— Разве?

Брошенная им перчатка зависла в воздухе. На долгую минуту. Разумеется, ей есть что доказывать. Она собирается изменить свою жизнь. И на ум не приходит ничего лучшего, чем сделать то, что ей абсолютно не свойственно.

Кроме того, этот привлекательный незнакомец, возникший из ниоткуда, заинтриговал ее. А вдруг он послан для того, чтобы исполнить ее желание? Она тут же одернула себя. Нет, конечно, что за глупая мысль! Он просто потерял отца после страшной болезни. Вышел сюда глотнуть свежего воздуха после больничных запахов, а вовсе не в поисках новых знакомств. Простое совпадение.

— Как вас зовут? — прервал он ее размышления.

Она сделала глубокий вдох, понимая, что переходит границу и пути назад не будет. В конце концов, если уж она решила рискнуть, то почему не сейчас?

— Лиз. Меня зовут Лиз. И я не прочь выпить с вами.

* * *

— Сюрприз! С днем рождения!

Анджела Пейн замерла, едва переступив порог. Она жила в квартире с тремя спальнями, расположенной в районе Сансет Сан-Франциско. На нее были обращены улыбающиеся лица, хотя кое-кто из гостей, судя по всему, испытывал смущение. Анджела едва подавила вздох. Немудрено, что гости испытывают чувство вины. Она же предупредила всех, что не собирается отмечать свое тридцатипятилетие. Отсчитывать ушедшие годы прилюдно ей совсем не хотелось, но ее большая итальянская семья по любому поводу устраивала пышное празднество. Фуршетный стол, накрытый в столовой, ломился от блюд, из динамиков доносилась громкая музыка, и, судя по раскрасневшемуся лицу дядюшки Рико, вино уже давно лилось рекой.

— Прости. Я пытался их остановить, — прошептал Колин, целуя жену в щеку. — Но твоя мамочка так же неукротима, как природная стихия.

При виде миниатюрной — ростом пять футов три дюйма — Мэри Маргарет Раццини никому бы и в голову не пришло сравнение с силами любого происхождения, однако ее влияние на окружающих с ее внешностью никак связано не было. Анджеле — несмотря на гораздо больший, чем у Колина, опыт — до сих пор не удалось выиграть ни одного сражения, в котором хоть как-то участвовала ее мама.

Мэри вскинула голову, подбоченилась и, энергично жестикулируя, непререкаемым тоном произнесла:

— Анджела, это твой день рождения, и, разумеется, ты просто обязана его отпраздновать. Я приготовила три вида лазаньи. Ты будешь есть, ты будешь смеяться, ты хорошенько повеселишься. Мамочку нужно слушаться. — Она посмотрела вниз, почувствовав, что ее дергают за юбку. — Да, да, Джимми. Ты получишь лимонад. — И она по-хозяйски зашагала на кухню за лимонадом для одного из внуков.

— Я помогу ей, — пробормотал Колин, поспешно ретируясь с поля боя вслед за тещей, и Анд-жела лишилась возможности напомнить ему, что единственное, о чем она просила в этот день рождения, — поужинать вдвоем. Она хотела поговорить с мужем наедине. Разговор не предназначался для ушей многочисленной родни.

— Попробуй, я сама их испекла.

Анджела мрачно, сверху вниз посмотрела на свою, такую же миниатюрную, как их мать, темноволосую сестру Лизу, протянувшую ей серебряный поднос.

— Как ты могла? Разве я не предупредила тебя, что не хочу ничего праздновать?

— Мама всегда рада позаботиться о тебе. Ей так одиноко после смерти папочки.

— Папочка умер девять лет назад, — напомнила сестре Анджела. — Когда только ты перестанешь приводить этот довод всякий раз, как мама делает то, что нам не нравится?

Лиза пожала плечами:

— Она все еще тоскует по нему. Ну, попробуй хоть одну мою слоечку.

Анджела сунула в рот пирожок — горячий, пикантный, изумительный.

— Недурно.

— Недурно?! — возмутилась Лиза. — Фантастически! И вообще, кто ты такая, чтобы критиковать? Ты даже не можешь сварить приличный соус для спагетти. Твое счастье, что Колин умеет готовить, не то ты умерла бы с голоду.

Анджела улыбнулась вполне предсказуемой отповеди. Выводить из себя сестру вошло у нее в привычку, от которой, пожалуй, пора бы уже отказаться.

— Я пошутила. Слойки сказочные.

