Я снова начала плакать, но он быстро схватил свою старую рубашку, разорвал ее на несколько клочков и пихнул мне в руки. Сложив эту ткань, я сунула ее между ног, после чего натянула штаны. Затем я стащила через голову ночную рубашку, совсем забыв о том, что Кайл уже очень давно не видел меня раздетой, а тело мое за это время изменилось. Мне даже пришлось взглянуть на свою грудь, чтобы понять, на что это так уставился Кайл. Он жутко покраснел, и я едва не рассмеялась. Вот только времени на веселье у меня не было.

Мама ворвалась в комнату еще до того, как я успела сбежать, но она, похоже, даже не заметила нас с Кайлом. Схватив матрас за угол, она стащила его с постели и потянула за дверь. Мы слышали, как она проволокла его по ступеням веранды. Выглянув в окно, я увидела, что мама тащит матрас во двор. На ткани отчетливо темнело круглое красное пятно. Тут из дома выбежал папа. Он схватил маму за руки, когда та спешила поднести спичку к матрасу. Мне стало так стыдно, когда я поняла, что папа теперь узнает, что случилось с моим телом. Он забрал у мамы спички и зашагал в дом, а мама рухнула на землю и зарыдала, закрыв лицо руками.

К этому времени Кайл помог мне выбраться из окна.

– Встретимся на мельнице, – сказал он (этим летом мы с ним работаем на мельнице).

Я поспешила в лес, высматривая тропинку, чтобы не поранить свои босые ноги. Я так торопилась, что даже забыла ботинки. Я знала, что не смогу пойти сегодня на мельницу – с таким-то кровотечением, да еще босиком! Я была в той части леса, которую хорошо знала (место, где чащоба сменяется полями у Ферри-крик). Надо сказать, я здорово удивилась, когда набрела на пещеру. Прожить тут всю свою жизнь и найти ее только сейчас! Сначала я заметила, как за кустами скрылась белка. Подойдя поближе, я обнаружила, что кусты закрывают вход в пещеру. Я вытащила один такой куст голыми руками, и вот вам, пожалуйста: в скале зияет большое отверстие. Я прошла внутрь так далеко, как позволял солнечный свет. Воздух тут был на удивление прохладным и приятным. Я крикнула «эй!», и мой голос эхом отразился от стен пещеры.

Чуть позже я вернулась домой. Мама куда-то ушла, а папа с Кайлом были на мельнице, так что можно было не торопиться. Я взяла горстку фруктов из чашки, с самого низа. Надеюсь, мама не заметит потерю. Еще я взяла башмаки и лампу, свои книжки и этот дневник, а затем вернулась в пещеру. В свою пещеру. Осмотрев ее впервые с лампой, я ощутила себя невероятно богатой. Она похожа на те пещеры, которые туристы посещают в Люрее, только гораздо меньше. Первая часть ее длинная и узкая, с наклонным полом, по которому можно спуститься в главную часть, такую огромную и просторную. От задней стены ее отходит еще один маленький туннель. В большой комнате полно красноватых скальных сосулек, которые растут из пола и из потолка. Их еще называют сталактитами и сталагмитами. Я узнала об этом, когда была в Люрее. Потолок в некоторых местах находится очень высоко, и оттуда спускаются широченные сталактиты. Не менее внушительно смотрятся и сталагмиты, которые тянутся вверх. Кое-где сталактиты и сталагмиты (у меня уже рука устала писать эти названия) встречаются и образуют целые стены, которые выглядят как причудливые бархатные завесы. Еще тут есть крохотное озерко, в котором отражаются миллионы маленьких сталактитов, растущих на потолке. Вода в нем такая тихая и неподвижная, что поначалу я никак не могла понять, то ли это отражение, то ли множество маленьких сталагмитов, тянущихся из земли. Ни разу в жизни не видела я места прекраснее, чем эти пещеры. Люди привыкли считать, что райский сад полон зелени и всяческих цветов, но я сегодня нашла свой собственный Эдем.

Я сделала еще две ходки домой, и теперь у меня в пещере есть матрас (я перевернула его обратной стороной, чтобы не видеть пятна) и несколько свечей. Свечи я расставила прямо на каменных уступах. Еще я принесла с собой одеяло и кучу тряпок для своей женской проблемы. Кайл не сказал, сколько времени длится эта министрация. Хотелось бы лучше понять, что со мной происходит. Откуда течет кровь? И что общего она имеет с рождением детей? Вообще, я могу поверить сейчас во что угодно – и в то, что сказал Кайл, и в то, что мной овладел злой дух.

