– Ты что, считаешь меня таким высокомерным дураком? Мне всегда было глубоко наплевать, что высший свет думает о внешности людей. Я лишь хочу представить новую графиню Норткот и сделать так, чтобы она заняла подобающее место в обществе.

– И ты опасаешься, что жена не будет ему соответствовать?

Саймон налил немного бренди в бокал и глянул на золотистую жидкость.

– Я буду гордиться ею, даже если она выйдет босая и в домашней одежде. – Ему вдруг вспомнилось, как выглядела Джессика, когда он первый раз пришел к ней в спальню. Его молодая жена была одета лишь в простую ночную рубашку, из-под которой выглядывали изящные лодыжки и голые ступни, ее темно-русые волосы с каштановым отливом падали волной ей на плечи и спускались дальше, ниже талии. Саймон представил, как она вновь открывает ему свои объятия, как отдается ему с искренностью и нежностью, которые сразу покорили его. Кровь забурлила у него в жилах, и Саймон встряхнулся, заставляя себя вернуться в реальность.

– Меня тревожит не ее наряд или прическа, – ответил он другу. – Сегодня утром к нам прибыла эта известная портниха, мадам Ламонт, а вместе с ней – целое войско швей. Они не успели закончить с платьем, как сюда приехала горничная твоей жены, вооруженная щипцами для волос, пудрой и мылом. И довольно грубо заявила, что впереди ее ждет «очень серьезная работа».

– И что же они делали целый день?

– Не знаю, – пожал плечами Саймон. – Они бегали взад-вперед по лестнице, носили полотенца, горячую воду, какие-то женские штучки, которые срочно нужно погладить, потом еще горячую воду и еще ворох кружевного белья.

– И тебя это тревожит?

– Черт, конечно! – воскликнул Саймон и наконец выпил бренди одним глотком. – Что они там с ней делают? Кроме старой одежды, в остальном она прекрасно выглядит. Ее не нужно раскрашивать, как актрису на сцене, делать из нее фарфоровую китайскую куклу, к которой страшно прикоснуться. Я хочу, чтобы Джессика оставалась прежней. Не надо ее менять.

Последние слова очень развеселили Джеймса. Саймон смерил его взглядом, но друг, продолжая смеяться, сказал:

– Я смотрю, что ты-то как раз поменялся. После женитьбы на Джессике.

– Ничего подобного, – решительно заявил Саймон. – Я уже давно понял, что мне больше всего нравится естественная красота. К тому же я думаю, Джессике все эти завивки и помады тоже не по душе. Ее и так ждет впереди серьезное испытание – бал. Не стоит мучить ее, а то она может сорваться в самый неподходящий момент.

Не дожидаясь ответа друга, Саймон отошел к дальнему окну и выглянул в сад.

– Я ведь понимаю, что чувствует Джессика, – сказал он. – Моя мама умерла очень рано, и я не помню ее любви. А отец был поглощен картами, шумными балами, женщинами и чаще общался со своим камердинером, чем со мной. Так что одиночество мне знакомо.

Саймон помолчал. Потом, заложив руки за спину, тяжело вздохнул и продолжил:

– Я солгу, если скажу, что любил отца и одобрял то, как он жил. Временами я просто ненавидел его. Особенно после истории с Розалинд.

Саймон повернулся к другу и добавил серьезным тоном:

– Вот почему сегодняшний бал так важен. Пока отец был жив и проматывал наше состояние, я не мог с гордостью смотреть в лицо всем, кто знает меня и мой род. Теперь пришло время это изменить. – Саймон сжал руки в кулаки. – Я представляю, как сейчас страшно Джессике. Она идет туда только потому, что я заставляю ее. Она боится, что люди догадаются о ее глухоте и навсегда поставят клеймо «неполноценная», какой Джессика себя считает.

Джеймс на это ничего не сказал. Саймон отошел от окна и сел в кресло напротив друга.

– Ты познакомился с Джессикой до меня, – сказал граф, – и знаешь, что она и раньше бывала на балах, да?

– Да, но быстро оттуда уезжала. Джессика садилась в углу, где ее никто не видел, и разговаривала только с Мелиндой. Она ждала, когда собирались все гости, а потом тихо уходила через боковую дверь. Большинство не знало, что Джессика вообще там была.

– Зачем она туда ходила? Не за общением, это понятно. Не за новыми впечатлениями. И, конечно, не затем, чтобы похвастаться новыми нарядами. Я не нашел у нее в гардеробе ни одного платья, в котором можно появиться на людях.

Джеймс улыбнулся и сказал:

– Да, точно не из-за нарядов.

