Мэри Бэлоу - Тайная жемчужина

– Значит, в семье опекуна вас не любили, я правильно понял? А они не пытались поскорее выдать вас замуж?

Флер вспомнила о двух джентльменах – обоим было за пятьдесят, – делавших ей предложения. Когда она, восемнадцатилетняя, отказала им, кузина Кэролайн пришла в ярость.

– Да, пытались, – кивнула Флер.

– Но у них ничего не получилось, – улыбнулся герцог. – Полагаю, у вас твердый характер, мисс Гамильтон.

Наверное, в семье опекуна вас называли упрямой.

– Да, иногда.

– А мне кажется – очень часто. Вы так и не встретили человека, за которого хотели бы выйти замуж?

– Нет, не встречала, – ответила Флер.

Она тотчас же вспомнила ночные кошмары, в которых к ней являлся Дэниел.

– А мне кажется, встречали…

Флер опустила глаза.

– Вам не разрешили выйти за него замуж, не так ли?

Она молча кивнула.

– Так почему же вы покинули свой дом? – допытывался герцог. – Почему ваш возлюбленный не уехал вместе с вами?

– Дэниел забыл обо мне, – сказала Флер.

– Значит, его звали Дэниел… Но вы ведь его любили? А может, и сейчас любите?

– Нет, это было давно. Теперь все в прошлом.

Герцог допил бренди, поставил на столик бокал и поднялся на ноги.

– Что ж, – пробормотал он, – уже поздно, пора спать.

Флер протянула ему свой бокал, и он поставил его рядом со своим. Затем предложил ей руку и, внимательно посмотрев на нее, спросил:

– Скажите, вы доверяете мне? Может, вам помочь? Ведь вы пошли с ним не по доброй воле, не так ли? Вы же не хотели с ним идти?

Он осторожно провел пальцем по ее верхней губе.

Она крепко сжала его руку.

– Флер, почему вы уехали в Лондон? Почему ваш Дэниел не приехал за вами?

– Он не знал, что я убежала, – сказала она, все еще сжимая его руку. – Он и сейчас не знает, где я.

– Если бы я любил вас, Флер, если бы знал, что и вы меня любите, то непременно отыскал бы вас, где бы вы ни находились.

Она взглянула на его шрам. Затем, глядя ему прямо в глаза, проговорила:

– Нет, не отыскали бы. Никто не может любить так сильно. Любовь не может быть такой. Она эгоистична и жестока.

И я ни в чем не виню Дэниела, он ни в чем не виноват.

– И все же, Флер… Если бы я любил вас, то нашел бы, поверьте.

Она усмехнулась:

– Вам просто так кажется, ваша светлость. Такой любви не бывает.

И вдруг она поняла, что он хочет поцеловать ее. Поняла за несколько мгновений до того, как его губы коснулись ее губ.

Флер еще успела бы отступить – ведь он не держал ее и не прижимал к стене, однако не стала противиться, даже не сделала попытки уклониться. По-прежнему сжимая руку герцога, она закрыла глаза…

Губы герцога были чуть влажными и теплыми. А его поцелуй.., он совершенно не походил на поцелуи Мэтью и мистера Чемберлена.

Наконец он отстранился и, обнимая ее одной рукой, тихо проговорил:

– Не отвергайте меня, Флер, пожалуйста. Не оставляйте меня, не бойтесь ничего.

Она крепко прижалась к нему и вдруг вспомнила, как он стоял перед ней обнаженный, такой огромный и мускулистый, с ужасными шрамами на боку и на ноге. А потом вспомнила, как он раздвинул ее ноги и овладел ею, вспомнила, как он терзал ее тело, причиняя ужасную боль.

Но ведь герцог щедро заплатил ей и накормил ее. А потом взял гувернанткой, доверил воспитание дочери. И, похоже, он действительно о ней заботился и хотел ей помочь.

Флер вспомнила, как танцевала с герцогом вальс на дорожке парка. Вспомнила и верховую прогулку.

Неужели герцог Риджуэй и мужчина, стоявший перед ней в номере гостиницы, – один и тот же человек?

Тихонько вздохнув, Флер еще крепче прижалась к нему.

Она вдруг поняла, что уже не боится герцога. Словно прочитав ее мысли, он пробормотал:

– Флер, вы ведь уже не боитесь меня?

Она подняла голову, посмотрела ему в глаза, и их губы снова слились в поцелуе.

