Елена Арсеньева - Тайная жена

– Не верю я ни единому твоему слову! – перебил ее мысли голос Хьюго, наконец-то пришедшего в себя и постепенно обретавшего прежнюю наглость. – Ни словечку не верю твоему! Да и если даже все так, тебе-то от этого – что? Или вон мальчишке Алистерову? Джессика мне говорила: ты ненавидишь Десмонда и свергнуть его хочешь, оттого и носишься с этим отродьем. Однако же что в нем тебе, в незаконном-то? Какой прок?

– Алистер и Гвендолин состояли в законном браке, – спокойно произнес Джаспер. – И есть бумаги, подтверждающие это.

– Бумаги? – выдохнул Хьюго. – Ну, раз так… Ох и дурак я был, что не поверил Джессике!.. Она всегда твердила, что какие-то бумаги должны существовать. Она про них прочла в вашем дневнике и все время меня точила, как червь: добудь эти бумаги, допытайся у Гвендолин, где они спрятаны!

«Вот как? Значит, Джессика и тут врала… когда впала в отчаяние, прочитав листок из дневника. Она про венчание прекрасно знала, а для меня разыграла горестную сцену. Зачем? Из любви к актерскому искусству, что ли? Ну…» – не находя слов, Марина с отвращением покачала головой.

Но что это говорил Джаспер? Он знает, где бумаги, которые подтверждают права Алана?!

– Врешь небось, – подал ехидный голос с земли Хьюго, – и сейчас врешь, как прежде врал! Поди найди те бумаги!

Бледные губы Джаспера тронула легкая улыбка.

– Это не так трудно, как тебе кажется, Хьюго, – сказал он. – Бумаги здесь.

– Здесь?! – Хьюго захлебнулся, словно у него перехватило горло. – Где – здесь?

Джаспер и Флора переглянулись, а потом молодая женщина разбросала солому в углу телеги и достала большой клетчатый узел. В плед были увязаны какие-то вещи – ее и Алана, а среди них лежал большущий шерстяной клубок. В него были воткнуты спицы с начатым детским чулком. Чулочек получался не полосатый, как носили здесь все, а невероятно пестрый, потому что на клубок были беспорядочно намотаны нитки самых разных цветов. Что-то подобное Марина уже видела… Она нахмурилась, вспоминая.

Ну конечно! Один большой клубок, подобный толстой кошке, а вокруг него – несколько «котят». Они лежали в корзинке в доме Флоры. И вдруг матушка Смит, придремнувшая у очага, в испуге подхватывается – и начинает лихорадочно наматывать нитки… еще более тщательно пряча и без того хитроумно запрятанные драгоценные бумаги!

Марине только и оставалось, что в очередной раз покачать головой. И тут она перехватила лукавый взгляд Флоры:

– Узнали, мисс?

– Узнала, – протянула Марина. – Ну, скажу я вам…

– Что? Где бумаги? – выкрикнул Хьюго. – В клубке? Они все время были в доме Флоры? Значит, Гвендолин врала нам с Джессикой? Врала? Значит, Джессика все же ошиблась? И этот мальчишка – в самом деле законный лорд Маккол? Но… но кто же тогда я?..

Раздался выстрел. Хьюго содрогнулся, забил ногами по траве, мучительно выгнулся на бок. Страшная рана зияла против его сердца.

Дернувшись несколько раз, он затих, а из-под телеги выбрался доктор Линкс и наконец-то ответил на его последний, предсмертный вопрос:

– Дурак, кто же еще. И, если тебя это утешит, приятель, – не ты один.

Линкс! О господи, да ведь все про него начисто забыли! И вот он – восстал из мертвых, вернее, из бесчувственных! Теперь понятно, почему так осмелел, даже обнаглел Хьюго. Он-то давно заметил, что его сообщник приходит в себя, и, ожидая скорого спасения, решил поиграть с беспечными «победителями».

Марина так яростно пожалела, что не прикончила Линкса, что даже испугалась собственной кровожадности. И он вооружен! Нет, конечно, единственный заряд пистолета он уже израсходовал, а зарядить заново ему не дадут возможности, но у него в другой руке острый, как бритва, палаш, который Марина – разумеется! – даже не удосужилась подобрать. Броситься бы на Линкса… но что она сможет с голыми руками? И больше он уже не повернется к ней спиной. Да, впрочем, и дубинки у нее нет…

Алан, разбуженный выстрелом, проснулся, закричал с испугу, и на лице у Линкса изобразилась такая жгучая ненависть, что Флора, доселе боявшаяся вздохнуть, кинулась к ребенку и прикрыла его своим телом, словно почувствовала: Линкс не пожалеет никого.

Доктор одобрительно кивнул:

– Правильно, заткни ему глотку. Детей мы всегда кончали в последнюю очередь. Первым всходил на гильотину отец семейства. С него мы начнем и сегодня.