Смешно отрицать, что она, в отличие от двух сестер и мамы, не умеет готовить, но, в конце концов, она всегда была не такой, как они. Высокая голубоглазая блондинка — благодаря проскользнувшему бабушкиному гену — в море миниатюрных темноглазых брюнеток, предпочитавшая кулинарии рисование. Только у нее одной из всей семьи проявился художественный талант, только она забывает обо всем за очередной картиной, только у нее нет никаких способностей к ведению домашнего хозяйства. К счастью, ее муж прекрасно сам управляется на кухне и не ворчит, заказывая на дом готовую еду.

— А еще я принесла каннеллони. — Лиза взмахнула рукой в сторону накрытого стола, у которого собралась почти вся родня. — Они гораздо вкуснее, чем у Джины, только смотри, не проболтайся, что я это сказала.

— Не волнуйся, не проболтаюсь. — Джина и Лиза соперничали, сколько Анджела себя помнила, и каждая из сестер стремилась перетянуть ее на свою сторону. — Дэвид наверняка ежедневно благодарит судьбу за то, что женился на тебе.

Анджела сунула в рот еще один пирожок и помахала Дэвиду, сидевшему на диване с одним из двух своих отпрысков на коленях. Возня с ребенком не помешала Дэвиду полакомиться женушкиными слойками, о чем свидетельствовал нависший над ремнем живот.

— Дэвид меня просто замучил, — доверительно зашептала Лиза. — Он хочет еще одного ребенка, будто мало нам хлопот с теми, что уже… — Она прикусила язык, сообразив, что сболтнула лишнее. — Прости, Энджи.

— Все хорошо, — поспешно сказала Анджела, не желая развивать эту тему.

— Ничего хорошего, а у меня язык без костей.

— Что происходит? — встряла в их разговор Джина, вручив Анджеле бокал вина. — Почему ты такая мрачная? Не может быть, что только из-за вечеринки.

Анджеле сегодня вовсе не хотелось болтать с Джиной. Если ее младшая сестра Лиза страдала от неуверенности в себе, то Джина, старшая, никогда не сомневалась в своей правоте. У Джины был сильный характер, и она не стеснялась безапелляционно выражать свое мнение, что делало ее прекрасным адвокатом, но не самым приятным собеседником.

— Будто кого-нибудь интересует мое настроение, — не без горечи заметила Анджела.

— Мамочка тебя родила, и если она хочет отпраздновать это событие, ты должна только порадоваться и поблагодарить ее. Она мучилась восемнадцать часов, чтобы привести тебя в этот мир. Уж тогда ей точно было не до веселья.

У Анджелы внутри все сжалось. О чем бы ни заходила речь, почему-то разговор всегда сводился к детям.

— Мне нужно помыть руки, — пробормотала она и, уже отходя, успела услышать, как Лиза выговаривает Джине за то, что та завела речь о родах, и даже ответ Джины: «Бога ради, будто Анджела когда-нибудь думает о ком-то, кроме себя».

Вот поэтому Анджела и не хотела праздновать день рождения. Она любит своих родных, но в последнее время с трудом их выносит. Все ее сестры и кузины повыскакивали замуж и нарожали детей, некоторые из которых уже превратились в подростков, а она так безнадежно отстала в этом плане, что чувствует себя посмешищем. И завидует. Да, завидует. Она это признает. И они это знают.

Анджела закрыла за собой дверь ванной комнаты и пристально всмотрелась в свое лицо. Разве могла она представить, что к тридцати пяти годам останется бездетной? Три попытки экстракорпорального оплодотворения, опустошив банковский счет, не наполнили ее чрево. Ее время истекало и, похоже, оставался всего один шанс. Колин недавно получил большие премиальные. Она точно знала, как хочет потратить эти деньги, и надеялась уговорить мужа сегодня вечером, только придется подождать, пока они останутся одни. Тут помощь матери и сестер ей совершенно не нужна.

Анджела вымыла руки, ополоснула лицо, подкрасила губы. Она слишком худая, слишком бледная. Все ее неприятности и недомогания вечно отражаются на лице, и сегодняшний день не стал исключением. Она заставила себя улыбнуться. Нужно продержаться пару часов. Родные так расстарались, чтобы устроить ей праздник. Если уж она не может быть счастливой, то должна хотя бы притвориться ради своих близких. Она умеет думать не только о себе, что бы ни говорила Джина.

Когда Анджела вернулась к гостям, Колин накладывал на тарелку закуски, и у нее, как обычно при взгляде на мужа, екнуло сердце. Высокий, подтянутый, со светло-каштановыми волосами и золотисто-карими глазами, в сорок лет ее муж был еще очень привлекателен. Придя с работы, он снял пиджак, распустил галстук и закатал до локтей рукава белой классической сорочки. У Колина была привычка ерошить волосы, когда он уставал или тревожился, и Анджела всегда знала, как прошел его рабочий день, однако сегодня муж, пожалуй, был взлохмачен из-за того, что ее мамочка заставила его устроить эту вечеринку-сюрприз.

