Елена Арсеньева - Тайная жена

– Отпусти ее, – быстро сказала Марина, и руки Хьюго упали.

Флора повалилась на четвереньки, но тут же вскочила, бросилась к телеге, однако замерла от окрика Марины:

– Стой! Сними с Линкса пояс или возьми какую-нибудь веревку и свяжи руки этому мерзавцу.

Флора взглянула на нее полубезумными глазами, однако послушалась.

Хьюго стоял недвижимо, закрыв глаза. Марина не боялась, что он рванется, набросится на Флору. Уж кто-кто, а она знала, как действует на человека леденящее прикосновение дула к виску! Она знала, что ужас сковывает тогда покрепче любых кандалов, а потому не стеснялась, все сильнее прижимая дуло к побелевшему, покрытому испариной виску Хьюго.

– Покрепче, – велела она, увидев, как трясутся у Флоры руки. – Покрепче, говорю тебе! Мне кажется, этот молодец большой умелец убегать из-под замка, поэтому не стоит давать ему новых возможностей. Так, хорошо. А теперь ложись на живот, – она покрепче ткнула Хьюго, и тот послушно рухнул плашмя. – Флора, вяжи ему ноги, да не жалей. Ну, все?

Флора обратила к ней молящий взор, но не двинулась с места. Марина с досадой взглянула на устрашающий револьвер – Флора явно считала себя тоже пленницей! – и сунула его за пояс так ловко, словно проделывала это каждый день раз за разом. Впрочем, револьвер изрядно мешал, а потому она положила его на землю под телегою, а сама зарылась руками в ворох соломы, почти тут же нащупав что-то теплое, мягкое, недвижимое. Это была детская ручка…

У Марины подокосились ноги. Алан. Это Алан. Линкс достал его. Убил!

Не веря себе, она рванула ребенка из телеги – и едва удержала его, когда он вдруг испустил истошный крик и забился в ее руках.

Флора, доселе замершая олицетворением ужаса, вышла из столбняка и подхватила Алана. Зачуяв ту, которую считал матерью, он мгновенно перестал орать. Сталкиваясь руками, Марина и Флора торопливо ощупали его, расстегнув одежки, но не обнаружили ни царапины.

– Кого же тогда?.. – пробормотала Марина, но не договорила, потому что Флора, ахнув, сунула ей Алана в руки и принялась расшвыривать солому. Алан возмущенно завопил, но Марина с такой силой прижала его к себе, что он пискнул, поперхнулся и умолк – верно, от удивления, светлыми, заплаканными глазенками разглядывая незнакомку. Но Марина только наскоро чмокнула его в тугую щечку и, тетёшкая, как безотчетно начинают тетёшкать женщины ребенка, едва он попадет к ним на руки, неотрывно глядела на Флору, не в силах понять, почему теперь, когда ясно, что Алан цел и невредим, она продолжает плакать и почему на ее лице такое отчаяние.

– О боже мой! – хрипло выдохнула Флора и, став на колесо, проворно вскочила в телегу. – О… о нет!

Марина перегнулась через край, ближе, глянула – и едва не выронила Алана.

На дне телеги, среди окровавленной соломы, лежал Джаспер.

Флора закричала так, что у Марины зазвенело в ушах, а насмерть перепуганный Алан уткнулся ей в шею и даже дышать перестал. Как ни странно, именно это прикосновение теплого, зареванного личика успокоило Марину, у которой тоже упало от ужаса сердце, и придало ей сил.

Она расцеловала Алана, отчего тот малость приободрился и даже улыбнулся, и сунула его в солому. Алан раскрыл было рот для нового крика, но тотчас передумал и, сунув палец в рот, принялся с интересом наблюдать за Мариной, которая тоже взобралась на телегу и с усилием стащила Флору с тела Джаспера, на которое она рухнула, обеспамятев от ужаса.

Пучком соломы Марина отерла грудь и плечо Джаспера, рванула окровавленный рукав – и с облегчением перевела дух: лезвие прошло сквозь мышцу левой руки у плеча, может быть, задев кость, но рана явно была не опасна. Конечно, еще несколько дюймов правее, и Линкс убил бы Джаспера на месте. Сейчас тот, вероятно, лишился чувств от боли. Марина ощупала его лицо и удивилась: несмотря на свою изжелта-мертвенную бледность, кожа Джаспера казалась раскаленной. У него был страшный жар! Неужели от раны? Однако она ведь только что нанесена…

Впрочем, думать над этими странностями у нее не хватало времени: из раны сочилась кровь, и ее следовало как можно скорее остановить.

