Елена Арсеньева - Тайная жена

Марина вдруг поняла, что у нее не хватит храбрости встретить Десмонда вот так, лицом к лицу.

Она опрокинулась навзничь и едва успела набросить на себя самый краешек тончайшего шелкового покрывала, прикрыв лицо полусогнутой рукой, как дверь распахнулась.

Он вошел и замер на пороге, не говоря ни слова, только глубоко вздохнул. Потом Марина услышала тихие шаги, и вот он уже нагнулся над нею. Она ощутила его взгляд, скользнувший по приоткрытым губам (они вмиг пересохли), по напряженно запрокинутой шее (на ней часто-часто забился вдруг пульс), по едва прикрытой груди (отвердели, приподнялись соски, каким жаром налилось лоно), а потом послышался торопливый шорох одежды.

Он раздевался. Он не устоял! Сейчас она окажется в его объятиях!

Больше не было сил ждать, и едва только он оперся коленом о постель, как Марина прильнула к нему и с силой cплела руки на его спине, желая никогда, никогда больше не размыкать этих пут, не выпускать его.

Да он и не пытался. Он впился в рот Марины таким неистовым поцелуем, с такой стремительностью навалился на нее, что она перестала дышать и вроде бы даже лишилась на какой-то миг сознания. Губы его были столь властны, язык столь дерзок, что сначала она безвольно подчинялась этой буре страсти, и даже глаза могла открыть с трудом. Впрочем, даже когда ей это удалось, она ничего не увидела: широкие плечи, нависшие над ней, заслоняли свет.

«О господи, – вдруг подумала Марина в испуге, – да ведь он меня небось тоже не разглядел! Я же закрыла лицо! Он, наверное, думает, что это Джессика!»

Сердце сжалось. Она рванулась, пытаясь приподняться, взглянуть Десмонду в глаза, увидеть в них пламя страсти, зажженной ею, только ею, но не могла даже голову повернуть – так он был тяжел. Она не помнила, чтобы он был так тяжел прежде… она не помнила этого резкого запаха пота, она не помнила, чтобы его губы были так жестки и безжалостны…

Ах! Она бы вскрикнула, да не могла, она бы вскрикнула, когда грубая рука вдруг рванула ее рубашку, жесткие волосатые колени растолкали ее ноги; она бы вскрикнула, да захлебнулась отвращением и ужасом: это был не Десмонд.

Не Десмонд!

Невероятным усилием Марина повернулась на бок, оторвала от себя жадно целующее лицо, со всхлипом набрала воздуху – да так и замерла, ибо ее, словно стрела, пронзил крик:

– Что здесь происходит?!

Голос Десмонда!

Мужчина, все еще придавливая телом Марину, слегка повернулся, и Марина увидела Десмонда, стоящего над постелью и с выражением непередаваемой брезгливости разглядывающего два сплетенных нагих тела.

Женское и мужское. Марины и… Хьюго.

– Сэр! – возопил Хьюго, первым приходя в себя. – Я не виноват, клянусь вам, милорд! Я только что пришел, вы же знаете, вы видели меня в саду, я сказал, что вас искала леди Урсула… Когда я пришел сюда, эта леди уже лежала здесь, ждала меня.

«Не тебя!» – всем существом своим выкрикнула Марина, однако голос остался похороненным в сердце: ей не удалось издать ни звука.

Десмонд поглядел на нее темным, холодным взором.

– Tяжелая наука – презирать людей, – произнес он по-русски, почти не разжимая губ. – Ей обучила меня ты.

И, резко повернувшись, вышел.

Хьюго мгновение смотрел ему вслед, а затем повернулся и хмуро взглянул на оцепенелую Марину:

– Ну что бы ему стоило прийти на пять минут позже! Я был уверен, что успею, что он проищет ту бесноватую полчаса, не меньше, а он… Ладно, леди, вставайте и уходите. Вам пора. – А когда Марина не шевельнулась, он с ноткой сообщничества в хриплом голосе прошептал: – Или, может, теперь вы не прочь, а? Коли так, давайте, только быстро, не то… не то еще кого-нибудь сюда принесет. А лучше приходите ко мне завтра на конюшню. Да что завтра? В любое время, как вам приспичит, приходите! И тут уж мы с вами не растеряемся!

Он коротко хохотнул, и этот утробный смешок словно бы разрубил путы, стягивающие Марину. Она сорвалась с постели, ударилась всем телом в дверь павильона, опрометью кинулась в сад.

* * *

Ночь набросила на Марину свой черный, ледяной, подбитый ветром плащ, и теперь ничей нескромный или осуждающий взор не мог коснуться ее наготы.

