Откровенно говоря, Джулиан находил особое очарование в лишенном растительности склоне, плавно спускавшемся к проливу.

— Согласен, деревья оживляют ландшафт. Полагаю, раз нашим берегам больше не угрожает нашествие завоевателей, Рейвенскару нет нужды сохранять грозный вид. Волны желтых нарциссов под легким дуновением бриза привнесут романтическую ноту. — Он замолчал, вспомнил Элен и улыбнулся.

— О, Пуффер, вот и вы наконец. Поставьте кекс поближе к моему обожаемому сыну. На мой взгляд, он слишком худой.

Пуффер снял серебряную крышку, обнажив блюдо с ромовым кексом миссис Колтрэк, и в желудке у Джулиана тихонько заурчало.

Он допивал вторую чашку чая, когда матушка решила возобновить беседу:

— Три года назад Лили умерла и ты покинул Англию. Нет, разумеется, не для того, чтобы избежать скандала — ни о каком скандале и речи быть не могло, — но тебя угнетало присутствие Лэнгуортов с их страшным горем и безумными обвинениями. Теперь все это позади. — Она перешла в наступление: — Джулиан, ты не становишься моложе. Напоминаю, тебе тридцать два года, и с этим нельзя не считаться. Ты должен обзавестись наследником.

Любопытный поворот.

— Наследником? Зачем? Не спорю, я, конечно, сын герцога, но всего лишь второй и не обязан заботиться о том, кому передать титул. Не так уж важно, есть у меня наследник или нет.

Матушка, со свойственной ей сообразительностью, моментально поняла, что ее аргумент прозвучал неубедительно, и на ходу сменила тактику.

— Ты не понял, я хотела сказать, что мечтаю стать бабушкой.

Ну, это уже никуда не годится. Явная ложь. Он приподнял бровь:

— Бабушка Коринна? Замечательно. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли просто «бабуля»?

Она вздрогнула.

— Мама, у меня нет ни малейшего желания возвращаться в Лондон. Кроме того, один из моих кораблей сильно запаздывает. «Голубой звезде» давно пора прибыть из Константинополя. Я должен ехать в Портсмут.

— Зачем? Разве твое пребывание в Портсмуте может как-то повлиять на скорость корабля?

Резонное замечание.

Не дожидаясь, пока он выдвинет новые возражения, она торопливо продолжила:

— Милый, я так соскучилась по своим дорогим друзьям. Мне не хватает балов и приемов. — Она прикрыла глаза: — А в «Друри-Лейн» премьера за премьерой. Я хочу насладиться дивными спектаклями.

«И покупками», — подумал он.

— И покупками, конечно. Ты же знаешь, я обожаю фешенебельные лавки Бонд-стрит.

Судя по всему, менее фешенебельные лавки Сент-Остелла она также не обходила своим вниманием. По крайней мере солидные счета исправно поступали в лондонскую контору и ложились на стол Харлана.

— Кстати, и тебе непременно надо зайти к портному. Твой сюртук вполне хорош для итальянского общества, но для Лондона совсем не подходит. И сапоги у тебя, прямо скажем…

Да, ему действительно нужны новые сапоги, однако… Она поднялась с парчовой кушетки, погладила его по плечу и поцеловала в щеку.

— Мне не терпится уехать отсюда. Здешние дожди наводят на меня тоску. Я грубею, коснею и теряю форму. Пора сменить обстановку, а именно отправиться в Лондон. Причем на светский сезон, а не к твоему пресловутому управляющему.

Джулиан чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Да-да, из-под тех самых ног, одетых в те самые старые сапоги. Боже, он только что вернулся. Ему хотелось жить Дома, управлять поместьем, играть со спаниелями, бегать с ними наперегонки по дорожке, обрывавшейся на скалистом берегу. В конце концов, ему надо увидеться с Ричардом Лэнгуортом и его отцом, бароном Перли, и понять, продолжают ли они винить его в смерти Лили.

— Право, мама, ты прекрасно обойдешься без меня. Ты можешь в любой момент отправиться в … Лондон, поселиться в нашем особняке и ни в чем себе не отказывать. Зачем тебе я, скажи на милость?

Она посмотрела на него с изрядной долей вызова.

— Ты не забыл, что ты мой сын, мой единственный сын, который отсутствовал три — три! — года? Я желаю продемонстрировать тебя обществу. Ты самый красивый мужчина в Англии! Пусть все это видят и завидуют мне.

Да что ж такое в самом деле?!