Наконец он чуть отстранился и со вздохом прошептал:

– О Боже… Боже милостивый…

И тут Флер почувствовала, как по его телу пробежала дрожь. В следующее мгновение герцог отступил на шаг.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Наконец он вновь заговорил:

– Флер, я хочу сказать вам… Завтра мне придется извиняться перед вами, но сегодня я ни о чем не жалею. А сейчас идите к себе, вам давно уже пора спать. Правда, я не стану вас провожать. Потому что не смогу остановиться у порога вашей комнаты.

Флер молча направилась к двери. Выйдя в коридор, она взбежала по лестнице и заперла дверь своей комнаты, словно боялась, что герцог все же станет преследовать ее.

О Господи, что она наделала? Что себе позволила? Флер вдруг поняла, что до сих пор ощущает на губах вкус бренди, вкус его поцелуя, и она даже сейчас трепетала от возбуждения… Неужели она не сознавала, что делает? Ведь герцог Риджуэй – женатый человек, к тому же отец ее ученицы.

А может, она направилась в музыкальный салон, потому что искала встречи с герцогом?

Флер наконец-то поняла, от кого только что убегала. Она пыталась убежать от самой себя.

Герцог еще до завтрака направился к конюшням. Быстро оседлав Ганнибала, он выехал за пределы парка и погнал коня галопом.

Возвращаться домой ему не хотелось. К тому же у него накопилось множество хозяйственных дел – их на время пришлось отложить из-за гостей Сибиллы.

«А может, все-таки стоит осмотреть посевы и молодняк скота? – размышлял герцог. – И, конечно, следовало бы поговорить с арендаторами. Возможно, у них есть какие-нибудь затруднения или жалобы».

Впрочем, он мог бы поехать и за пределы своих владений. Например, провести утро у Чемберлена. После возвращения из Лондона ему так и не удалось с ним поговорить.

Но можно было бы навестить и других соседей – он со всеми поддерживал дружеские отношения.

Но в конце концов герцог решил вернуться: дома его ждали важные дела, причем весьма неприятные.

Сильно прихрамывая, он вошел в холл и тотчас же направился в свои покои, чтобы переодеться к завтраку.

– Напрасно вы истязаете беднягу Ганнибала, – сказал герцогу Сидни. – Ваши грумы, наверное, очень недовольны.

Я сейчас помогу вам раздеться и разотру вас как следует. А уж потом вы оденетесь к завтраку.

– Помолчите, Сидни, – проворчал герцог. – Мне сейчас некогда, я очень тороплюсь.

– Если вы будете ходить с этой болью целый день, то начнете бранить всех слуг, а не только меня одного, сэр. А слуги будут во всем винить меня, так всегда бывает. Ложитесь же.

– О чем вы говорите. Сидни? Я всегда относился к своим слугам с уважением.

Сидни выразительно взглянул на герцога, и его светлость все же лег. Он застонал, когда слуга принялся массировать его левый бок и ногу.

– Ну вот, – проговорил Сидни, – через минуту вам полегчает. А без массажа нога болела бы весь день.

Перед завтраком герцог зашел в классную комнату, но гувернантки там не было. Не оказалось ее и в детской.

Герцог зашел в столовую и, увидев Памелу, нахмурился.

Сидя за столом, девочка кормила щенка кусочками поджаренного хлеба.

– Памела, мне казалось, что мы с тобой договорились, – сказал герцог. – Ведь ты вчера обещала, что не будешь кормить собаку, сидя за столом, разве не так?

– Но я же кормлю Тини только хлебом, – оправдывалась девочка. – А Нэнни… Она сегодня утром ужасно сердилась, потому что Тини забралась на постель.

Герцог вздохнул:

– Памела, но ведь мы договорились, что собака не будет спать в постели. Ей следует спать под кроватью или рядом с ней.

– Но, папа, она скулила и стаскивала с меня одеяло своими зубками. Было бы жестоко оставлять ее на полу.

– Памела, давай договоримся: если Нэнни еще раз пожалуется, мы отправим собаку обратно на конюшню. Ты меня поняла?

– Нэнни не станет жаловаться. Я вытерла мокрое пятно своим носовым платком. И еще похвалила ее новый чепчик.

Герцог снова вздохнул.

В следующее мгновение в столовой появилась миссис Клемент.

– Нэнни, мне надо поговорить до начала утренних занятий Ј мисс Гамильтон, – сказал герцог, поднимаясь из-за стола. – Пожалуйста, посидите пока с Памелой.

– Слушаюсь, ваша светлость, – кивнула миссис Клемент. – А у нас случилась небольшая неприятность. Вам леди Памела ничего не рассказала?

– Да, я все знаю, Нэнни. Мы надеемся, что такое больше не повторится.

Герцог направился в классную комнату, но Флер там еще ,не было. Он подошел к письменному столу и посмотрел рисунки Памелы. Затем стал рассматривать наброски, сделанные рукой гувернантки. Флер прекрасно рисовала, в этом не могло быть сомнений.