Сегодня я буду спать здесь. Жаль только, я не оставила записки Кайлу. Наверняка он встревожился, когда я не появилась сегодня на мельнице. Конечно, я трусиха, раз боюсь вернуться в собственный дом. Просто ничто не пугает меня сейчас так, как ремень.

Пора погасить лампу и устроиться тут в полной темноте. Это совсем не страшно. Мне нечего бояться в моем райском саду.


23 июля 1941 г.

Ранним-ранним утром я проскользнула в комнату через окно и разбудила Кайла, прижав палец к его губам. Когда он открыл глаза, стало видно, что они покраснели от слез. Ужасно, что я заставила его так переживать!

– Где ты была? – спросил он. Голос его звучал сердито, но я понимала, что это от тревоги за меня.

– Мне нужно держаться подальше от дома, – заявила я.

– Нет! – возразил он с неожиданной энергией. – Мама сказала вчера, что ты теперь женщина. Ты слишком взрослая для порки.

Я знала, что Кайл не станет мне лгать, но поверить в то, что мама сказала такое, было очень трудно. Кайл поклялся, что говорит правду. Мама, сказал он, после вчерашнего припадка вела себя очень спокойно.

– Прошу тебя, Кэти, останься. Обещаю, что не дам ей тебя высечь.

Я здорово нервничала, но все-таки осталась. Просидела в спальне до тех пор, пока не пришло время завтракать.

Я как ни в чем не бывало спустилась вниз, но была так напугана, что не могла притронуться ни к каше, ни к яйцам. Никто не произнес ни слова, пока папа не ушел на мельницу. Мама встала и начала убирать со стола. И только тут она заговорил:

– Я рада, что тебе хватило благопристойности избавиться от этого гнусного матраса, Кэтрин, – заявила она.

Я сидела к ней спиной, боясь повернуться. Слышно было только, как она постукивала кастрюльками в тазике с водой.

– Ты уже взрослая, – продолжила она. – Слишком большая, чтобы тебя пороть.

Кайл торжествующе улыбнулся, но в следующее мгновение глаза у него расширились, а губы побелели.

– Мама, нет! – крикнул он, наклонившись вперед.

Прежде чем я успела повернуться, мама схватила меня за волосы. Зазвенели ножницы, и через пару мгновений мои локоны лежали на полу роскошной золотистой копной.

Мама с прежней невозмутимостью положила ножницы на стол и вышла из комнаты. Какое-то время я смотрела на свои волосы, чувствуя, как глаза у меня наливаются слезами. А потом мне вдруг стало все равно. Я коснулась пальцами неровно остриженных кончиков, но не ощутила ни горя, ни растерянности. Ничего. Кайл вскочил со стула и схватил остриженные волосы. Он поднес их к моей голове, как будто мог каким-то чудом пристроить волосы обратно.

– Да брось ты их, – сказала я. – Пойдем лучше, я покажу тебе кое-что. Место, которое я нашла.

– А как же твои волосы, Кейт? – Кайл смотрел на меня с недоумением. Ему-то казалось, я буду плакать или кричать!

Я встала из-за стола.

– Идем со мной, – сказала я ему.

Прежде чем мы вошли в пещеру, я взяла с Кайла клятву, что он никому не расскажет о том, что я собираюсь ему показать. Затем я раздвинула кусты и провела Кайла внутрь. Я зажгла лампу и услышала, как он в удивлении присвистнул. Было видно, что он восхищен не меньше меня.

– Здесь я могу прятаться от нее, – сказала я Кайлу.

Он неспешно обошел пещеру, прикасаясь по пути к сталагмитам. Не забыл он заглянуть и в озерко.

– Но ты же не можешь остаться здесь навсегда, – заметил Кайл.

– Я буду приходить сюда на время, – заявила я, хотя в голове у меня уже крутилась мысль о том, как здорово спать здесь жаркими летними ночами.

– Нам нужно идти на мельницу, – сказал Кайл.

Я коснулась затылка, где волосы у меня теперь торчали ежиком, и покачала головой:

– Я остаюсь здесь.

Весь день я занималась тем, что превращала пещеру в свое прибежище. Дом Смитов пустовал еще с прошлого года, когда они всей семьей уехали в Западную Виргинию. Так что я взяла там стул и стол и притащила их в пещеру. Еще я нашла в доме свечи, бумагу и карандаши. Над озерком в пещере расположен широкий каменный выступ, из которого получилась превосходная полка для моих книг. Теперь они наконец-то стоят, как и положено всем книгам. Высоко над тем местом, где я пристроила свой матрас, есть выемка в стене. В ней-то я и буду хранить свой дневник.

