Лора Лэндон - Тайная победа

– Надеюсь, теперь ты доволен, – сказала ему Джессика.

Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся:

– Да. Я очень доволен.

Джессика ходила взад-вперед по спальне, и ее всю трясло от злости. Как он посмел выставить ее на всеобщее обозрение? Зачем подверг такому риску? Ведь кто-нибудь из его знакомых мог догадаться о тайне, которую она хранила с детства! Саймон заставил ее играть роль любящей жены, хотя они оба знали, что в их союзе нет ни капли истинного чувства. Так мог поступить только такой бесчувственный человек, как граф Норткот.

Джессика плотнее запахнула пеньюар и села на кровать. Зачем он заставлял ее делать все это? Неужели ему непонятно, что ей не суждено стать частью общества? Конечно, Саймону никто не сказал, что раньше она появлялась на балах на короткое мгновение и сразу уходила. И ни с кем не разговаривала, кроме Мелинды.

Боже мой, ведь Саймон заставил ее пообещать вальс графу Милбанку! Джессика вскочила и опять принялась метаться по комнате. Она не может танцевать и не станет выставлять себя на посмешище. Ей хочется только одного – чтобы Саймон оставил ее в покое, наедине с выкройками и эскизами нарядов. Пусть себе злится и ругается на чем свет стоит, она все равно не позволит ему решать, как ей жить.

Свеча на прикроватном столике заморгала, и Джессика дрожащими руками зажгла новую. Ей был нужен свет. Много света. Она и так ничего не слышит, и оставаться в темноте для нее равнозначно смерти.

Когда в спальне стало светлее, Джессика опять стала думать о бале, на котором обязана была появиться.

Если она все-таки пойдет, то будет вести себя как всегда. Будет сидеть одна в стороне и ждать, не появится ли какая-нибудь дама в придуманном ею наряде. А потом поедет домой. Пусть окружающие думают о ней что хотят. Пусть муж выскажет все, что думает о ее поведении. Если бы Саймон сейчас был здесь, то…

Но его в спальне не было.

Муж опять не пришел к ней.

Джессика взяла подушку с кровати и прижала к груди. Сегодня ночью Саймон опять проигнорировал ее. Раньше ей было все равно, но теперь его пренебрежение больно ранило ее.

Просто до этого дня Саймон держался с ней холодно и отстраненно. А сегодня вдруг резко изменился, показав, каким очаровательным, нежным и заботливым может быть. Его комплименты пробудили в ней такие чувства, о существовании которых Джессика не подозревала. То, как он на нее смотрел, как держал за руку, привлекая поближе к себе, заставляло ее сердце замирать от сладкой муки.

Саймон опять открылся для нее с новой стороны. Но после того как они вернулись с прогулки, между ними снова встала стена. Пока они катались по парку, Саймон улыбался ей, сжимал ее руку и говорил всякие нежности, но скоро стало ясно – он играл эту роль, чтобы получить нужные ему приглашения на светские рауты.

Когда они вернулись домой, Саймону вручили пакет от Айры, и он сразу пошел с ним в кабинет. Остаток дня муж провел взаперти с бумагами и вышел только к ужину. За столом Саймон посидел столько, сколько того требовал этикет, и снова ушел в кабинет. Судя по всему, он и сейчас сидит там.

Что ж, пусть так и будет. Ей от него ничего не нужно. Пусть хоть ослепнет, разбирая документы при свечах.

С тех пор как его болезнь прошла, Саймон только и делал, что распоряжался ее жизнью. Это он решил покататься в парке. Он принял приглашение Челтнемов. И он же согласился приехать в пятницу на бал к Милбанкам.

Саймон решал, что делать, но расплачиваться за это приходилось ей, а не ему.

Джессика в отчаянии сжала подушку в руках и кинула ее в угол. Она целилась в кровать, но попала в картину на стене в резной позолоченной раме. Картина упала на пол, и рама разлетелась на части. Джессика закрыла рот рукой, заглушая крик. Боже, что она наделала?

Уставившись на обломки, Джессика мысленно отругала себя за несдержанность. Было бы гораздо лучше, если б эта подушка попала в голову мужу, чем в красивую картину. Саймон точно это заслужил. Из-за него ее жизнь превратилась в хаос.

Джессика подбежала к картине и, наклонившись, увидела, что само полотно осталось целым, треснула лишь рама. Значит, ей надо только заменить ее и надеяться, что этого никто не заметит.

А пока надо собрать обломки. Джессика выпрямилась, чтобы пойти поискать, куда их сложить, а потом выбросить. И замерла на месте.