– Вы, похоже, спятили, сэр? – произнес Джаспер, и Марина поразилась спокойствию, с каким звучал его голос. – Или у вас в голове от удара что-то сдвинулось? Какая еще гильотина? Вы, милейший, в английском королевстве, а не в этой, как ее там… свободной Франции!

– Не волнуйтесь, мистер Джаспер, – ухмыльнулся Линкс. – Дайте только срок – и на Трафальгарской площади мы поставим точно такую же гильотину, как та, что стояла в Париже. Eще и побольше! А то и две, чтобы обслуживала побольше аристо.

– Куда уж! – пожал плечами Джаспер. – Я слышал, были дни, когда в Париже казнили до тридцати человек.

– Были дни, когда и сорок голов слетало в корзину, – самодовольно кивнул Линкс. – Да еще сколько срубали мы, друзья народа!..

– Странно, что до сих пор вообще кто-то остался жив во Франции, коли вы так постарались, – с тем же спокойствием произнес Джаспер.

Линкс ухмыльнулся:

– Я и сам удивляюсь! Увы, изрядное количество аристо смылось за границу, в ту же Англию. Однако скоро всем им, всем придет конец! Им и их приспешникам, таким, как вот этот ничтожный малый! – Он презрительно кивнул на мертвого Хьюго. – Лорд Маккол! Вы только посмотрите! Болван, дурак, самолюбивый идиот!

– Не больно-то вы следуете общепринятому правилу, Линкс, – насмешливо повел бровью Джаспер.

Тот насторожился:

– Какому еще правилу?

– Ну как же. De mortuis aut bene, aut nihil!9 Неужели запамятовали латынь? – Джаспер с удивлением воззрился на озадаченное лицо Линкса. – Или вы и не знали ее никогда? Похоже, вы такой же доктор, как я – Шарлотта Кордэ!

Лицо Линкса исказилось такой ненавистью, что Марина, похолодев, схватила Джаспера за руку и крепко стиснула, умоляя молчать: показалось, что разъяренный «доктор» сейчас накинется на своих жертв и прикончит их тремя безошибочными ударами, ибо, пусть он и не знал латыни, но с оружием обращаться умел отменно. Однако Линксу явно хотелось оставить за собой не только последний удар, но и последнее слово.

– Не смей упоминать имени этой шлюхи! – взревел он. – Она убила Марата… великого Марата, а он был самым честным, самым верным. И она убила его.

– А других убили вы сами. Дантон, Робеспьер, Камил Демулен – да сколько их еще, кто сначала отправлял на гильотину других, а потом отправился туда сам. Революция пожирает своих героев – увы, это закон, и вы только подтвердили его сегодня, прикончив Хьюго, одного из героев этой маленькой революции, которую вы все во главе с Джессикой устроили в Маккол-кастле. Кажется, на языке вашей демократии это называется передел собственности? Или что-то в этом роде?

Марина бросила на Джаспера быстрый взгляд. Конечно, он не зря затеял эту словесную баталию с Линксом. Но зачем? Надеется, что Линкс, заговорившись, отложит оружие и тогда можно будет наброситься на него? Скажем, Марина набросится… у нее будет совсем мало шансов и, скорее всего, Линкс ее одолеет, но тогда вступят в бой Джаспер с Флорой, и, может быть, им повезет больше?

Ох, нет. Джаспера сейчас и Макбет мог бы свалить одним ударом своей когтистой лапы, а Флора, хоть и будет драться, как львица, защищающая детеныша, все равно не совладает с сильным, крепким, опасным Линксом… опасным и вправду как Lynx!10 Или все-таки попробовать? Рискнуть? Она оценивающе прищурилась, и тут Джаспер, словно почуяв одолевающие Марину сомнения, стиснул ее руку, как бы приказывая не двигаться. Значит, он и вправду чего-то ждет, на что-то надеется…

Линкс пренебрежительно пнул мертвого Хьюго.

– Да какой же он герой? Скажете тоже! Он просто слабовольная тряпка: купился на сказки о своем аристократическом происхождении и уже готов был сам перейти в свору угнетателей. Хьюго – жалкий предатель, поэтому он заслуживал смерть и получил ее.

– Так, хорошо, – покладисто кивнул Джаспер. – С Хьюго мы разобрались. Но как вы намерены обойтись с Джессикой?

– То есть что значит – как намерен обойтись? – воздел свои устрашающие брови и Линкс. – Джессика получит все, чего она хочет, что она заслужила своими долгими страданиями. Дитя народа, она всю жизнь терпела одни унижения от богатых. Сначала эти Ричардсоны за какие-то гроши купили ее у бедной несчастной матери, которая вынуждена была продать свое дитя, чтобы не умерли с голоду ее другие дети. Мы отомстили Ричардсонам! Я сам сжег этих злодеев в их мерзком обиталище бесчеловечности…

– Я так и думал, – кивнул Джаспер, – что со стороны Эмили Ричардсон было большой глупостью открыть Джессике тайну ее происхождения.