– Тогда из-за чего Джеймс? Зачем Джессика ездила на балы, если общество людей так ее пугает?

– Не знаю. Я часто спрашивал об этом Мелинду, но она ничего мне толком не отвечала. Наверное, Джессике просто хотелось посмотреть на людей. Увидеть, кто с кем танцует, какие наряды у дам, какие прически. А еще помечтать.

– Что? – недоуменно спросил Саймон.

– Помечтать, – повторил Джеймс. – О том, что это она, разодетая в пух и прах, танцует в объятиях красивого мужчины. Но это лишь мои предположения. Я никогда не понимал женщин. Даже моя жена часто ставит меня в тупик.

Саймон улыбнулся честному признанию друга, потом откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

– В тот день, когда они с Мелиндой поехали к мадам Ламонт, случилось кое-что неприятное.

– Я знаю, – кивнул Джеймс. – Мелинда поведала, что, пока они ждали Санджая на улице, рядом с ателье сидели Фарли, Реддингтон и Читвуд. Они о чем-то говорили, и Джессика, забыв обо всем, следила за их губами.

– Значит, вот что это были за люди, – задумчиво произнес Саймон, потирая переносицу. – Я пытался узнать у Санджая их имена, но тот заявил, что трое джентльменов ему незнакомы.

– Мелинда сказала, что твоя жена очень расстроилась. Но она так и не рассказала ей, о чем говорили те незнакомцы. А тебе это известно?

Саймону вдруг стало трудно дышать. Проглотив ком в горле, он не сразу, но все-таки ответил другу:

– Да. Они говорили о Розалинд. И Джессика спросила меня, что это за женщина.

После этого в гостиной воцарилась тишина. Наконец Холлингсворт кашлянул и спросил:

– Что же ты ответил ей?

– Боюсь, я повел себя не лучшим образом. Во-первых, ее вопрос застал меня врасплох. Я думал, она ничего не знает о Розалинд. И, во-вторых, у меня было поганое настроение, как ты, наверное, помнишь. Это случилось после нашей встречи с Айрой. Чем дольше я смотрел бумаги, тем злее становился. Так что меня надо было только тронуть, чтобы я взвился до небес. А разговоры о Розалинд как нельзя лучше для этого подходят.

– Так что ты ей сказал?

Саймон встал и, обойдя кресло, облокотился о него сзади.

– Я сказал, что Розалинд больше ничего для меня не значит. И что я не желаю больше о ней слышать.

– Она поверила тебе? – спросил Джеймс.

– А ты как думаешь? Вот у тебя есть жена. Как тебе кажется, она бы поверила?

– Вряд ли, – слегка улыбнувшись, ответил герцог.

– Вот и Джессика тоже. Не знаю, что именно сказали те трое, но могу представить. Я надеялся, что когда-нибудь в будущем сам расскажу ей о… – Саймон запнулся и с горечью закончил: – О своей мачехе.

– Может, Джессика боится ее? В конце концов, ты чуть не женился на Розалинд.

– Не напоминай мне об этом, – сказал Саймон. – Но мне кажется, Джессика боится не только Розалинд.

– А кого еще?

Саймон глянул на свое отражение в зеркале и тихо произнес:

– Меня. Я заставляю Джессику делать то, что внушает ей ужас, а сам при этом получаю все, о чем раньше смел только мечтать. Огромное количество денег, законное место в обществе, уважение к имени Норткотов. А что она получила, выйдя за меня замуж?

– Конечно, защиту от Танхилла, – не задумываясь, ответил Джеймс.

Саймон внимательно посмотрел на друга и спросил:

– Ты хочешь знать, что она попросила, когда вернулась из ателье?

Джеймс кивнул.

– Дом, записанный на ее имя. Безопасную гавань, где она сможет спрятаться от… – Саймон запнулся. – От кого, Джеймс? От Колина? Или от меня?

– Конечно, ей не нужна защита от тебя, Саймон.

– Да, не нужна. – Граф повесил голову и тяжело вздохнул: – Конечно.

Чувство вины было невыносимым. Он использовал Джессику, и его жена чувствовала это. С того самого момента, когда ему стало ясно, кто она и что может дать, каждый его шаг был продиктован одним желанием – погубить Танхилла.

Он женился на Джессике не только для того, чтобы спасти свое состояние. Конечно, без этих денег ему бы не удалось выплатить долги, выкупить векселя. Но главным мотивом для него была месть. Ему нравилась мысль, что он выхватил у Танхилла деньги из-под носа, не дал ему совершить еще одно преступление, упрятав сводную сестру в сумасшедший дом. С такой суммой его враг стал бы одним из самых могущественных людей во всей Англии. А благодаря женитьбе их места поменялись. Он уже смирился с потерей поместья, но благодаря Джессике получил все – и деньги, и уважение общества, которое потерял после того, как отец опозорил имя Норткотов. И, самое главное, теперь у него появился шанс поквитаться с Танхиллом. Обанкротить его. Сделать изгоем в обществе.

