Стефани Блэйк - Тайные грехи

Мара стала пунцовой от едва сдерживаемого гнева.

– И не стыдно вам после этого называть себя Тэйтами? Тэйты – единая семья, клан. Они не бросают дело, они не сдаются ни при каких обстоятельствах. Я – настоящая Тэйт и горжусь этим.

– Все это чепуха, любезная сестрица, – возразил Аллан. – Тэйты боролись за выживание и работали до кровавых мозолей поколение за поколением только потому, что были бедны. Они ничего собой не представляли… как грязь под ногами. Неужели ты воображаешь, что наш дедушка Тэйт работал на шахте до самой смерти, работал с легкими, почерневшими от угольной пыли, только потому, что ему так нравилось? Да будь у него на счету хоть шиллинг, он бросил бы это дело. Те удивительные качества, ту необычайную несгибаемую волю, которую ты склонна им приписывать, можно назвать гораздо проще – это было борьбой за выживание. Черт возьми! Дед работал на шахте до самой смерти просто потому, что не мог бросить работу.

Мара встала и положила на стол салфетку.

– Прошу вас всех извинить меня, – сказала она. – Право, мне пора… Завтра рано утром я должна быть на станции. Мне нужно в Тумстон… Эмлин, Миллисент, благодарю за приятный вечер.

Но жесткость ее тона противоречила любезным словам.

– Ты просто отчаянная женщина! – проворковала Джейн. – Про эти места ходят такие слухи, ну прямо сущие Содом и Гоморра. Кстати, где ты остановишься, пока будешь там? Уж конечно, не у этой ужасной Мэрион Мерфи?

Мара смерила Джейн взглядом – словно пронзила стальным кинжалом.

– Мэрион Мерфи – моя давняя и добрая подруга. Возможно, лучшая подруга.

Намек был ясен всем: невестки Мары и в подметки не годились Мэрион – Мара и не думала скрывать свое мнение.

Джейн оказалась права: Тумстон и впрямь был современным Содомом, впитавшим все скверное, что только возможно было изыскать на Западе. Посреди пустыни, на утесе, гнездился лагерь горняков, чудесным образом возродившийся к новой жизни, когда рудокоп по имени Эд Шиффелин набрел на богатейшую серебряную жилу. За год население поселка выросло многократно.

Когда почтовый дилижанс «Конкорд Сароубрейс» с грохотом покатил по пыльной Аллен-стрит, Мара почувствовала, что пульс ее участился. Казалось, возбуждение наполняет атмосферу, как статическое электричество. Тумстон действительно был совершенно особенным городом. В разгар дня на улицах было полно народа: седеющие рудокопы в заляпанных глиной сапогах, в грязных рубашках и штанах двигались вдоль стен домов плечом к плечу с ковбоями – те были в шляпах, столь больших, что в них могло поместиться не менее десяти галлонов живительной влаги. Проходили по улицам и франты в вечерних костюмах, направлявшиеся домой после ночи, проведенной за игорным столом. А разного рода дельцы, одетые во все черное, походили на приспешников дьявола. Фланировали здесь и дамы всех возрастов в нарядах на любой вкус. Проходили и пьяные мужчины в лохмотьях, похожие на бродяг; они пошатываясь брели к ночлежкам, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что карманы их прямо-таки лопались от пачек денег.

Посередине главной улицы красовалась огромная яма диаметром не менее пятидесяти футов, обнесенная изгородью, словно неоконченный монумент. Мара обратилась к сидевшему рядом с ней пассажиру, высокому худощавому мужчине с красивыми, но слишком уж резкими чертами лица и синими пронзительными глазами. Незнакомец был в полосатых брюках, в черном плаще и начищенных до блеска сапогах. Его белую шелковую рубашку украшал узкий черный галстук.

– Что это за яма? Зачем она здесь?

Под ухоженными усами незнакомца сверкнули в улыбке белые зубы.

– Видите ли, мэм, – лениво процедил он, – не так давно из этой ямы извлекли металла на добрый миллион долларов. Это своего рода святилище. Потому что золото и серебро – Господь Бог в нашем Тумстоне. А на каждого человека, являющегося сюда искать счастья и денег честным путем, приходится множество таких, кто считает делом чести любым способом отобрать у счастливца его состояние.

Дилижанс миновал несколько «дворцов отдохновения и веселья», как их именовали жители Тумстона. У каждого заведения было свое название: «Восточный», «Хрустальный дворец», «Альгамбра» и «Тадж-Махал».

– Этот дом принадлежит моей подруге, – со смехом сказала Мара. – Не могу поверить, что существуют столь роскошные дома веселья в таком захолустном провинциальном городишке.

– «Тадж-Махал»?

Мужчина бросил на Мару непроницаемый взгляд.

– Вы хотите сказать, что приехали в Тумстон повидать Мэрион Мерфи?

– Да, мы с ней старые друзья еще с тех времен, когда она жила в Бисби. Вы ее знаете?