4

Бен Александер сидел на постели в своем домике, расположенном высоко над долиной Линч-Холлоу. На коленях у него лежала потрепанная записная книжка. Он вновь поднес ко рту бутылку с виски, стоявшую прямо на полу, и бросил взгляд в открытую книжку. Валери Коллинз. Эта была последней. За несколько месяцев он обзвонил всех, кого знал. Валери оставалась последней его надеждой.

Раньше она присылала ему открытки на каждое Рождество. Валери адресовала их ему и Шэрон, но он-то знал, что предназначены они только для него. На открытках неизменно красовалась сама Валери с персидскими борзыми. С каждым годом она все больше походила на своих собак, таких изящных и лощеных. Нос у нее становился все тоньше и острее, волосы – темней и длиннее. Шэрон всегда веселило преображение Валери из женщины в собаку, но она не улавливала тайного смысла, сквозившего за этими простенькими на первый взгляд посланиями: «Надеюсь на скорую встречу». Или: «Люблю». И только Бен понимал, что она имеет в виду исключительно его. До Шэрон Валери не было дела.

Сделав очередной глоток, он передвинул телефон с деревянного ящика, служившего ему ночным столиком, на свою кровать. Наверняка Валери обрадуется, услышав его голос.

Телефон, старенький и потрескавшийся, был заклеен скотчем и грозил развалиться с каждым новым поворотом диска.

– Добрый вечер, – прошелестел в трубке голос Валери. Если бы борзые могли разговаривать…

– Валери? – Бен выпрямился и расправил плечи.

– Кто это?

– Это Бен Александер, Валери.

В трубке повисло тяжелое молчание, к которому он уже начал привыкать. Услышав его имя, каждый тут же представлял фотографии из газет, на которых был изображен Бен Александер – с измученным, в то время еще бородатым лицом.

– Уже поздно, Бен. Я как раз собиралась лечь.

В отчаянии он поспешил предложить:

– Я просто подумал, не могли бы мы с тобой встретиться? Я сейчас живу в долине Шенандоа, но мог бы подъехать… Мы уже столько не виделись. Не знаю, известно ли тебе, но я сейчас в разводе.

Вновь молчание. И тяжкий вздох. Чувствовалось, что Валери собирается с духом.

– По правде говоря, Бен, я не хочу с тобой встречаться. Думаю, ты сильно изменился, если сделал то, что сделал. Пожалуйста, не звони мне больше.

Раздался щелчок, от которого Бен вздрогнул. Валери бросила трубку за мгновение до того, как он опустил собственную.

Несколько минут он молча сидел на кровати, сложив руки на коленях. Его манил свет, сочившийся из-за приоткрытой двери ванной. Бен представил пузырек с валиумом, стоявший на краю раковины. Успокоительное ему выписали еще несколько месяцев назад, но он так и не принял ни единой таблетки. Их там по-прежнему двадцать. Этого должно хватить. Интересно, как скоро Кайл сможет найти его? Если он не покажется сегодня утром на раскопках, Кайл, пожалуй, решит, что он проспал или занят чем-то неотложным. К обеду он начнет беспокоиться. А вечером подъедет сюда и обнаружит его тело. Наверно, стоит оставить ему записку. Поблагодарить за то, что он – единственный, кто поверил Бену, кто дал ему работу, когда другие отказались иметь с ним дело. Поблагодарить за дружбу. Бен содрогнулся. Нет, он не может поступить так с Кайлом.

Еще один глоток из бутылки. В последнее время он слишком много пьет. Да еще в одиночестве. Впрочем, выбора у него все равно нет. Типы, которые готовы были снизойти до выпивки с ним, были не из тех, кого Бен хотел видеть у себя в друзьях. Они будут смотреть на него с понимающей ухмылкой, показывая тем самым, что ничуть не осуждают его за то, в чем он был обвинен.

Бен надеялся, что хоть в этой долине ему удастся избежать осуждающих взоров. Но нашлась пара человек, которые обо всем знали. Они-то и рассказали остальным. Неудивительно, что здесь он чувствовал себя таким же прокаженным, как в Аннаполисе.

Телефон зазвонил, и Бен на мгновение проникся несбыточной надеждой: а вдруг это Блисс, каким-то чудом нашедшая его номер? Сейчас он снимет трубку и услышит ее запинающийся пятилетний голосок: «Папочка, ты когда-нибудь вернешься домой из путешествия?»

Взяв трубку, он услышал голос Кайла.

– Прости, что звоню так поздно, – сказал тот, – но к нам сегодня приехала моя племянница.

Бен промолчал, не в силах избавиться от мысли о дочери.

– Бен? Ты помнишь? Она собирается снимать фильм о своей матери.