Дверь в спальню была открыта, и на пороге стоял Саймон, скрестив руки на груди. Он опирался о косяк и закрывал собой весь проход.

– Я… – Джессика сглотнула. – Я… это сломалось.

– Вижу.

Он выпрямился и пошел к ней. Встав рядом, Саймон посмотрел на разбитую раму. А потом медленно повернулся к Джессике и спросил:

– Тебе она так не понравилась?

– Нет! – всплеснув руками, воскликнула девушка. – Картина очень красивая, но…

Саймон склонил голову набок, чтобы лучше рассмотреть изображение на полотне, а потом опять посмотрел на Джессику.

– Ты правда так думаешь?

– Ну, не шедевр, но очень мило.

– Точно. Странно, я никогда раньше не обращал на нее внимания. – Саймон поднял холст и еще раз внимательно глянул на него. – Кстати, это рисовала моя бабушка.

– Ох, – простонала Джессика и, нагнувшись, подняла большие обломки рамы. Она отдала их Саймону и сказала: – Я не хотела, чтобы так вышло. Правда. Это произошло случайно.

Саймон положил разбитую раму на стол и поднял с пола смятую подушку. Протянув ее Джессике, он спросил:

– Вот что ее разбило, да?

Джессика молча кивнула.

– Значит, если в картину ты попала случайно, следовательно, у тебя была другая цель? И что же тебя так разозлило, если не секрет?

Джессика отвернулась от Саймона. Это была его вина. Если бы он не настоял на прогулке в парке, то им бы не встретились Милбанки. И, значит, ей не надо было бы идти на бал в пятницу.

Саймон взял ее за подбородок, поворачивая лицом к себе. Джессику охватило волнение.

– Может, кидая подушку, ты мечтала попасть в какого-то человека?

Саймон вопросительно поднял брови, ожидая ответа. Джессика скрестила руки на груди и шагнула назад.

Он стоял слишком близко, и от этого у нее кружилась голова. Каждый раз, когда Саймон приближался к ней, она таяла и теряла силу воли. Ей нужно отойти, чтобы мыслить разумно.

– Ты расстроена, Джессика?

Она перевела дыхание. Неужели Саймон думал, что можно кидаться подушками просто так, без причины? Нет, к сожалению, такое возможно только в детстве.

– Ты задаешь мне такие вопросы после того, что сегодня случилось? – воскликнула Джессика. Она отвернулась от него и прошлась по комнате. А потом остановилась и глянула ему в лицо. – Я не расстроена. Я в ярости.

– Почему?

– Почему? – переспросила Джессика, не веря тому, что прочитала по его губам. Саймон, похоже, не понимал, что делал с ней, какую боль причинял своим неразумным поведением. – С тех пор как я тебя встретила, ты перевернул мою жизнь с ног на голову.

– Это каким же образом?

Саймон направился к двери и закрыл ее. Сердце в груди Джессики подпрыгнуло.

– Зачем ты это сделал?

Он подошел к ней и встал так, чтобы ей было удобно читать каждое слово.

– Потому что ты кричишь, как фурия, дорогая. А я не хочу, чтобы наш разговор услышали слуги или проходящие по улице люди.

Джессика тут же закрыла рот и топнула босой ногой по полу. Да как он смеет!

– Вряд ли я кричу, как фурия, дорогой, – с иронией произнесла она, – но даже если так, то ты это заслужил.

Саймон оперся плечом о столб, поддерживающий балдахин кровати. Муж выглядел так спокойно и расслабленно, что ей захотелось схватить его за плечи и потрясти.

– Может, ты объяснишь, чем я заслужил твои упреки?

– Всем, что ты делал сегодня днем.

– Например?

– Сначала ты заставил меня поехать в парк.

– Я думал, тебе наша прогулка понравится.

Джессика удивленно глянула на него, но продолжила:

– Потом ты сознательно пошел на риск и остановился, чтобы поговорить со своим другом, маркизом Челтнемом.

– И, как мне показалось, наша встреча прошла отлично.

– Но ты не был уверен в этом, когда остановился.

– Разве?

Джессика со злостью смотрела на его самодовольное лицо. Саймон, похоже, никогда не сомневается в себе.

– Затем ты использовал меня, чтобы получить приглашение на бал, хотя и знал, что я не могу туда поехать.

– Ничего такого я не знал.

– Я не готова так рисковать. Ты не можешь заставить меня.

– С тобой все будет в порядке. Я ни на секунду не оставлю тебя.

Джессика сжала руки в кулаки и шагнула к Саймону.