– Выходит, вы про это знали? – изумился Линкс.

– Вы имеете в виду, что Джессика никакая не Ричардсон? Узнал на днях… увы, слишком поздно, – вздохнул Джаспер. – Знала Урсула – все знала с самого начала. Но в ее бедной, безумной голове царила такая путаница! Она почему-то была уверена, что мне тоже известно о происхождении Джессики, и в минуты просветления не переставала упрекать меня за безволие и нерешительность. А я был слеп как крот… Ну что же, теперь вернемся к Джессике. Надо полагать, к Алистеру она прицепилась, как пиявка, лишь для того, чтобы еще одним… как это вы говорите? Аристо? Итак, чтобы еще одним аристо на свете стало меньше?

– Именно так!

– Знаете что, Линкс, – спокойно, почти задушевно промолвил Джаспер. – В этой команде лицемеров вы мне кажетесь единственным честным, убежденным человеком. И я… я глубоко сочувствую вам, поверьте!

– Сочувствуете? Это еще почему? – насторожился Линкс.

– Ну а как вы думаете, легко было Фукье-Тренвилю подписывать смертные приговоры своим бывшим товарищам по делу, по оружию, так сказать: Демулену, Робеспьеру и другим? Мне кажется, у него сердце рвалось на части от горя!

Судя по тени, пробежавшей по хмурому лицу Линкса, та же мысль пришла в голову и ему, однако он благоразумно оставил ее при себе и только озадаченно пробормотал:

– Что-то я никак не возьму в толк, мистер Джаспер, куда вы клоните? С чего это вы меня вдруг вздумали жалеть?

– С того, милейший, что вам предстоит испытать одно из величайших разочарований вашей жизни, – с сожалением глядя на «доктора», изрек Джаспер. – Вы мне сейчас представляетесь в роли Фукье-Тренвиля, а Джессика – ну, скажем, Дантона. Помните, как он вдруг начал писать свою фамилию: Д'Антон вместо простого и вполне народного – Дантон? И его сразу заподозрили в скрытом сочувствии к аристократии и свергнутому режиму? А что вы скажете, если Джессика в один прекрасный день станет зваться леди Маккол? Не мисс Ричардсон, не какая-нибудь там… – он пощелкал пальцами, – ну, не знаю… а вот так, просто и звучно: леди Джессика Маккол?

– С какой бы это стати? – растерянно моргнул Линкс. – Хьюго, сами видели, я прикончил, да он никакой не лорд. Вас, да мальца, да Десмонда ждет та же участь. Откуда же возьмется еще один лорд, который даст Джессике свое имя?

Джаспер не скрываясь зевнул и поглядел куда-то поверх головы Линкса, словно и смотреть-то в это уродливое лицо, еще пуще изуродованное глубочайшим изумлением, ему было противно.

– Похоже, Линкс, вы не только не образованный человек, но и глубокий дурак, подобно Хьюго, – изрек он с видимой скукой. – Не нужен ей для этого никакой лорд, в том-то и дело. Джессика – вовсе не «дочь народа», как вы изволили выразиться. И злосчастные Ричардсоны не покупали ее за гроши у женщины, умирающей с голоду. Напротив: они получили немалые деньги, согласившись взять в свой дом эту девочку и всю жизнь исполнять некоторые причуды ее матери. Например, Эмили Ричардсон с самого детства красила волосы приемной дочери в этот красивый каштановый цвет, потому что мать Джессики была одержима желанием, чтобы ее дочь как можно меньше походила на своего отца и единокровных братьев, которых Клер Крэнстон ненавидела со всем пылом своей неистовой ревнивой души. Ну а кто был отец Джессики, вы уже, наверное, догадались, Линкс? Нет? Неужто нет?! Ну, так и быть, подскажу. Дело в том, что Джессика – незаконная дочь лорда Маккола и леди Клер Крэнстон, увы, чистейшая аристо по крови и по духу, так что усвойте себе эту истину, мистер палач!

Это оказалась последняя истина, которую было суждено усвоить Линксу, потому что в следующее мгновение «доктор», в ярости взметнувший палаш, рухнул наземь, сбитый с ног метким выстрелом, а из-за деревьев вышел Десмонд, в руке которого дымился пистолет.

* * *

Алан, пригревшийся и успокоившийся было в теплых объятиях Флоры, снова перепугался и завопил благим матом.

Десмонд поморщился:

– Помолчите лучше, милорд! У вас еще будет время кричать на своих вассалов. А мы все-таки родственники.