Она грустно улыбнулась. Невозможно тактично сообщить невесте, что вы собираетесь спрятать ее от публики, чтобы она вас не позорила.

– Ты хочешь, чтобы я… тоже кочевала, как цыганка? Или мне лучше обосноваться в каком-то одном из твоих многочисленных имений?

Он хотел, чтобы она всегда была рядом с ним. Он хотел показать ей своего призового жеребца, хотел, чтобы она стояла рядом с ним и криком подбадривала скакунов, которых они будут тренировать вместе. Но захочет ли она постоянно ездить по сельской местности? Он не хотел оказывать на нее лишнее давление.

– Конечно, решать тебе. – Эстер кивнула. Ему все равно, чем она занимается, лишь бы ему не мешала. Она удивилась тому, как больно ранили ее его слова, но решила показать ему, что она умеет прислушиваться к голосу разума. Она наклонилась вперед и похлопала Земляничку по шее: – Пока я могу кататься верхом на Земляничке, я справлюсь со всеми твоими требованиями!

Джаспер нахмурился. Он хотел подбодрить ее, обещав, что будет больше считаться с ее чувствами. А оказывается, он всего лишь напомнил ей, что практически вынудил ее стать его женой, хотя она дала обет не выходить замуж. Более того, он еще больше оскорбил ее, намекнув на ее незаконнорожденную племянницу, – и сам загнал себя в тупик.

– Нам лучше найти наших компаньонов, пока они не нанесли друг другу серьезные увечья. – Он вздохнул, разворачиваясь назад.

Слезы навернулись на глаза Эстер, когда она смотрела ему вслед. Она плохо себя вела с самой их первой встречи; должно быть, ее приступы ему ужасно надоели.

Вытерев лицо тыльной стороной ладони, Эстер затрусила за ним. После всего, что он для нее сделал, она хотела по крайней мере доказать, что она его никогда не подведет.

Только благодаря решимости заслужить его одобрение Эстер удалось сохранять хладнокровие во время визита к мадам Пишо. Модистка очень обрадовалась, услышав от леди Огасты, что Эстер намерена совершенно изменить свой образ, и немедленно начала ходить вокруг нее, прищурившись, дергая ее за руки и пощипывая ее талию. Эстер хранила стоическое молчание, леди Огаста и мадам Пишо все решили за нее.

– Хватит с нас показного шика, верно? Эстер должна выглядеть по-другому, целомудренно.

– Ах… может быть, ей подойдет образ богини Дианы? – Мадам Пишо накинула ей на плечи шелковую ткань. – Вариация классической темы – платье будет лежать волнами, вот так, скрывая худые плечи. А при таких волосах все ее платья должны быть бронзовыми и золотыми, но только не белыми. Она будет разительно выделяться в толпе других молодых леди. А вечером ей лучше носить зеленое, чтобы подчеркнуть цвет глаз.

Затем она молча ждала, пока искусный куафер усмирит ее густую гриву.

– Всегда заплетайте косички близко к голове, вот так, – учил он Клотильду, которой предстояло каждый день делать Эстер прическу. – Чтобы нежные черты лица больше не затенялись ничем. И длина… ах, мы оставим эти великолепные пряди, которые будут каскадом спадать по спине.

У Клотильды каждое утро уходило больше часа, чтобы укладывать ее тщательно напомаженные кудри по вкусу леди Огасты, но, если так надо, чтобы выглядеть достойной Джаспера, она все вытерпит. Эстер решила не подводить его ни своим внешним видом, ни своим поведением.

Эстер была поражена, сколько всего ей понадобится, по словам леди Огасты, чтобы убедить свет, что она – достойная партия для Джаспера. Почти каждый день они тратили массу времени на покупку перчаток, шляп, ботинок и домашних туфель разных оттенков в тон многочисленным платьям, которые приносили от модистки, не говоря уже о лентах для волос, нижних юбках, чулках и веерах.

Постепенно представители высшего света возвращались в Лондон. Весть о помолвке маркиза Ленсборо распространилась со скоростью лесного пожара. Говорили, что на одном рождественском приеме в Йоркшире он сделал предложение никому не известной девице. Вскоре гостиная Эстер наполнилась утренними посетителями.

– Должна сказать, – призналась она как-то Эм, когда они разворачивали очередной пакет, присланный модисткой, – что сейчас в Лондоне гораздо больше сознательных особ, чем в мой прошлый приезд в Лондон. Я получила массу приглашений на благотворительные вечера и балы!

