Но мне все время казалось, что они знают, что передозировка Мэри случилась по моей вине. Скандал на телешоу был ее криком о помощи. Она хотела остановить меня на дороге к счастью, потому что я исчезала из ее жизни и оставляла ее наедине с отчаянием. Она хотела остановить меня и попросить о помощи. Но я не видела ничего дальше своего стыда и злости. Я отказала ей в помощи и тем самым подтолкнула ее к самоубийству.

Я все время возвращалась к разговорам, которые мы вели с Мэри за последнюю неделю. Были какие-то признаки до этого дурацкого телешоу с Арабеллой? Она, безусловно, была очень раздражена во время разговора за обедом в мой день рождения, но потом все свалила на месячные. Она совсем не выглядела человеком на грани нервного срыва, когда совершенно буднично рассказывала мне, что Арабелла будет ее подружкой на свадьбе с Митчеллом.

– Она собиралась выйти замуж, – пискнула я, когда таксист подъехал к ярко освещенному приемному покою.

Билл и Брайан посмотрели на меня так, будто я сообщила им о том, что Мэри похитили инопланетяне.

– Да. Она сказала мне об этом в субботу вечером. Она собиралась выйти замуж за Митчелла.

– Что? Да ведь он голубой, – сказал Билл.

– Да. Он голубой, – подтвердил Брайан.

Голубой. Похоже, я единственный человек, который этого не знал.

Билл повел нас прямо в палату, где лежала Мэри. Сестра, узнав его, остановила нас и сказала:

– Она очнулась. Но сейчас у нее родители.

Я перевела дыхание. Почему-то казалось, что если родители у нее, то ответственность с нас снимается.

Из холла перед палатой Мэри вышли двое. Мужчина с явно южным загаром пытался обнять за плечи женщину, но она все время отворачивалась. Она плакала и не пыталась скрыть это. У мужчины были красные глаза.

– Она сделала это из-за тебя, – сказала женщина, всхлипывая, когда они прошли мимо нас. – Потому что ты все время уезжаешь и постоянно крутишь свои идиотские романы.

– У тебя тоже романы.

– Только в отместку тебе. Боже, Банни, какой ты эгоист.

– Я эгоист? Ты – ее мать. Где ты была, когда ей нужно было поговорить с кем-нибудь?

– У нее был номер моего мобильного. Она знала, что мне можно звонить в любое время дня и ночи.

Я видела, что Билл хотел прервать их и спросить мистера и миссис Бэгшот, как чувствует себя их дочь, но потом он передумал и пошел прямо к дверям палаты Мэри.

– Ты идешь? – спросил он меня. – Можно заходить по двое.

– Возьми с собой Брайана. Я бы хотела увидеть ее одна.

Брайан пошел за Биллом, а я осталась читать наполовину ободранный плакат с рекламой психологической службы «Самаритяне». Несколько поздно читать его здесь, подумала я.

Почему Мэри пыталась отравить себя? Когда я швырнула на пол одолженный у нее костюм, это было еще самое мягкое, что она могла получить от человека, находящегося в состоянии слепой ярости. Совершенно непохоже было, что она собирается через восемь часов свести счеты с жизнью. Скорее всего, ее слова, что у меня есть всё, а она, мол, обделена человеческим теплом, – просто очередной трюк, чтобы заставить меня испытывать чувство вины, чтобы я ей простила то страшное унижение перед всеми телезрителями страны, которому я подверглась благодаря ей.

С тех пор как я познакомилась с Мэри, мне всегда казалось, что она во всем видит только темную сторону, для нее не существовало света в конце тоннеля, но не было ни единого намека на то, что она попытается покончить с собой. Вечно подворачивался какой-нибудь ободранный гот, в которого она влюблялась, или концерт вновь объединившейся группы «Bauhaus». Кроме того, она была ужасно осторожна. Она не могла съесть таблетку аспирина, не подавившись, не говоря уже о том, чтобы травиться. А один раз она потеряла сознание, когда я прищемила палец и мне пришлось снять ноготь. Такие черты характера не сочетаются со склонностью к самоубийству. Нет, Мэри всегда относилась к тому типу людей, которые сначала замучают остальную часть человечества рассказами о своих проблемах, а уж потом примут положительное или отрицательное решение.

Тут Брайан и Билл вышли из ее палаты, нервно улыбаясь, словно два мальчика, вышедшие из аттракциона «Поезд призраков». Всю дорогу они ехали, вцепившись друг в друга от страха, а теперь делают вид, что совсем не испугались.

– Ну как она?