Марина сорвала с Флоры чистенький батистовый передничек и разорвала его на полосы. Из пояса с завязками получился отличный жгут, рану прикрыл чистый носовой платок, который оказался в кармане Джаспера, ну а сверху Марина навертела остатки фартука. Подождала мгновение – кровь не проступала. Улыбнулась Алану – он тем временем совершенно успокоился, – Флоре, которая пришла в себя и, молитвенно сложив руки, наблюдала за Мариной… а потом и Джасперу, в эту минуту открывшему глаза.

Сначала взор его был затуманен, но вот мысль сверкнула в нем – и в то же мгновение, прежде чем Марина успела слово молвить, Джаспер резко приподнялся – и кинулся на нее, так угрожающе выставив правую руку, что Марина даже отпрянула.

Впрочем, прыти его хватило ненадолго: он тут же неловко завалился набок, испустив короткий, болезненный стон.

Марина с Флорой помогли ему лечь на спину, и Джаспер бессильно прикрыл глаза.

Марина огляделась. Алан, чудо-ребенок, сплетал соломинки в некое подобие веночка, предоставив взрослым разбираться в своих запутанных обстоятельствах. Солома в телеге, еще недавно стоявшая душистым ворохом, теперь была так плотно убита, словно по ней прогнали стадо.

– У него жар, – сказала Марина, кивнув на Джаспера и отодвинувшись на всякий случай подальше.

– Малярия, – со слезами в голосе пояснила Флора, прикладывая свои прохладные ладони ко лбу раненого. – Он едва смог приехать и предупредить меня о том, что… – она замялась, – о гибели леди Урсулы. И тотчас ему стало плохо, так плохо, что у нас с матушкой едва достало сил положить его в телегу. Я так боялась… и за него, и за Алана, так боялась…

Она громко всхлипнула.

– А теперь-то чего плакать? – рассудительно сказала Марина. – Рана неопасная, в два счета заживет. А что до малярии – вот я вас научу. Еще когда живы были мои отец с матерью, у них в гостях бывал один человек – отставной капитан, воевавший в каких-то гнилых местах, где он подхватил болотную лихорадку. Он всегда был желтый, измученный, но вот как-то раз приехал совершенно здоровый и рассказал, как вылечился. Надо взять куриное яйцо, вылить из него белок с желтком через маленькую дырочку, а от скорлупы осторожненько отделить внутреннюю беленькую пленочку. А потом, накануне приступа малярии, надеть ее на палец больному. И вот пленочка – по-русски она называется отонок, о-то-нок – начнет ссыхаться и постепенно так зажмет палец, что в нем начнутся дикие боли. Но это нужно перетерпеть, потому что боль сия – целебная. Она всю лихорадку к себе оттянет, и малярии не за один, так за два раза такого лечения не останется и в помине.

Она рассказывала об этом так спокойно, словно не было ничего обыкновеннее на свете, как сидеть двум женщинам на соломе, в телеге, посреди лесной заброшенной дороги, в компании ребенка, жизнь которого висит на волоске, и трех мужчин: одного раненого, другого связанного по рукам и ногам, а третьего лежащего бесчувственной колодою, – сидеть и обсуждать русские знахарские рецепты.

– Да, да, – вдруг слабо проговорил Джаспер, не размыкая век, – что-то в этом роде мне, помнится, говорила и леди Елена, но я так и не удосужился попробовать.

– О, моя тетушка знала толк в таких вещах! – важно кивнула Марина, радуясь, что Джаспер не видит ее лживого лица. – Она тоже была знакома с тем больным капитаном, а потому…

– Елена не была вашей теткою, – со стоном сказал Джаспер. – Она сама говорила мне, что у нее в России осталось всей родни брат да племянник, Олег Чердынтсефф. Ни о какой госпоже Бахметефф она никогда не вспоминала.

– О… – тихо сказала Марина, и на какое-то время это было все, что она могла сказать. – Значит, вы знали с самого начала, что мы с Десмондом лжем?

– Я знал с самого начала, что лжете вы, ну а Десмонд, очевидно, был заморочен вами еще в России.

– Ну конечно! – вскипела Марина. – Я наврала с три короба, а Десмонд рядышком постоял, так? Ох уж этот бедненький Десмонд, который позволяет женщинам вертеть собой, как им вздумается! Просто агнец Божий, невинное дитя!

– Да уж, женщины у Десмонда одна другой лучше, – усмехнулся Джаспер. – Впрочем, это проклятие Макколов! Их женщины вечно норовят учинить что-нибудь немыслимое: как любовницы, так и… жены.

Пауза перед этим словом была слишком многозначительной, чтобы Марина не обратила на нее внимание, и взгляд ее надолго скрестился со взглядом Джаспера. В ее глазах было смятение, в его – непреклонность и презрение, и Марина, не выдержав, отвела глаза.