Эм хихикнула:

– Естественно, люди на все готовы, лишь бы иметь возможность сказать, что знакомы с настоящей маркизой. Ради этого они готовы даже помогать беднякам!

– Нет, конечно же все не так!

– Не будь такой наивной. Все жаждут добиться какого-то положения в земной жизни гораздо больше, чем получить воздаяние на том свете!

Эстер с грустью положила новую зеленую шляпку-кивер в коробку, на слой папиросной бумаги. Почему она сама ничего не заметила?

Она, правда, быстро поняла, что многие надеются снискать благосклонность Джаспера, делая пожертвования в его благотворительный фонд. Она вздохнула. Так трудно привыкнуть к тому, что теперь она обитает в тех же высших сферах, что и он!

– Кроме того, леди Огаста делает из тебя какую-то святую. Уверяет, что ты совершенно бескорыстна; рассказывает, как она рада, что ее сын нашел такую достойную женщину, с которой пойдет по жизни, как ты любишь делать добрые дела…

Притворившись, будто сердится, Эстер бросила в подругу перчатки.

– Наверное, она говорит так только для того, чтобы позлить недоброжелателей, которым хватает глупости отпускать нелестные замечания о моей внешности.

– Раз уж ты об этом упомянула, вспоминаю, как она бросилась восхвалять тебя, сказав, что девушка, которая станет матерью следующего маркиза, должна быть не просто украшением своего мужа. Что ее сына, несомненно, привлекла твоя врожденная добродетельность.

– Ах, какая чушь! Джаспера во мне никогда ничего не привлекало. – Эстер рассмеялась, но сама поняла, что ее веселье вышло наигранным. Она ему совсем не нравится; более того, чем чаще он ее видит, тем меньше она его привлекает. Конечно, он по доброте душевной не позволяет себе грубо отзываться о своей невесте. Однако всякий раз, когда они встречаются на публике, он смотрит на нее так, словно готов задушить ее, если она совершит какую-нибудь оплошность.

И даже когда им удавалось урвать несколько минут наедине во время их ранних утренних верховых прогулок, он говорил о чем-то безличном: о лошадях, о необходимости реформ, о том, как успешно идут дела в фонде помощи для бедных сослуживцев Бертрама. Чем больше он открывал перед ней свои мысли, тем больше она им восхищалась и тем большее уныние испытывала. Что такой человек, как Джаспер, нашел в простушке вроде нее?

Леди Огаста, напротив, проявляла к ней крайнюю предупредительность и была очень ласкова – особенно после того, как Эстер согласилась предоставить ей полную свободу относительно организации свадьбы. Зато будущая свекровь изрыгала пламя на каждого, кому хватало глупости критиковать невестку. Более того, она помогала Эстер всевозможными подсказками. Эстер жалела об одном: что не умела себя вести во время ее единственного лондонского сезона. Она никогда не должна опускать голову. Наоборот, если в чьем-то присутствии ей не по себе, она должна смотреть поверх плеча такого человека, как будто у него за спиной находится кто-то или что-то, что представляет для нее куда больший интерес. Кроме того, ей нужно научиться улыбаться с таким видом, чтобы показать, как ей скучно. Она часами тренировалась перед зеркалом…

– Вы пользуетесь успехом! – наконец объявила леди Огаста. Правда, куда бы она ни поехала, все рассыпались в комплиментах невесте лорда Ленсборо, которая так выгодно отличалась от других молодых дам. Всеобщее восхищение должно было радовать Эстер, но не радовало. Тем более что Джаспер делался все более отчужденным с каждым днем.

– Пора устраивать первый бал сезона. – Леди Огаста тепло похлопала ее по щеке, войдя в детскую, где Эстер предпочла остаться после той первой, ужасной, бессонной ночи на Брук-стрит. – Ну-ну, не волнуйтесь.

Бал в преддверии вашей свадьбы станет главным событием нынешнего сезона! Нет ничего плохого в том, что мы позволим открыть его графине Уолтон. Граф – не тот человек, которого я хотела бы обидеть, ведь его сводный брат – близкий друг Джаспера. Кроме того, нет смысла усугублять положение его бедной маленькой француженки-жены, относясь к ней надменно. Обернитесь! – Эстер послушно развернулась. Струящийся подол ее шелкового яблочно-зеленого платья взметнулся вверх, открыв сандалии, сшитые из мягчайшей замши цвета слоновой кости. Хотя ее руки от плеч были голыми, она не чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение, поскольку на груди платье спадало волнами, скрепленное двумя изумрудными зажимами. – Очаровательно! Вы похожи на ожившую мраморную скульптуру. Леди Огаста просияла. – Главное, не забывайте, когда джентльмен приглашает вас на танец, вы должны притвориться, будто советуетесь со мной. Если кавалер вам не нравится, подайте мне знак.