Спутник Мары смахнул пыль со своих брюк стетсоновской шляпой с широкими полями; он старался не встречаться с собеседницей взглядом.

– Разумеется, знаю. У Мэрион Мерфи много друзей. – Казалось, он испытывал неловкость. – Вы собираетесь работать у нее?

Сообразив, что именно смутило собеседника, Мара рассмеялась:

– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я работать в одном из ее заведений? Нет, это просто дружеский визит. Я миссис Мара Юинг Тэйт.

Мара протянула спутнику руку, и тот пожал ее.

– Приятно познакомиться, миссис Тэйт. Меня зовут Уайт Эрп.

– Мне ваше имя кажется знакомым. Вы живете в Тумстоне, мистер Эрп?

– Какое-то время я жил здесь, а сейчас еду повидать друзей. Старых друзей, – добавил он с улыбкой. – Включая и Мэрион. А где вы остановитесь, мадам?

– Мэрион сняла для меня апартаменты в Расс-Хаусе.

Эрп выглянул из окна дилижанса, замедлившего движение перед остановкой.

– Вот мы и приехали.

Он открыл дверцу и вылез.

– Разрешите помочь вам, миссис Тэйт.

Эрп обхватил Мару за талию своими сильными руками, чуть приподнял и легко опустил на землю.

– Благодарю вас, сэр.

Она почувствовала, что краснеет, но надеялась, что Эрп этого не заметил. Он был на редкость привлекательным мужчиной, и Мара неожиданно для себя ощутила, что ее тянет к этому сильному и мужественному человеку.

Эрп же еще в Бисби, стоя на платформе станции дилижансов, обратил на Мару внимание – тогда взгляды их встретились, и ему показалось, что между ними что-то возникло. Впрочем, трудно было бы не обратить внимания на ослепительную брюнетку в изысканно сшитом на заказ костюме из лилового бархата; жакет в обтяжку подчеркивал достоинства ее стройной фигуры – под ним обрисовывалась тонкая талия и великолепная грудь, узкая же юбка с пышными складками сзади отнюдь не скрывала изящные бедра красавицы. А иссиня-черные волосы незнакомки украшал шелковый берет с букетиком свежих фиалок.

Возница спустился с козел и достал багаж, помещавшийся в задней части дилижанса. Эрп надел шляпу и взял оба саквояжа.

– Разрешите помочь вам донести вещи до ваших апартаментов, миссис Тэйт. Я не надеюсь, что вам удастся найти здесь носильщика, как в отелях на востоке.

– Мне никогда не приходилось останавливаться в отелях на востоке страны, – призналась Мара. – Мы были очень бедны, когда проезжали через Нью-Йорк. Во всяком случае, благодарю вас, мистер Эрп.

Отель оказался не шикарным, но вполне приличным, чистым; апартаменты же Мары состояли из нескольких комнат – имелись, конечно, небольшая спальня, гостиная и ванная.

Управляющая отелем, некая миссис Кёрт Шульц, была плотной блондинкой с волосами, заплетенными в косы; она говорила с сильным немецким акцентом.

– Если ви хотель ванна, я велель один из моих девушка принести дер вассер из колодец, – сказала она Маре.

– Благодарю вас, миссис Шульц. Ванна была бы очень кстати после столь долгого путешествия в дилижансе.

Эрп приподнял шляпу:

– В таком случае увидимся позже, миссис Тэйт. По крайней мере я надеюсь на это.

– И я надеюсь, мистер Эрп. – Мара протянула ему руку, и он удерживал ее в своей чуть дольше, чем требовали приличия. – Я собираюсь навестить Мэрион сегодня же, но немного попозже, – продолжала Мара. – Возможно, мы там встретимся.

– Несомненно, встретимся. Я и сам рассчитываю повидать Мэрион. Как вы отнесетесь к предложению поужинать в обществе Мэрион… и моем, разумеется? Не сочтете мое приглашение слишком дерзким?

– Ни в коем случае, мистер… – Она осеклась, затем продолжила: – Думаю, мы уже можем покончить с формальностями, Уайт.

Его веселая и в то же время лукавая улыбка показалась Маре лучом солнца, пробившимся сквозь тучи.

– С огромным удовольствием, Мара.

Он снова пожал ее руку и удалился.

Уже нежась в теплой ванне, Мара думала об Уайте Эрпе. Когда она намыливала живот и бедра, тело ее горело. Мара не знала радости мужских объятий с той ночи, когда Гордон в последний раз ночевал дома перед отъездом в Нью-Йорк, откуда отправился в Европу. А из его телеграммы следовало, что она будет обречена на одиночество в течение неопределенного времени.

При мысли о том, что в этот момент ее муж, возможно, нежится в постели с роскошной парижской кокеткой, утопающей в оборках и кружевах, Мара в бессильном гневе сжимала кулаки.