Она бежала куда-то… не зная куда, чутьем, словно раненое животное, отыскивая воду. Ну не так уж велик этот парк, чтобы не найти озера и не…

Марина замерла. Она что, топиться собралась? О, конечно, ей ведь так хочется, чтобы Десмонд вбежал по колена в воду, взывая: «Марион! Марион!» Не жди, не будет этого! Пожмет плечами: вздорная сумасшедшая шлюха. Еще, чего доброго, решит, что она утопилась, рассорившись с Хьюго, своим любовником. Десмонд ведь не сомневается, что они заняли себе местечко в этом павильоне, чтобы предаваться там любви! Он ведь не знает, что Марина ждала его, и что все в их жизни сложилось бы иначе, если бы он пришел раньше!

Надо найти его, заставить выслушать, объяснить…

Марина замерла. Десмонд не пришел раньше лишь потому, что Хьюго послал его на поиски леди Урсулы. Что это он там бормотал? «Я был уверен, что успею, что он проищет эту бесноватую полчаса, не меньше, а он…»

Хьюго был уверен! Глядите-ка! Уверен, что Десмонд опоздает на свидание. Это означало лишь одно: он знал о свидании и хотел прийти в павильон первым, хотел «успеть»… Он знал о свидании! Но узнать об этом он мог только из письма. Что же, получается, Глэдис разболтала ему о своем разговоре с «русской кузиной», показала цифру 10, дерзко переправленную на 9? Любому разумному человеку не составило бы труда догадаться, что именно замыслила мисс Марион, особенно если болтушка Глэдис еще и пересказала их разговор. И Хьюго, конечно, догадался и решил опередить хозяина.

А что это его так разобрало? Или он чувствовал к Марине неодолимую страсть? Но почему тогда Хьюго не довершил начатое – ведь оцепенение, владевшее ею, было подобным беспамятству. Однако Хьюго, рискнувший благорасположением своего господина (да ведь его завтра очень запросто могут погнать прочь со двора!), вдруг шуганул Марину с постели, будто опостылевшую шлюшку. Он кого-то ждал… он опасался, что этот кто-то встретится с Мариной. Кто? Неужто малютка Глэдис так прибрала к рукам этого племенного бугая? Что-то не похоже по ее рассказам… Впрочем, возможно, она лишь врала Марине, замышляя какую-то каверзу против нее. Но зачем это, Христа ради, Глэдис?!

Марина не знала. Она знала одно: прежде чем идти говорить с Десмондом, ей нужно снова увидеть Хьюго и спросить… Может быть, он откажется отвечать, но ничего: она прочтет ответ в его черных распутных глазах!

Что-то смутно забелело впереди. Павильон. Вот и хорошо. Можно было, конечно, блуждать до утра в его поисках, но Марина почему-то не сомневалась, что найдет его сразу. И хоть павильон производил впечатление пустого и покинутого, Марина точно так же не сомневалась: она найдет, на что там посмотреть.

Так и произошло. Едва дыша, по чуточке Марина приотворяла дверь, опасаясь, что внезапно ворвавшийся порыв ветра спугнет Хьюго и его… ну, с кем бы он там ни находился.

Зря старалась! Их не спугнул бы и ураган, этих мужчину и женщину, которые бились на развороченной постели. Изголовье кровати находилось у стены, так что Марина в свете наполовину оплывших свечей видела только ноги любовников.

Белые, согнутые в коленях – необычайно изящные и миниатюрные – были женские. Мужчина, накрывший ее своим телом, казался огромен и звероподобен по сравнению с этой белизной и хрупкостью. Марина узнала волосатую спину Хьюго, и ее пронизала дрожь такого отвращения, что тошнота подкатила к горлу. Итак, Хьюго дождался… но Марина еще не знала, кого.

Вот женщина пронзительно взвизгнула, забила ногами по постели – и замерла в изнеможении. Руки ее расслабились и удовлетворенно обхватили спину обессиленного любовника. Что-то блеснуло на пальце… и Марина наконец узнала то, зачем пришла сюда.

Она сделала шаг назад, потом еще шаг, осторожно прикрыла дверь – и прянула во тьму, ничего не видя перед собой, кроме фамильного кольца Макколов, которое сверкало на тонком, изящном пальце. Именно вокруг этого пальца ее и обвела Джессика.

Джессика… Так вот кто любовница Хьюго! Вот кто измыслил интригу! Можно не сомневаться, что она давно чуяла нечто странное в отношениях Десмонда и его «русской кузины». Пожалуй, Глэдис сообщила ей об отставке, которую получила Агнесс, и Джессика решила бросить соперницу в такую грязь, от которой той в глазах Десмонда вовеки не отмыться.

