Тётя Джулия расплылась в довольной улыбке.

- Не могу не согласиться. Невероятно приятный молодой человек. С первых же минут я прониклась к нему симпатией, вот только…

- Только - что? - насторожилась Айрис, глядя на подругу.

Тётя Джулия стала по-настоящему серьезной.

- Я почти ничего не слышала о нём. Уже очень давно он не появляется в обществе. Никто не знает, где он был всё это время и чем занимался. А ведь такие люди всегда у всех на виду. Такие люди не могут просто так взять и пропасть на несколько лет.

Чашка чая застыла в руках Алекс, когда та пристально посмотрела на графиню.

- Одна моя очень хорошая знакомая, которая достаточно хорошо знает мать герцога, кое-что мне рассказывала, - призналась Айрис таким серьёзным тоном, словно собиралась поведать им величайшую тайну. - Да и мне довелось увидеть его на одном приёме очень давно, целых восемь лет назад, когда дебютировала наша дорогая Тори. Тогда он учился на последнем курсе в Оксфорде и готовился к своему Гранд-турне по Европе.

- О! - выдохнула удивлённо Джулия, передав одним своим восклицанием чувства всех присутствующих. - Оказывается, ты многое знаешь про нашего гостя.

Графиня Ромней поставила на стол свою чашку с блюдцем.

- Не так уж и много, - проговорила она, выпрямившись в кресле. - Я знаю только, что, вернувшись из Европы, он объявил о своей помолвке с дочерью соседского лорда, которая была для него не самой лучшей партией. Даже газеты в ту пору писали об этом. Все гадали, обручатся ли они. Покойный герцог был категорически против этого брака, но сыну каким-то образом удалось умилостивить его и заполучить согласие на этот союз. Однако помолвка длилась подозрительно долго, целых два года. А потом герцог внезапно умер, и сын разорвал помолвку. После смерти отца нового герцога Пембертона никто больше не видел. Он словно канул в воду на целых два года. Удивляюсь, каким образом он оказался в наших краях.

- Он говорил, что должен был встретиться здесь с леди Оливией Блэкчёрч, - сказала Тори.

- Блэкчёрч? - тонкие брови графини поползли вверх. Затем она грозно нахмурилась. - Это ведь фамилия его бывшей невесты. Она что делает здесь?

- Не представляю, - пожала плечами Тори. - Герцог говорил, что она должна передать ему что-то для его матери.

- Не думает ли он снова…

- Нет, - решительно прервала ее Тори. - Он был категоричен в вопросах о возобновлении с ней прежних отношений. Он сказал, что их больше ничего не связывает.

- И, слава Богу! - с нескрываемым облегчением вздохнула она. - Не важно, что о нём говорят. Я даже слышала, что его отец не погиб, упав с лошади, а был убит собственным сыном. Но думаю, что это всего лишь досужие сплетни. Насколько мне известно, он боготворил своего отца. Нельзя с лёгкостью убить человека, а потом так же легко спасти жизнь совершенно незнакомого. Убийцы на такое не способны.

- Я согласна с вами, - вступилась в поддержку герцога Кейт, зная по собственному опыту, как легко разрушить репутацию человека злыми словами. Джека тоже оболгали, сказав, будто он убил родного брата, хотя на самом деле тот заболел и погиб от лихорадки. - В слухах нет никакой правды. И их распространяют только те, кто ничего не может добиться и тайно завидует счастью других.

- Браво, Кейт, - с восхищением сказала графиня, повернувшись к ней. - Объясни это Амелии и Алекс, которые должны уделять ему как можно больше внимания, потому что он холост, титулован, богат и к тому же невероятно красив. - Она перевела взгляд на двух притихших подруг, сидящих рядом, и строго добавила: - Алекс, Амелия, если вы не будете уделять ему должного внимания, я вас по-настоящему прибью. Он должен жениться на одной из вас!

Алекс не расслышала последних слов графини, пребывая в некоем оцепенении. Оказывается, не нужно было ходить далеко, чтобы узнать о нём хоть что-то. Образованный знатный сын герцогских кровей, повидавший всю Европу… Многие могли похвастаться хорошим образованием, но не это волновало её.

Вопреки воле отца, которого обожал, он настоял на своей женитьбе на женщине, которая снилась ему во время лихорадки, и добился согласия. Как же он, должно быть, любил её, если пошёл против воли отца?

“Я лишь добавлю, что она не стоит даже того, чтобы упоминать её чертово имя!”

И даже слова Марка не помогли смягчить боль, которая сжала ей сердце. Алекс было непросто думать о том, что он любил и возможно продолжает любить эту женщину. Ей было больно думать о том, что она полюбила человека, которого не имела права любить. Но почему ей казалось, что ему нужна её любовь?