– Значит, ты обещаешь всегда быть рядом? – Она горько усмехнулась. – Это будет интересно. Без сомнения, граф Милбанк придет в восторг, танцуя сразу с двумя партнерами.

Саймон так широко улыбнулся, что Джессике захотелось стереть следы веселья с его лица.

– Что ж, пожалуй, я разрешу тебе танцевать с графом без меня.

– Нет!

– Не бойся, Джесс. Бедняга Милбанк очень полный и страдает одышкой. Все его силы уйдут на танец, и он не будет с тобой говорить.

Джессика сжала зубы.

– Мне все равно. Я не могу с ним танцевать.

– Можешь. И будешь. Даже если граф заговорит, ты не пропустишь ни одного слова. Он все время будет стоять к тебе лицом.

– Но…

– Все будет хорошо.

– Нет! – воскликнула Джессика. – Не будет!

– Почему?

– Я не умею танцевать.

Судя по лицу Саймона, это признание шокировало его. Джессике давно не было так стыдно. Она чувствовала себя униженной, неполноценной. C трудом взяв себя в руки, Джессика посмотрела на Саймона, вкладывая в этот взгляд всю злость, которую он в ней пробуждал.

– В отличие от остальных девиц меня по понятной причине не учили разливать чай и вести светские беседы, – сказала она. – И танцевать тоже.

Джессика больше не могла смотреть на Саймона. Она повернулась к нему спиной и схватилась за угол нового гардероба, который Саймон купил ей для бальных нарядов. Которых у нее не было.

– Ты взял в жены не воспитанную леди, которая знает, как задавать балы и приемы, развлекая общество, а инвалидку, которая всю юность с утра до ночи смотрела на губы людям, пытаясь понять, что они говорят. Несчастную серую мышь, которая до семнадцати лет вообще не вела ни одной более-менее умной беседы. Девушку с пороком, которой…

Саймон схватил ее сзади за плечи и развернул к себе.

– Перестань. Я не позволю тебе так говорить!

Джессика замерла и, не моргая, уставилась на мужа. Похоже, ее признание разозлило Саймона.

– Пожалуйста, оставь меня в покое. Я не хочу, чтобы ты трогал меня.

Саймон опять был рядом, и Джессика почувствовала, как на нее вдруг накатилась усталость. Предательское тело заныло, желая, чтобы Саймон обнял ее, пожалел, но она запретила себе даже думать об этом. С тех пор как ей исполнилось пятнадцать, Джессика рассчитывала только на свои силы. Вот и теперь она не позволит предательской плоти искать поддержки у мужа.

Да, Саймон женился на ней и пообещал защищать, но она не настолько глупа, чтобы мечтать о теплых чувствах и настоящей семье. Когда в обществе узнают о ее глухоте, муж быстро повернется к ней спиной. И она опять останется в одиночестве.

Джессика проглотила комок в горле и сказала:

– Пожалуйста, уходи. Я устала.

Саймон ослабил хватку, но не снял рук с ее плеч. Когда он начал медленно, нежно гладить их, у Джессики задрожали колени, и она закрыла глаза, молясь, чтобы Саймон оставил ее в покое.

Саймон привлек ее ближе к себе. Джессика не смела посмотреть ему в глаза. Она не хотела читать на его губах неискренние извинения.

Муж опустил руки и сжал ее ладони. От этого прикосновения по всему телу разлилась волна тепла, согревая Джессику, наполняя блаженством. Саймон сплел пальцы правой руки с ее пальцами, а потом одним опытным движением положил левую руку Джессики к себе на плечо, а ее саму обнял за талию и приблизил к себе.

– Что ты делаешь? – воскликнула она.

Теперь от Саймона ее отделяли тонкий муслин ночной рубашки и свободный пеньюар. Сквозь материю Джессика чувствовала жар тела Саймона, и от этого ее кожа стала невероятно чувствительной. Он крепко обнимал ее за спину, и ей казалось, что между его большой твердой рукой и ее телом ничего нет. Джессика едва могла дышать.

– Не надо, Саймон. – Она попыталась высвободиться. – Мне никто не поможет. Я не слышу музыку.

– Тебе и не нужно ее слышать.

– Без этого не получится танец. Одно дело – научиться читать по губам, и совсем другое – танцевать, когда не чувствуешь ритма. – Джессика уперлась обеими руками в грудь Саймона, стараясь отодвинуться. Но муж явно не желал ее отпускать. – Потому я не знаю ни одного танца, – добавила она глухим голосом.

От волнения сердце Джессики бешено билось в груди. В висках пульсировала кровь. Саймон не мог требовать от нее невозможного.