Он немного помедлил и многозначительно произнес:

— Существует еще одна леди по фамилии Монро — Лорелея, супруга твоего пасынка. Ты неизбежно столкнешься с ней в Лондоне. Подумай хорошенько. По-моему, даже выщипывание бровей доставляет тебе больше удовольствия, чем встреча с Лорелеей.

У матушки были такие же густые темные брови, как у него, и он не однажды слышал ее охи и ахи, когда горничная — известная миру под именем Бедняжка Барби — каждые полторы недели удаляла лишние волоски.

— На сей раз я решительно и твердо поставлю Лорелею на место. Я не позволю ей изводить меня оскорбительными нападками. Она слишком много себе позволяет. Послушать ее, так я никуда не гожусь, а твой дорогой отец на старости лет выжил из ума и в семьдесят пять лет женился бог знает на ком — то есть на мне! И вот, полюбуйтесь, что из этого вышло: я произвела на свет бог знает кого — то есть тебя. И тут она прямо-таки заходится от негодования, и все ее бесчисленные подбородки начинают дрожать. Ей, видите ли, твое рождение представляется возмутительным недоразумением. Ты, конечно, совершенно неполноценный. Разве из чахлого старческого семени может произрасти что-нибудь хорошее? То ли дело ее супруг — он родился, когда твой дорогой отец находился во цвете лет и у него было все в порядке с головой. А ты мало того что родился, так еще и занялся коммерцией. Какой кошмарный позор! — Матушка остановилась, перевела дыхание, потрогала изящными длинными пальцами чайную чашку и просияла. — Если мне не изменяет память, Лорелея сильно располнела. А я — нет! Кроме того, я готова держать пари, что она снова облачится во все фиолетовое. — Коринна слегка вздрогнула.

Джулиан молчал.

Она внимательно посмотрела на него:

— Девлин всегда приезжает в Лондон на светский сезон. Я слышала, его отец подыскивает ему подходящую невесту. Ведь Девлину уже двадцать семь — представь, как летит время! — и ему необходимо жениться и обзавестись потомством.

— Значит, решено стреножить нас обоих?

Она пропустила его замечание мимо ушей.

— Пожалуйста, Джулиан, пусть тебя не волнуют мои взаимоотношения с Лорелеей. Я удостою ее самым что ни на есть царственным кивком и прошествую мимо.

Джулиану не хотелось сдаваться.

— Мама, ты отлично управишься без меня, — повторил он и с изумлением увидел, что ее небольшой изящный подбородок задрожал, а прекрасные темные глаза наполнились слезами.

— Хорошо, Джулиан, ты вынуждаешь меня сказать тебе правду.


Глава 3


— Правду?

Джулиан с любопытством ждал продолжения, но тут из холла донесся заливистый лай.

— У меня для тебя сюрприз, мама.

Открыв дверь гостиной, Джулиан подал знак своему камердинеру Плинию, и тот спустил с поводка привезенных из Генуи той-спаниелей.

Оказавшись на свободе, собачки с радостным визгом устремились к хозяину, окружили его и, весело встряхивая длинными шелковистыми ушами, исполнили маленький танец, которому он их научил.

Джулиан присел на корточки и сгреб своих любимцев в охапку.

— Матушка, позволь представить тебе Клетуса, Беатрис, Оливера и Гортензию. Каждому из них год от роду.

На первый взгляд они кажутся одинаковыми, но ты поймешь, что это не так, когда познакомишься с ними поближе. У них совершенно разные характеры. Думаю, они облюбуют для себя мой кабинет, поскольку его двери выходят на прогулочную лужайку.

— Бог ты мой, какие чудесные создания! Чрезвычайно любознательные и подвижные, не так ли? Особенно вот этот.

— Это Клетус.

— По-моему, он смотрит на меня с интересом.

Джулиан поднял ошалевшего от восторга Клетуса, и, пока Коринна гладила его мягкую шерстку, тот успел добрый десяток раз лизнуть ее руку.

— Будем знакомы, Клетус, — сказала Коринна. — Надеюсь, тебе здесь понравится, и ты будешь хорошо себя вести, правда?

Клетус вырвался из рук Джулиана, взвизгнул, тявкнул и облегчился на обюссонский ковер. Коринна улыбнулась:

— Да, милый, этим прелестным малышам самое место в твоем кабинете. Будь добр, позвони, пусть Пуффер займется оплошностью, которую допустил малютка Клетус.

Несколько минут спустя спаниели, дружно виляя хвостами, шумной гурьбой отправились под руководством Плиния осматривать свое новое жилище. Пуффер приказал горничной убрать «оплошность малютки Клетуса», после чего собственноручно сжег два перышка, чтобы перебить нежелательный аромат.

— Плиний неплохо выглядит, — заметила Коринна.