Ещё вчера, обнимая её, он цеплялся за неё и просил посмотреть на него как утопающий просит спасения. Почему, имея в своей жизни другую женщину, он впустил в неё Алекс? Почему позволил познать то, на что она не имела права?

Алекс стало трудно дышать. У нее начинала кружиться голова. Все прежние страхи и сомнения вернулись к ней с новой силой. Почему он, любя женщину, на которой мечтал жениться, позволил помолвке длиться так долго? И почему он сказал, что приехал в Нью-Ромней, чтобы встретиться с этой женщиной? Правда или вымысел для чужих ушей? Ведь он никому не говорил, что был ранен. Значит, никто не должен был знать об этом. Значит, это было настолько важно, что требовало молчания. И Алекс стала всерьез полагать, что его ранение действительно может быть связано с этой Ливи. Кем бы она ни была. Как женщина, любившая его и согласившаяся выйти за него замуж, могла стрелять в него?

“Говорят, что он убил собственного отца”.

Алекс стало нехорошо от этих мыслей. Она не могла в это поверить. Как человек, способный подарить ей самую нежную, самую волшебную ночь в ее жизни, мог пойти на подобную жестокость? Он ведь не дал погибнуть их фикусу. Как он мог убить отца, которого обожал? И куда он пропал на целых два года?

Кем всё-таки был человек, который проник в её сердце так глубоко, что невозможно была изгнать его оттуда? Кем был человек, обнимавший её вчера ночью и так нежно прижимающийся к её губам?

Алекс задыхалась и чуть было не выронила чашку. Амелия подхватила блюдце и с тревогой посмотрела на неё.

- Что с тобой? - прошептала она хрипло.

Алекс смотрела в глаза подруги, вдруг поняв, что те потемнели от боли. Удивительно, что в таком состоянии она это заметила, но было очевидно, что и Амелия страдает. Как?

- Я… Мне хорошо… - прошептала Алекс, незаметно взяв холодные пальцы Амелии в свою руку. - Что с тобой? Почему ты так бледна? Ты больна?

Амелия почему-то побледнела ещё больше.

- Нет, я просто… немного устала.

Алекс прекрасно знала эту отговорку, которая помогала защититься от вторжения внешнего мира в твою разлетающуюся на мелкие осколки жизнь. Ей стало не по себе, особенно потому, что в последнее время она редко видела подругу и уже давно не уделяла ей должного внимания, мучаясь мыслями о Тони.

- Ты уверена? - осторожно спросила Алекс, на время отогнав от себя собственную боль. Пусть у неё были верные и преданные сёстры, с Амелией её связывала не только крепкая дружба, а нечто больше. Доверие и тайные мысли, которыми Алекс могла поделиться только с ней. - Ты не хочешь мне ничего сказать?

Амелия медленно покачала головой, но Алекс показалось, что подруга вот-вот готова расплакаться. Боже, что с ней произошло? Кто её обидел? Как странно, но теперь Алекс видела то, что раньше никогда прежде не замечала. Она хотела обнять подругу и увести туда, где можно было бы поговорить, но в этот момент дверь гостиной отворилась, и в комнату вошли мужчины.

Алекс замерла, увидев Тони. И прежняя боль разом нахлынула на неё, сжав в холодных тисках сердце. Он выглядел таким суровым, таким замкнутым. И по-прежнему таким грустным. Алекс вдруг ощутила непреодолимое желание помочь ему унять его боль. Сможет ли она когда-нибудь понять его, узнать его тайны и решить, наконец, имела ли она права на его любовь? Любовь, о существовании которой она и не подозревала, в которую никогда не верила. Без которой жила так много лет. Но, оказывается, есть нечто прекрасное, когда тебя касаются руки человека, ради которого трепещет сердце. Есть нечто сокровенное и дорогое, когда твои уста целует человек, обладающий неиссякаемой властью над твоим сердцем.

Много лет назад Алекс поклялась, что никогда и ни при каких обстоятельствах не привяжется ни к кому, но она нарушила свою клятву. Не ведая этого сама. И теперь один Бог мог помочь ей справиться с последствиями.

- Алекс! - раздался голос графини Ромней, которая внимательно смотрела на застывшую девушку, стоя рядом с их гостем. - Я рассказывала герцогу, как хорошо вы с Амелией умеете играть в четыре руки. Вы сыграете нам, дорогая?

Кажется, это было единственное, что могло бы на время отвлечь и её, и Амелию от тяжёлых мыслей.