– Хорошо. Физически хорошо. Наверно, ее завтра уже выпишут. Но сначала ей нужно показаться психиатру.

– Она сказала, почему она это сделала?

– Я думаю, что она сама не очень знает, – сказал Брайан. – Послушай. Она тебя ждет. Ты лучше зайди к ней.

Посещения ее палаты было не избежать.

Она лежала как фарфоровая кукла, одетая в нелепую кружевную рубашку и обложенная со всех сторон подушками. Из рук шли темные пластиковые трубочки к пакетам с физиологическим раствором, ладони покоились на коленях. Лицо ее было бледно, и большие черные круги вокруг глаз, от усталости и остатков косметики, делали ее похожей на милую панду.

– Здравствуй, Лиза, – голос ее звучал очень тихо и словно издалека.

Я села на стул рядом с кроватью. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Было странно, что та самая девушка, с которой мы еще сегодня днем так яростно ругались, кажется такой хрупкой. Такой разбитой.

– Прости меня за все, что я тебе сделала, – начала она. – Я знаю, ты хотела провести этот последний вечер с Брайаном. – Она шмыгнула носом.

– Зачем ты это сделала? – прошептала я. – Зачем ты хотела покончить с собой?

– Я не хотела покончить с собой, – возразила она. – Я просто чувствовала себя одинокой и подумала, что от двух дорожек кокаина станет легче.

– Двух? Билл сказал, что там этих дорожек на целый стадион.

– Я вынюхала всего три. Но еще и пила. Я думаю, что из-за этого все и случилось. Пришлось промывать мне желудок какой-то жуткой дрянью с древесным углем. Чувствую себя ужасно. Представь свое самое страшное похмелье и умножь на двадцать.

Я сочувственно кивнула.

– А лучше на двадцать миллионов.

– Ты скоро поправишься, – банально пообещала я.

– У меня такое чувство, что кошмар только начинается. Похоже, эта история попадет в газеты.

– Почему?

– Потому что Митчелл собирается завтра все рассказать. Наркотики плюс моя попытка самоубийства – отличный материал для мертвого сезона.

– Ты как-то сказала мне, что нет такой вещи, как дурная известность.

– Это я обычно своим клиентам так говорю. А на самом деле я сильно в этом сомневаюсь.

– Послушай, прости меня за тот разговор. За нашу ссору. Я все время думаю, что это случилось по моей вине. Это правда? – Мой голос прозвучал жалобно, и я возненавидела себя за этот вопрос. Но мне нужно было знать.

Мэри отрицательно покачала головой:

– Нет, конечно нет.

– Честно?

– Ты же сама знаешь. На самом деле я ужасно смеялась, когда увидела, как увозят машину.

– Ты смотрела!

– Это я вызвала эвакуатор. Ты не виновата, Лиз. Ты всегда была мне лучшей подругой. Это я должна извиниться перед тобой.

Я с благодарностью схватила ее руки, чуть не опрокинув капельницу.

– Осторожней. – Она поморщилась, но тоже сжала в ответ мои руки.

– Ты тоже моя лучшая подруга, – сказала я ей. – Я хочу что-нибудь сделать для тебя, чтобы ты поскорее выздоровела.

– Мне кажется, я начинаю понимать, что какие-то ситуации в жизни я должна преодолеть самостоятельно, – ответила она, слабо улыбнувшись.

– Мы можем преодолеть их вместе.

Она снова сжала мои руки, потом отпустила их.

– Послушай, тебе не надо сидеть здесь всю ночь. Я знаю, что Брайан завтра улетает домой. Клянусь, я не хотела разрушать твои планы.

– Спасибо, что не сказала ему.

– Я думаю, что смогу помолчать еще сутки. Приходи меня проведать, когда он уедет, тогда ты мне сможешь рассказать все самые убийственные подробности.

Я пообещала. Потом я встала. Я спросила, не посидеть ли с ней еще, но Мэри ответила, что чувствует слабость и хотела бы остаться одна.

Брайан и Билл по-прежнему сидели в приемной, обмениваясь воспоминаниями. Они вопросительно взглянули на меня.

– Она говорит, что мы можем уйти. Она хочет спать.

Билл, которому в любом случае нужно было уходить, чтобы успеть на рейс в Непал, оставил нас с Брайаном в кафе для посетителей больницы. Мы смотрели, как поднимается солнце над больничным паркингом. Брайан молчал. И это было понятно. Он только что увидел свою давнюю приятельницу, выглядевшую как живой труп.

– Лиз, что же это такое? – спросил он.

