразился в ее собственных. Она, не отрываясь, смотрела, как он проходит по комнате к двери, как выходит и закрывает ее за собой. Только услышав, как он спускается по лестнице, Гретна поняла, что он ушел навсегда. Она стояла вся дрожа под впечатлением потрясшего ее оскорбления и тут внезапно поняла, что любит его — любит всем сердцем, — но было уже слишком поздно!

8

Гретне казалось, что в последующие несколько недель не прошло ни одного дня, чтобы она не посещала какие-то приемы или не собиралась туда. Все говорили, что лондонский сезон 1786 года — один из самых ослепительных и необычных по развлечениям из всех, которые когда-либо видели. Гретна готова была поверить в это.

Ритмы, в которых она жила, не давали ей времени подумать о себе. Однако иногда девушка чувствовала глухую боль в сердце, которую никак не могла успокоить.

Гретна ловила себя на мысли, что ищет знакомое лицо среди разноцветной ослепительной толпы на лестнице в Карлтон-Хаусе или в гостиной на воскресном вечере во французском посольстве. Сердце ее замирало и, казалось, переворачивалось в груди, но это была очередная ошибка. Перед ней оказывалось не суровое гордое лицо маркиза, а в глазах, смотрящих на нее, не было ни досады, ни проницательности, а только восхищение.

— Я счастлива, я никогда не была так счастлива, — говорила Гретна Марии, пытаясь саму себя убедить, что это правда.

Она обнаружила, что ей трудно говорить с сэром Гарри Кэррингтоном о Стейде, не показывая свой интерес к нему. Сэр Гарри теперь был на ее стороне и редкий вечер не обедал с ними на Сент-Джеймс-сквер или не сопровождал на прием.

— Я пригласила вашего молодого человека, особенно потому что он сам просил меня сделать это, — улыбнулась герцогиня Ратлендская, когда рассказывала Гретне, как сэр Гарри собирался пригласить ее на ужин.

А красавица герцогиня Девонширская, поцеловавшая мясника для получения голоса в пользу мистера Фокса, о чем до сих пор ходили легенды, спрашивала:

— Когда мы пойдем на вашу свадьбу, малышка? Я уже мысленно представляю себе это очаровательное зрелище.

Гретна с трудом сдерживалась, чтобы не покраснеть, и ничего не говорила, но не могла не замечать того, что сэр Гарри влюблен в нее и не скрывает своих чувств. Он нравился ей, нравился так сильно, что она даже представляла, как принимает его предложение руки и сердца, которое, она не сомневалась, он сделает ей в первый же подходящий момент. Потом Гретна вспоминала о любви, связывавшей ее родителей, и понимала: то, что она чувствует к сэру Гарри, всего лишь бледная копия страсти, которая даже в смерти соединила ее мать с отцом.

— Гарри, с вами так приятно разговаривать, — сказала она ему однажды вечером, когда они вместе танцевали на маскараде у миссис Шеридан, — что я понимаю, как сильно мне недостает брата, которого у меня никогда не было.

— Проклятие! — воскликнул Гарри Кэррингтон. — Я не хочу быть вашим братом, Гретна!

— Но мне вы как брат, — ответила Гретна.

— Я люблю вас, и вы знаете это, — пылко возразил он.

Она покачала головой, хорошо понимая, как прекрасно выглядит с напудренными волосами и розами в них. На ней был наряд из красно-розового атласа, украшенного розовым газом — материалом, который только неделю назад перевезли через Ла-Манш.

— Вы становитесь кокеткой, — предупредил ее сэр Гарри. — Если не будете осторожной, дамы сочтут это за флирт, тогда с вами будет покончено, моя девочка.

— Почему это должно шокировать их? — удивилась Гретна. — В этой комнате множество людей, которые только и делают, что флиртуют.

— Но вы должны быть особенно осторожны, чтобы не заработать плохую репутацию, — произнес сэр Гарри и сжал губы, словно и так сболтнул лишнее.