— Очень неплохо, если принять во внимание его впечатлительную поэтическую натуру, — ответил Джулиан. — Я считаю, что ему надо было стать актером. Он обожает кипение страстей и вечно разыгрывает драмы на пустом месте. Слава Богу, он не разрыдался, когда Клетус справил нужду на ковер.

Плиний, субтильный маленький человечек с копной светлых волос, когда-то перебивался с хлеба на воду, торгуя обувью в Плимуте. Торговля шла из рук вон плохо, и он, вероятно, умер бы с голоду, если бы Джулиан не взял его в камердинеры. С тех пор минуло одиннадцать лет. Тогда они оба были совсем молодыми. И вот теперь Плинию уже сорок, а Джулиану тридцать два.

Коринна посмотрела на него и решительно выпалила:

— Нам нужно ехать в Лондон, потому что там ты должен встретиться с одной юной леди.

— Это та самая правда, которую ты так тщательно скрывала?

— Да. Ты помнишь Бетан Уилки? Она была моей самой близкой подругой и умерла два года назад.

— Ты писала мне о ее смерти. Очень печально. По-моему, она была очаровательной дамой, на редкость жизнерадостной и улыбчивой.

— Да. — Коринна вздохнула. — Мне так недостает Бетан. У нее была дочь, помнишь?

Действительно, миссис Уилки привозила с собой высокую худенькую девочку с маленьким личиком и темными косичками. Она была страшно застенчивой и всегда молчала, во всяком случае, в присутствии Джулиана. Помнится, однажды он работал у себя в кабинете и, подняв глаза от бумаг, увидел, как она разглядывает его, высунувшись из-за портьеры.

Матушка выразительно кашлянула.

— Дело в том, что мы с Бетан Уилки всегда мечтали породниться, поженив наших детей.

Он застыл, словно соляной столб, живо представив себе леденящую душу картину. Вот он стоит перед алтарем рядом с худосочным двенадцатилетним существом, облаченным в белое подвенечное платье. Лицо существа скрыто под длинной вуалью, а на тоненьком пальчике красуется тяжелое рейвенскарское кольцо с роскошным рубином. Но пальчик слишком тонок, и кольцо соскальзывает с него, падает на пол и катится, катится…

— Мама, побойся Бога, она же совсем ребенок. Маленькая девочка, без конца цеплявшаяся за юбки матери или таращившая на меня глаза, прячась за портьерами. Один раз я имел неосторожность поздороваться с ней, так она побледнела и выбежала из комнаты.

— Маленьким девочкам свойственно превращаться в юных леди.

— Почему ты никогда раньше не говорила мне о своих видах на эту юную леди?

— Она была слишком мала, когда ты женился. И когда овдовел — тоже. Кроме того, ты на три года уехал из Англии.

— Скажи хотя бы, как ее зовут.

— Ее зовут Софи Колетт Уилки. «Софи» пишется и произносится на французский манер, потому как ее отец, священник, преклоняется перед французами. Между нами говоря, так себе народ, и любить их особенно не за что, но вот такой уж он оригинал — обожает все французское, особенно их классическую литературу, а пуще всего — драматурга Мольера. У бедняжки Софи даже второе имя французское — Колетт.

Джулиан поморщился. От словосочетания «Софи Колетт» его слегка подташнивало. А как иначе? Человек возвращается домой в надежде на мирную, спокойную жизнь, и тут родная мать подсовывает ему в невесты девицу по имени Софи Колетт.

— Против Мольера я ничего не имею, — дипломатично заметил он.

— Не спорю, вполне приличный автор, но сейчас мне решительно не до него. Видишь ли, я уже пообещала отцу Софи лично позаботиться о ее дебюте в Лондоне на бакстедском балу, который состоится в среду вечером ровно через две недели. Разумеется, ты тоже должен присутствовать. Насколько я поняла, Софи приедет в сопровождении своей тетушки, Роксаны Рэдклиф, одной из дочерей барона Роша, и они поселятся в Рэдклиф-Хаусе на Лемингтон-сквер. Роксана — родная сестра Бетан, а значит, далеко не молода и по возрасту вполне годится в опекунши. Однако Бетан рассказывала мне, что ее сестра никогда не любила город и предпочитала деревенскую жизнь в поместье. Пойми, я просто обязана помочь ей вывезти в свет мою дорогую Софи. — Она умолкла, подняла темные глаза и посмотрела на Джулиана тем самым взглядом, от которого у него всегда перехватывало дыхание. Джулиан подозревал, что этот взгляд в свое время точно так же действовал и на его отца, хотя, возможно, батюшка и без того едва дышал. От старости.