Я вздрогнула. Потом я поняла, что вопрос был риторический.


В квартире Харриет Брайан взял меня за руку и повел в спальню. Когда мы возвращались из больницы в такси, он все время гладил меня по голове, и теперь он продолжал гладить мои волосы в сумраке спальни под балдахином кровати. Я свернулась, прильнула к нему и вдыхала его теплый запах. Он повернул мое лицо к себе и нежно поцеловал.

Медленно он расстегнул на мне рубашку и стянул ее с моих плеч. Он целовал меня в шею, потом спустился до середины груди. Положил руки мне на грудь и зашептал слова любви в мои горящие уши.

Годы разлуки ничуть не уменьшили наши чувства; когда мы снова оказывались вместе, между нами снова вспыхивала страсть. Мы любили друг друга грациозно и легко, как танцоры, как давние партнеры, чутко реагирующие на движение другого. Брайан точно знал, что нужно делать, чтобы я растаяла в его руках. И ранним утром мы достигли пика одновременно.


Потом мы заснули на пару часов перед рейсом Брайана, но я на самом деле уже проснулась, когда услышала, как в двери поворачивается ключ. Я лежала на боку, глядя на профиль Брайана, словно хотела запечатлеть его в своей памяти, чтобы он навсегда остался со мной в грядущие одинокие ночи в Балхэме. Хотя по моему плану их не должно было быть так уж много. Как только я компенсирую весь урон, который нанес моей кредитке визит Брайана, то куплю себе билет до Нью-Йорка – в один конец и в светлое будущее. Я на самом деле считала, что моя афера удалась.

Я целовала спящего Брайана в лоб, и тут со скрипом открылась дверь квартиры.

– Герки? Герки?

Зажегся свет в прихожей. Хотя было утро, в некоторых местах квартиры Харриет было ужасно темно и мрачно.

– Герки? Где ты, милый? Мамочка вернулась.

Я рывком села на кровати. Большие светящиеся цифры на прикроватном столике показывали четверть одиннадцатого. Харриет должна была приехать не раньше чем через сутки.

– Герки? Ты прячешься от меня? Куда же ты спрятался от мамочки, мальчик мой? Ты сердишься, что меня так долго не было?

Я не знала, что делать. Да и что я могла сделать? Может, выбежать в прихожую и остановить ее, пока она не вошла в спальню? У меня не было времени решать. Я даже не успела прикрыться, как она вошла в спальню и зажгла свет.

– Милый, я знаю, что ты здесь! – пела она.

Брайан мгновенно проснулся.

– Эй! – закричал он. – Ты кто такая, твою мать?

Харриет побелела.

– А ты… вы-то сами кто такой? – ответила она.

Брайан спрыгнул с кровати, прикрываясь подушкой, и, прежде чем я успела его остановить, двинулся на Харриет, схватив первое, что попалось ему под руку. Это, конечно, была бесценная розовая ваза.

– Брайан! – закричала я. – Не надо!

– Лиза! – закричала Харриет.

Время замерло, и только осколки медленно разлетались по квартире.

Глава двадцать шестая

– Я леди Харриет Корбетт, и это моя квартира.

– Ничего подобного, мамаша, – ответил Брайан.

– К сожалению, это правда, – пришлось признаться мне.

Харриет посмотрела на меня так, как будто проглотила золотую рыбку. Она не могла опомниться: то ли оттого, что застала нас в своей постели, то ли оттого, что ее назвали «мамашей».


Вот, наконец, и наступил конец всей истории. Я сказала Брайану, что правдой нужно считать все, что я ему рассказала, только наоборот. Не было никакого смысла рассказывать подробности и извиняться. Моя лучшая подруга – в больнице, а моя начальница – в своей квартире.

Как же поступил Брайан? Сначала на его лице появилась странная, вымученная улыбка, словно он ждал, пока я скажу, что это очередной безумный розыгрыш, придуманный специально, чтобы ему интересно было провести время в Лондоне. Когда стало ясно, что на этот раз все иначе, что наконец он услышал правду, лицо его нахмурилось, а потом стало мрачным.

– Значит, ты все время врала, – медленно произнес он.

Мне оставалось только кивнуть в ответ.

– Ты считаешь меня идиотом?

Он говорил очень тихо, но почему-то было страшнее, чем если бы он кричал.

– Просто не могу поверить.

Он поднял с пола трусы и натянул их.

– Кажется, нам пора вставать?

Он швырнул мне халат. Конечно, на самом деле это был халат Харриет, как ему тут же сообщили.