– Кто вам сказал? – шепнула она, прикладывая ладони к вспыхнувшим щекам. – Неужели Десмонд?

– Нет, он стойко хранил тайну. Однако только дурак не догадался бы, кого разыскивал капитан Вильямс и что он имел в виду. Урсула рассказала мне о его визите, и я мгновенно обо всем догадался. Похоже, догадался не только я, потому что кто-то прикончил беднягу, насколько я слышал. Интересно бы знать, кого вы так разозлили своим тайным бракосочетанием, а, мисс Марион? Вам ничего не приходит на ум?

– А чему тут приходить? – устало пробормотала Марина. – Ответ один. Десмонд!

– Десмонд?! – как эхо отозвались три изумленных голоса.

Три, Марина не ошиблась. Два принадлежали Джасперу и Флоре, а третий исходил откуда-то снизу.

Марина перевесилась через край телеги, да и замерла, встретив насмешливый взгляд Хьюго, который умудрился перевернуться на спину. Лицо его все было испачкано в земле, а связанные руки, конечно причиняли боль, но все-таки он не мог сдержать смеха, с наслаждением выплюнув в лицо Марине:

– Десмонд? Много чести для этого павлина! Это я убил капитана Вильямса, я… после того, как промахнулся, стреляя по вашему чертову лорду, который присвоил себе все, что по праву принадлежит мне!

– Поднимите-ка меня, – приказал Джаспер не терпящим возражений тоном, и обе молодые женщины помогли ему сесть, опершись спиной о край телеги. Джаспер еще больше побледнел и даже губу прикусил, однако ему удалось справиться с приступом боли и слабости, и взгляд его, устремленный на Хьюго сверху вниз, был тверд:

– Что ты сказал? Принадлежит по праву – тебе?

– Ну да, не тебе же! – огрызнулся Хьюго. – Не везет вам, сэр, мистер Джаспер, вот уж как не везет! Думали, только этот мальчишка, которого Флора под юбками своими прятала, стоит на вашем пути? И еще слабоумный Десмонд, который так и не понял, что его дурят все, кому не лень? Нет, сэр. Это я стою на вашем пути. Это ради меня Джессика в лепешку разбивается! Это я – законный и полноправный лорд Маккол! Алистер был старше меня, но где он, тот Алистер? Я пристрелил его, но сначала рассказал ему все о себе!

Флора залилась слезами. Марина схватилась за голову, переглянувшись с Джаспером, лицо которого выражало враз ужас и недоумение. Кажется, им обоим пришла в голову одна мысль: а не спятил ли Хьюго? Лежать связанным перед вооруженными людьми и не каяться в своем злодействе, а хвастливо выплевывать кровавые подробности? Он что, не понимает, какая участь его ждет? Он ставит их в положение победителей, которые не захотят брать пленного. Нет, он обезумел, обезумел!

– Будь ты проклят, – выкрикнула Флора. – Вовеки проклят! Какая жалость, что госпожа не вышибла дух из тебя, как из этого паршивого лекаришки!

Хьюго хихикнул, возбужденно ерзая по земле. Глаза его горели безумным огнем.

Джаспер решил воспользоваться припадком этой болезненной откровенности.

– Итак, ты рассказал эту историю о своем происхождении Алистеру? – спросил он спокойно, но при этом желваки заходили на его щеках. – И что же он?

– Он… – Хьюго сбился со своего патетического тона. – Ну, он смеялся.

– Да, – сказал Джаспер после некоторой паузы. – Это Алистер, да. Таков он был… Значит, это ты убил его. И с Гвендолин расправился тоже ты?

– С Гвендолин? – ухмыльнулся Хьюго. – О, она была очаровательна, хоть и плакала все время.

Марину пронзила судорога отвращения. Плакала все время! Она вспомнила животное уханье Хьюго, насыщавшего свою похоть, отчаянный плач Гвендолин – и больше всего на свете ей захотелось слезть с телеги, поднять с земли пистолет и разрядить его в ухмыляющуюся рожу Хьюго. Мерзкий, самодовольный самец! Он настолько преисполнен самообожания, что предается ему непрестанно, даже связанный, униженный, даже не ведая, как сложится его судьба, останется ли он жив. В этом Хьюго и правда похож на Макколов… во всяком случае, на одного из них, которого отлично знает Марина.

– Боже мой! – вскричала Флора. – Все это время, пока мы с Джаспером пытались найти Гвендолин, она томилась в ваших руках! Вы с Джессикой похитили ее из монастыря, держали в подземелье, где она почти потеряла рассудок, потом посадили ее в башню. И если бы Урсула не нашла ее, мы бы так никогда и не узнали о ее участи, а она… она так и не увидела бы Алана.