Тут дверь у него за спиной отворилась, и герцог вдруг понял, что не знает, как начать разговор. Он медленно повернулся и посмотрел на стоявшую перед ним Флер. Под глазами у нее залегли темные круги, и было очевидно, что она почти не спала этой ночью. Герцог сразу же заметил, что ее верхняя губа еще больше опухла, и все же Флер казалась ему прекраснейшей из женщин. Глядя на нее, он мысленно удивлялся: неужели нынешняя Флер и когда-то стоявшая перед ним бледная и тощая проститутка с тусклыми волосами – это одна и та же женщина?

– Мисс Гамильтон, я должен попросить у вас прощения, – проговорил он наконец.

– Не надо, ваша светлость, это ни к чему, – сказала она, по-прежнему стоя у двери. – Накануне вы говорили мне, что ни о чем не жалеете. И добавили, что сегодня вам придется передо мной извиняться. Так вот, это были бы пустые слова, ваша светлость.

Герцог посмотрел на нее и понял, что она права. Ведь он действительно ни о чем не жалел. А если и жалел, то только об одном: о том, что подобные мгновения не могли длиться бесконечно.

– И все-таки, мисс Гамильтон, прошу вас простить меня.

Я очень сожалею, что не проявил к вам должного уважения.

Она молча смотрела на него. Смотрела прямо ему в глаза.

– Так вы прощаете меня?

Флер по-прежнему молчала. И вдруг губы ее дрогнули, и она проговорила:

– Да, ваша светлость.

«Адам! Мое имя – Адам»! – мысленно закричал герцог.

– Что ж, не стану вас задерживать, мисс Гамильтон, – сказал он, направляясь к двери. – Сейчас я пришлю к вам Памелу.

Флер поклонилась:

– Благодарю вас, ваша светлость.

Герцог молча кивнул ей и, все еще прихрамывая, вышел из классной комнаты.

Шагая по коридору, он досадливо морщился: нога снова заболела.

Проклятый Сидни! Неужели он утратил свои навыки?

Превозмогая боль, герцог зашел в детскую и, поцеловав Памелу, сказал ей, чтобы она шла в классную комнату. Потом спустился по лестнице и направился в библиотеку.

Лорд Томас уже ждал его. Он сидел, закинув ногу на ногу, с бокалом в руке.

– Ты поступаешь как отец, – с улыбкой проговорил Томас, увидев брата. – Он вызывал нас сюда, чтобы наказать, и заставлял ждать целый час, а то и дольше, помнишь, Адам?

И мы должны были стоять не где-нибудь, а только перед его письменным столом. При этом мы не знали, в какой момент распахнется дверь и войдет он. Такое ожидание было хуже всего, гораздо хуже, чем само наказание.

Томас весело рассмеялся.

Герцог же сел за тот самый письменный стол, стоя перед которым они с братом так много натерпелись в детстве.

– Скажи мне, Адам, ты что, собираешься уложить меня на стол? Может быть, возьмешь розги?

– Она влюблена в тебя, – сказал герцог, опустив глаза. – И всегда любила тебя. Она носила твоего ребенка.

Зачем же ты приехал? Чтобы устраивать эти игры с ней и со мной?

– Ах… – Томас поднял бокал, который держал в руке. – Выходит, нам предстоит не пустая болтовня, а серьезный разговор. Какая скука! А ты что, до сих пор души в ней не чаешь, Адам?

– Она моя жена, – сказал герцог. – Да, моя жена. Я должен заботиться о ней и защищать ее.

Лорд Томас усмехнулся:

– Она ненавидит тебя. Ты же и сам это знаешь, разве нет?

– Ты спишь с ней? – спросил герцог, пристально глядя на брата.

– С женой своего брата? – Лорд Томас приподнял брови. – Ты в самом деле считаешь меня способным на такое вероломство, Адам? Ах, как ты можешь об этом спрашивать?

– Ты спишь с ней?

Томас пожал плечами и промолчал.

– Ты влюблен в нее?

– Глупый вопрос. – Лорд Томас поднялся на ноги и принялся рассматривать мозаику над каминной полкой. – Как я могу быть влюбленным в жену своего брата?

– Но если это на самом деле так, – сказал герцог, – то, наверное, я мог бы простить тебя. Может быть, ты совершил ошибку, когда уехал, а я, возможно, ошибся, не настояв на том, чтобы Сибилла узнала всю правду. Мы часто поступаем опрометчиво, а потом нам приходится мириться с обстоятельствами. Но стоит ли мириться с ними?