Обернувшись, Колин заметил Анджелу и виновато улыбнулся:

— Энджи, я набрал это для тебя.

Она подошла, взяла из его рук тарелку:

— Спасибо.

Колин подал ей вилку.

— Нож не дам, и не проси. Боюсь, ты воткнешь его в меня.

— Какая предусмотрительность!

— Твои родные тебя обожают. Они хотели порадовать тебя и заразили меня своим энтузиазмом, — стал оправдываться Колин. — К концу разговора с твоей мамой я уже был убежден, что сюрприз-вечеринка — самая лучшая в мире затея, и считал так до тех пор, пока ты не появилась на пороге несколько минут назад.

— Не переживай. У тебя были благие намерения. — Анджела обвела взглядом заполненную гостями квартиру, признавая, что с родней ей все же повезло. — Я понимаю, что все, включая тебя, желали мне только самого лучшего, и даже знаю, чего именно.

— Я тоже. Идем со мной. — Колин увел ее на кухню, на удивление пустую, достал из ящика конверт и вручил ей: — Вот твой настоящий сюрприз.

Ее сердце забилось быстрее от радостного предвкушения:

— Что это?

— Твой подарок. Я все думал, на что бы потратить премию, и у меня возникла отличная идея.

— У меня тоже. — Их взгляды встретились. — Об этом я и хотела поговорить с тобой сегодня вечером. Думаю, твоей премии как раз хватит на… — Анджела открыла конверт, уверенная, что увидит приглашение в клинику лечения бесплодия, точно такое, как они не раз уже получали… но увидела билеты… билеты на какой-то круиз.

— Карибы, — радостно подтвердил Колин. — Десятидневный морской круиз. Только ты и я. Бескрайний океан, музыка, казино и еда на любой вкус. Это будет наш второй медовый месяц, новый старт. Мы сможем обсудить все наши желания, все планы до конца наших дней.

— Ты потратил свою премию на круиз? — потрясенно спросила Анджела.

— Ну, да. А что? — Его улыбка потускнела. — Что-то не так, Энджи?

Она смотрела в глаза мужа, удивляясь, почему его обескуражила ее реакция.

— Я думала, что мы потратим эти деньги на еще одно ЭКО. Здесь ровно столько, сколько нам нужно.

Колин побледнел. Стиснул зубы:

— После последней неудачи мы договорились поставить на этом точку.

— Мы не договорились. У нас просто кончились деньги. Но сейчас у нас есть деньги.

Колин покачал головой:

— Дело не в деньгах. Дело в тебе и во мне. Я больше не могу смотреть, как ты страдаешь. Я не вынесу снова видеть огонь на-дежды в твоих глазах, а потом потухшее пепелище страшного разочарования после неудачи. Боюсь, что в один из таких дней ты просто сорвешься, а я не смогу помочь тебе. Не все мечты сбываются. Мы должны с этим смириться.

— Врач считает, что у нас может получиться. Он так и сказал. Мне только тридцать пять. Еще есть время, пусть немного, но есть. Конечно, с каждым годом шансы тают…

— Энджи, ты слышишь только то, что хочешь слышать. Он сказал, что это может не случиться никогда.

— И сказал, что вероятность есть, — возразила Анджела. — Как ты мог сдаться?

Он обнял ее за плечи:

— Мы ведь счастливы? Мы любим друг друга. У нас чудесные друзья, родные, полно племянников и племянниц, которых мы можем баловать. У тебя есть твоя галерея, твое искусство. Неужели тебе этого мало?

— Мало. — Анджела отстранилась от мужа. Прикосновения Колина стали вдруг невыносимы, ведь он пытался отнять у нее ее сокровенную мечту.

— Будь реалистичнее…

— Нет, я хочу ребенка. И не хочу через пять лет оглянуться назад и спросить себя, а что, если бы я попыталась еще раз? Неужели ты не понимаешь, что мы должны дать себе этот один, последний шанс?

Колин молча смотрел на нее, а она надеялась, что его взгляд смягчится, что он ободряюще улыбнется ей и скажет: «Хорошо, я тоже этого хочу».

— Я не могу.

Анджела не сразу осознала смысл его слов, но выражение его лица — непреклонное, решительное — не оставило никаких сомнений. Боже! Он не передумает. Отчаяние поглотило ее. Неужели это конец? Неужели это и в самом деле конец?