Эстер левой рукой дотронулась до планки на своем веере.

– Да, вот так. Тогда я пойму и покачаю головой. При условии, конечно, что он не принадлежит к числу тех немногих джентльменов, которых нельзя обижать отказом. На такие случаи вы должны иметь в своем арсенале и другие виды оружия.

Улыбка – и пустой взгляд. Эстер выпрямилась. Кое-кто назовет ее надменной, но леди Огаста уверяла, что надменность – та черта, которую не осудит ни один представитель светского общества. И никто не обидит ее, попытавшись заглянуть в вырез ее платья, поскольку она укрыта от шеи и ниже. Возможно, ей удастся пережить вечер, не выставив себя дурой и не подведя Джаспера.

После того как леди Огаста ушла, чтобы докончить собственный туалет, Эстер заглянула к Эм спросить, скоро ли та будет готова. Эм критически смотрела на свое отражение в большом напольном зеркале. Голубое платье очень шло к ее льняным волосам и придавало бы ей ангельский вид, если бы не мрачная гримаса, искажавшая лицо.

– Эстер, вы не должны напрасно тратить свои деньги на платья для меня, – сурово сказала Эм, заметив в зеркале отражение Эстер.

– На что же еще мне их тратить? Джаспер настаивает на том, что будет оплачивать все мои счета. Меньшее, что я могу, – позаботиться о том, чтобы у вас появилось одно-два красивых платья за эту поездку в Лондон.

– Платье красивое, не правда ли? – Эм с любовью провела рукой по голубому шелку. – Но деньги все же лучше было потратить на бедных. – Она полуобернулась, чтобы лучше рассмотреть свой шлейф, усыпанный блестками.

Эстер вздохнула, сравнив два их отражения. Рядом со светловолосой пышной Эм она казалась рыжей дылдой.

– Мне все равно, сколько денег я потратила на платье, если Джаспер, увидев меня в нем, решит, что я хорошенькая.

– Понимаю, о чем ты, – вздохнула Эм и вдруг покраснела. – То есть я не могу не заметить, что твои чувства к нему претерпели заметную перемену.

Эстер с ней согласилась:

– Я уже примирилась с мыслью о том, что выйду за него замуж.

– А как же… – Эм как-то странно посмотрела на нее.

– Никак. Нам лучше спуститься вниз. Леди Огаста, наверное, рвет и мечет.

Они договорились, что встретятся с лордом Ленсборо в Уолтон-Хаус. Знакомясь с гостями, Эстер жадно осматривала присутствующих, ища в толпе знакомый выразительный профиль. Он всегда выделялся среди нарядных гостей благодаря черной одежде. Ага! Вот и он. Разговаривает с кем-то ниже себя ростом, кто… Эстер ахнула и запнулась, когда собеседник Джаспера обернулся, чтобы взять бокал у проходившего мимо официанта. Хотя его лоб был закрыт густой челкой, волосы не скрывали его шрамов, портивших лицо, которое когда-то, наверное, было красивым.

– Дорогая! – Эстер поняла, что Джаспер заметил ее реакцию на своего спутника, потому что его лицо словно окаменело.

Она присела в книксене, опустив голову, чтобы скрыть свое разочарование. Почему она не может расстаться с глупой надеждой, которая все время прорывается на поверхность, но сразу же тонет снова, едва она сталкивается с равнодушием Джаспера? Эстер как во сне ответила на приветствие нового знакомого, капитана Фоли.

Впрочем, она тут же забыла о своих дурацких предубеждениях, когда увидела, что рука, торчащая из левого рукава капитана Фоли, сделана из дерева. Его лицо исказила кривая гримаса.

– Не ждите, что я приглашу вас на танец! – Он постучал по своей левой ноге: – На своей деревяшке так и не научился.

– По правде говоря, я и сама не в восторге от танцев, – улыбнулась ему Эстер. – Более того, я была бы вам очень признательна, если бы попозже вы посидели со мной где-нибудь в уголке. – Она протянула ему свою карту для танцев и намекнула: – Особенно сильно я не люблю вальс.

– Считайте, что вы от него спасены. – Капитан Фоли с искренней улыбкой поставил отметку на ее карте.

– Умница, – негромко похвалил Джаспер, беря ее под локоть и ведя на середину зала. – Будь больше таких милосердных женщин как вы, Фоли, возможно, и не опустился бы до того состояния, в котором оказался прошлым летом.