Но не Тони, который пристально наблюдал за Алекс. Он слишком хорошо знал её, чтобы понять, что её снова что-то мучает. Он так боялся, что снова что-то встанет между ними. Тони старался запихнуть подальше чувство вины и тяжесть своего греха, чтобы полностью сосредоточиться на ней. И даже за ужином постарался завязать с ней разговор, который бы понравился ей. И ведь ей понравилось, ведь она несмело улыбнулась ему. А теперь старалась сделать всё возможное, чтобы не смотреть в его сторону. Но даже когда это происходило, её глаза были наполнены такой болью, что ему снова стало не по себе.

Он сжал бокал хереса в своей руке, проклиная всё на свете. Не за тем он явился всему миру, чтобы вот так просто отпустить от себя Алекс. И не ради этой чёртовой музыки он согласился поужинать в этом доме!

- Амелия, - вновь обратилась к дочери графиня. - Сыграйте нам ту небольшую прелюдию, ноты которой ты привезла от тётушки Мэг.

Амелия неприятно поморщилась.

- Но, мама, там партия для фортепьяно и скрипки, на которой ни я, ни Алекс не умеем играть.

Неожиданно в комнате раздался голос человека, от которого никто не ожидал услышать следующие слова:

- Я умею играть на скрипке.

Тони даже не понял, как ему угораздило согласиться на это, но слова уже сорвались с губ, и никто не смог бы вернуть их обратно. Что толкнуло на это безумство? Он ведь не играл на скрипке целую вечность. Он поклялся никогда больше не брать в руки скрипку. Он ненавидел скрипку, звук струн, которые она издавала. Ведь когда-то он играл только для одной девушки. Которая потом разрушила всю его жизнь.

Все присутствующие удивлённо смотрели на гостя, который застыл на месте и затаил дыхание. Однако его слова были сигналом для слуг, которые тут же принесли скрипку и пюпитр.

- Как замечательно, - проговорила, наконец, графиня, с улыбкой глядя на Тони. - Я не предполагала, что вы умеете играть на скрипке.

Вот и Алекс ни за что бы ни подумала, что он умеет играть на скрипке. До тех пор, пока не вспомнила его слова, сказанные давно в коттедже.

“- А чем любите заниматься вы? Что вы любите?

- Музыку. В ней столько огня, таинства, страсти и…”

Он не договорил тогда. И сейчас, сделав своё ошеломляющее признание, выглядел так, будто снова был охвачен лихорадкой. Чуть бледный, но он всё же подошел к пюпитру и взял в руки протянутую скрипку. Он так долго смотрел на неё, будто никогда прежде не видел подобного инструмента. Затем осторожно провёл пальцем по деревянной грифе скрипки и тонким струнам из лошадиного волоса.

Зрители с нетерпением ждали этой игры. Амелия встала возле Алекс, чтобы переворачивать для неё ноты, а Габби вызвался помочь герцогу. В комнате стояла необычная тишина. Яркие свечи освещали напряжённо стоящего у пюпитра мужчину и сидящую перед фортепьяно девушку.

Вздохнув, она коснулась пальцами белых клавиш, и первые, медленно высеченные из инструмента звуки заполнили комнату, заставив всех присутствующих замереть. Мелодия очаровывала своей нежностью, хрупкостью, невероятной глубиной и непередаваемой грустью, от которой защемило все внутри. Пианистка сжала губы, пытаясь скрыть свои чувства и сосредоточиться на нотах. Её тонкие пальцы выводили божественное соло, завладев каждым биением сердца присутствующих. Но едва через минуту фортепьяно стихло, как скрипач, сжав подбородком свой инструмент и подняв руку со смычком, начал свою партию натужным стоном, возвещая миру о своей судьбе. Музыка его была горькой, полной печали и такой невыразимой муки, что слушатели затаили дыхание. Фортепьяно подхватило его игру слабым фоном, давая возможность скрипачу излить свои страдания, вызывая в душах слушателей глухую тоску по чему-то прекрасному, но давно погибшему. Вызывая боль и восторг одновременно об ушедших днях, которые никому не под силу вернуть. Словно бы ему довелось познать и самую величайшую сладость, и самую отравляющую горечь. В какой-то момент скрипач вывел высокую ноту, словно балансируя на грани жизни и смерти. Пианистка замерла, позволяя ему сыграть последние звуки своего соло. Затем скрипач затих, отыграв последний аккорд, и опустил смычок. После секундной паузы послышалась тихая игра фортепьяно - мучительный плач по погибшей скрипке. Словно смирившись с участью скрипача и зная, что больше никогда его не услышит, пианистка с затяжным скорбным звуком покорно сложила голову у его ног, и тихим вздохом погибла вместе с ним.