– Черт бы его побрал! – воскликнула она.

Мара постаралась изгнать этот раздражающий образ из сознания и снова погрузилась в теплую воду. Прикрыв глаза, она попыталась представить своего нового знакомого, Уайта Эрпа, в обнаженном виде. Должно быть, он стройный и гибкий, с мускулистой грудью. Живот у него, вероятно, плоский, а ноги длинные, прямые и крепкие… Мара судорожно вздохнула – ее окатила горячая волна желания.

«Держись, моя девочка! Ты понимаешь, о чем думаешь? Все было в порядке, пока ты была маленькой, но ведь женщине требуется нечто более ощутимое и реальное, чем только буйная фантазия». Мара резко поднялась, выбралась из ванны и растерла свое тело полотенцем с такой силой, что кожу защипало. Потом перешла в спальню – выбрать наряд.

Перебрав несколько комплектов белья из тонкого хлопка, она остановилась наконец на нижней сорочке и французских панталонах из тончайшего шелка, отделанных кружевами. Всего лишь раз она позволила себе надеть эти «соблазнительные и неприличные вещицы», как назвал их Гордон, – по случаю последней годовщины своей свадьбы.

– Где, черт возьми, ты раздобыла эти неприличные тряпки? – спросил он.

– Купила в магазине «Голдуотер—Кастенада», – ответила Мара. – Джо Голдуотер привез их из своей последней поездки в Нью-Йорк, куда они были доставлены прямо из Франции. Он говорит, что привез их специально для меня.

– Придется мне побеседовать с этим старым развратником, – проворчал Гордон в притворном гневе. – Но ведь он, вероятно, хотел, чтобы ты примерила их при нем.

Она рассмеялась:

– Я примеряю их только в присутствии любимого мужа. – Потом, сделав пируэт и покружившись по спальне, спросила: – Ну, каково впечатление? Я удостоилась высокой оценки или нет?

Он заключил ее в объятия и прижался губами к маленькой ямочке у нее за ухом.

– Ты так хороша, что я готов тебя съесть. Ты похожа на восхитительное пирожное, покрытое розовой глазурью и взбитыми сливками.

– Будь моим гостем! – воскликнула Мара и увлекла мужа к постели.

Вспоминая об этом теперь, Мара содрогнулась и прижала похожие на пену кружева к обнаженной груди. Сердце ее забилось быстрее при мысли о том, что, возможно, сегодня ей придется пленять… другого мужчину… Мара пыталась избавиться от постоянно всплывавшего в сознании образа… Но тщетно… Да, она наряжалась для Уайта Эрпа.

Мара одевалась очень тщательно. Она выбрала платье весьма необычного для Запада фасона – изысканный и сложный покрой сочетался с сочной и яркой расцветкой. Этот наряд она также приобрела в магазине «Голдуотер—Кастенада».

– Видишь, Хосе, я же говорил тебе… – подмигнул Голдуотер своему компаньону. – Меня уверяли, что я свалял дурака, купив целую партию у восточного торговца. Мне пророчили, что я ни за что не смогу сбыть этот товар. А знаете, миссис Тэйт, – обратился он к Маре, – ведь это вещи ручной работы. Выточенные вручную валики с разными резными узорами опускают в краску, а потом наносят ими узор на ткани. Красиво, не правда ли?

«Какая роскошная ткань!» – думала Мара, любуясь своим отражением в зеркале, стоявшем на бюро. Чтобы подчеркнуть восточный характер своего наряда, Мара прикрыла волосы специальной сеткой из медной проволоки, украшенной множеством мелких драгоценных и полудрагоценных камней.

«Сегодня вечером будьте начеку, мистер Эрп!»

«Тадж-Махал» был самым впечатляющим кафе, мюзик-холлом, рестораном и салуном в Тумстоне, в штате Аризона. Посетители этого заведения представляли собой совершенно невообразимое смешение представителей самых разных этнических и социальных групп. Как сказано в детских стишках: «Бедняк и богач, попрошайка и врач, юрист, шарлатан и индеец-шаман».

Мара вошла в парадную дверь и поднялась на балкон – оттуда открывался вид на бар и столовую, – чтобы оглядеть публику: тут были смокинги, вечерние платья, шерстяные рубашки; были мужчины, одетые в кожу с головы до ног, и мужчины в строгих темных костюмах; тут женщины в скромных платьях сидели и стояли рядом с людьми в сомбреро и пончо. Все это походило на калейдоскоп, причем узор постоянно менялся: то подбитые гвоздями сапоги втаптывали грязь и жир в тончайшие брюссельские ковры, то пьяные ковбои вырезали ножами свои инициалы на стойке бара красного дерева. Хрустальные канделябры, вывезенные из Европы, слепили своим блеском глаза, отражая свет сотен свечей. В дальнем конце обеденного зала музыканты при белых галстуках и во фраках исполняли то пьесы Моцарта, то народные мелодии.