А что получила Джессика? Туманные обещания о защите, в которых она уже начала сомневаться. Известность, которую ненавидела, и зависимость от него, от которой ей хотелось освободиться. Теперь он еще заставлял ее появляться в свете, хотя Джессика ужасно боялась, что люди догадаются о ее глухоте.

– Извините, господа, – прервала его невеселые мысли Мелинда, появившаяся на пороге гостиной, – но я ищу двух благородных и галантных джентльменов, которые согласятся сопроводить на бал двух молодых и очаровательных дам.

Ее супруг встал и с улыбкой отвесил поклон.

– Вам повезло, ваша светлость. Так случилось, что мы с другом как раз решили тоже поехать потанцевать, и нам нужны две самые красивые партнерши. А ты, моя дорогая, идеально подходишь под это описание.

– Действительно повезло, – сказала Мелинда, подходя к мужу. Они стали обниматься самым неприличным образом, а Саймон меж тем выглянул в коридор. Его жены нигде не было.

– А Джессика разве с вами не спустилась? – спросил он у ее подруги.

– Нет. Я вышла первой, чтобы дать ей минутку собраться с духом. Думаю, вы представляете, как сильно она переживает.

Саймон вышел в коридор. Наверное, ему стоит поговорить с женой прежде, чем они покинут дом. Он не видел ее целый день. Несколько раз Саймон пытался прорвать строй слуг, готовящих Джессику к балу, но мадам Ламонт возглавила оборону и не подпускала его к ней.

– Лорд Норткот! – позвала его Мелинда.

Саймон повернулся. Она все еще стояла в объятиях мужа.

– С Джессикой все будет хорошо, да? Никто не узнает, что она не слышит?

– Да. Никто ничего не узнает.

Герцогиня быстро закивала в ответ:

– Я очень надеюсь на это. Ведь Джессика такая гордая.

Саймон развернулся и направился по коридору к большому холлу, куда вела лестница. Он остановился и поднял голову.

У него перехватило дыхание. На верхней площадке стояла Джессика. На ней было платье, от которого, как утверждала мадам Ламонт, он придет в полный восторг.

Но портниха солгала. Ее описание наряда никак не подготовило его к тому, что он увидел.

Платье выглядело изумительно и вместе с тем просто. Не было кричащих перьев или огромных стеклянных бусин в обрамлении шелка, бархата или вызывающе дорогих кружев. Белоснежный атлас украшали лишь миллионы крошечных жемчужин, создавая образ сдержанной роскоши и элегантности. Персиковый цвет нижней юбки повторялся в бархатных лентах, вплетенных в прическу Джессики. Ее густые кофейного цвета волосы были завиты и собраны в подобие короны. Отдельные локоны падали на плечи и шею сзади. Несколько самых тонких прядей обрамляли лицо Джессики, подчеркивая небрежное изящество ее образа.

Саймон проглотил комок в горле и шагнул к лестнице. С бешено бьющимся сердцем он смотрел, как эта прекрасная женщина спускается вниз, держась одной рукой за перила, а другой – сжимая крошечный кружевной платок персикового цвета.

Он глядел на нее не отрываясь. И, наверное, восхищение, которое Джессика увидела в его взгляде, придало ей сил. Она застенчиво улыбнулась и ускорила шаг.

Когда жена встала на последнюю ступеньку, Саймон подал ей руку. Прикосновение ее теплой ладони заставило его вздрогнуть. Он задержал пальцы Джессики в своей руке, потом поднес их к губам и поцеловал.

– Джесс, ты великолепна, – выдохнул Саймон. – Сегодня ты будешь самой красивой дамой на балу.

– Значит, тебе не придется за меня краснеть?

Саймон коснулся ее лица. На нем не было толстого слоя пудры. Губы и щеки – лишь едва тронуты румянами и помадой.

– Это тебе будет неловко, что ты такая красавица, а танцуешь с самым заурядным мужчиной вроде меня.

Джессика покачала головой и улыбнулась. А Саймон взял ее за подбородок и поднял лицо вверх так, чтобы она глянула ему в глаза.

– Все будет хорошо, Джесс, – сказал граф. – Я позабочусь об этом.

Она кивнула, и тогда Саймон наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.

– Графиня, вы прекрасны, – проговорил он. – Ни одна женщина не сравнится с вами.