Но какова Глэдис! Неужто всю эту сцену жалости и сочувствия она разыграла по указке Джессики? И ловко подсунула в нужную минуту письмо?.. Неужто все это время она служила Джессике? Наушничала для нее? Ну что же, за что-то ведь она получила от мисс Ричардсон награду в виде хорошеньких туфелек – правда, изрядно поношенных да еще и со скошенным каблучком, но все же…

Марина нахмурилась. Какая-то мысль мелькнула в голове, что-то об этих туфельках… Нет, при чем тут туфли, при чем тут Глэдис? Она – служанка, вот и служила той, которая, так или иначе, скоро станет леди Маккол, а значит, весь замок перейдет в ее полную волю.

Получается, Джессика имела в виду себя, когда говорила о том, что надо полюбить Маккол-кастл превыше всего и ради обладания им смирить свое сердце, затворить его для любви и счастья. Лишь бы стать леди Маккол! О нет, она не любит Десмонда. Какая там любовь? Она уже любила однажды – и потеряла этого человека. Десмонд в ее глазах – лишь бледное подобие Алистера. Этот жеребец Хьюго в любую минуту готов удовлетворить ее пыл… похоже, под ледяной оболочкой мисс Ричардсон скрывается весьма страстная натура. Вон как она била ногами и визжала – ну какая там леди, просто девка, нашедшая мужика по себе. Хьюго накрепко стиснут этой изящной железной ручкой с бриллиантовым кольцом на пальце. И скоро Десмонд окажется стиснут ею.

Этого нельзя допустить. Десмонд должен узнать правду!

Марина осторожно сошла со ступенек, пошла прочь от павильона, потом поняла, что не идет, тащится, а ведь надо спешить! Рванулась вперед, силой заставляя закоченевшие ноги двигаться, – и со всего маху ударилась обо что-то всем телом. Наверное, о дерево.

Марина едва не упала, но в эту минуту «дерево» вдруг подхватило ее своими «ветками» и голосом подобным шуму ледяного январского ветра в вершинах елей, произнесло:

– Крепко же он вас уделал, сударыня! Вижу, еле тащитесь!

Десмонд!

Повиснув в его руках, Марина не веря глазам, смотрела в лицо, казавшееся при свете звезд бледным пятном. Впрочем, даже и в кромешной тьме, даже и с завязанными глазами она различила бы выражение жгучего презрения на этом лице.

– Десмонд… – слабо выдохнула она. – Ты здесь!

– Я вернулся, – сказал он. – Почему-то когда я пришел к себе, мне показалось, будто все это было лишь страшным видением. Я подумал, что стал жертвой какого-то наваждения, что этого не могло быть и не было!

– Не было… – шевельнула губами Марина, но едва ли Десмонд услышал хоть звук – она и сама-то себя не слышала.

– Я испытал неодолимое желание вернуться и убедиться собственными глазами, что павильон пуст, там не горит камин, не сверкает серебро, не розовеет постель. Может быть, я даже верил, что и павильона-то нет на месте! Но он здесь… я видел его, и я видел вас, выходящей из дверей.

Он видел! Что он подумал, что он еще подумал о ней! Ужас помог Марине одолеть немоту и отчаянно исторгнуть из себя:

– Я тоже только что вернулась! Я увидела Хьюго с другой женщиной!

– С другой? – ухмыльнулся Десмонд. – Что, тебя ему было мало и он быстренько подмял под себя другую? И откуда он ее взял, позволь спросить? Из-под кровати вытащил? Может быть, там еще и третья лежит, дожидаясь своей очереди?

– Да нет же! – хрипло выкрикнула Марина. – Все не так! Я убежала сразу вслед за тобой! Но потом… потом к нему пришла Джессика!

Все вдруг затряслось, заходило вокруг ходуном, деревья, лицо Десмонда, небо, и Марина не сразу сообразила, что это он ее трясет. Трясет немилосердно, яростно.

– Замолчи! – прошипел он. – Не смей впутывать сюда еще и Джессику! Ты клевещешь на нее!

– Клевещу? – Марина нашла силы почти закричать: – Я клевещу на Джессику? А вспомни, от кого ты получил письмо? Кто тебе обещал что-то показать, открыть глаза? Она и меня заманила сюда, она сговорилась с Хьюго…

Десмонд глядел на нее с отвращением:

– Я слышал, конечно, что Хьюго может удовлетворить одновременно двух, а некоторые даже болтают, что и трех женщин. Однако поверить не могу, что Джессика гоняется за ним. Вы его, значит, с ней не поделили, так, что ли?

– Да при чем тут Хьюго?! – вскричала Марина, обретая силы в ярости. – Мне не нужен никакой Хьюго! Я люблю тебя!..

С этим криком, чудилось, сама душа исторглась из нее. Обессилев, Марина повисла на руках Десмонда.

– Лю-бишь? – выдохнул он с ненавистью, отдергивая от нее руки с такой стремительностью, словно держал в руках змею, вдруг ужалившую его. – Не смей говорить о любви!