Стефани Блэйк - Тайные грехи

– Я верю в благоденствие и процветание наших великих стран, – говорил Гордон. – У нас есть медь, золото, серебро, нефть, пшеница, скот, и наше национальное богатство удвоится и даже утроится в следующем десятилетии. Аризона же – ведущий штат по производству меди в Соединенных Штатах. А в таких местах, как Джеклинг, Рикеттс и Джоралмэн, уже решили проблему открытой добычи ископаемых. Да, сэр, будущее видится мне светлым до самого горизонта. А посмотрите на Англию. Она на вершине славы. «Ведь солнце никогда не заходит в Британской империи». Африка, Индия, Канада, Австралия, Дальний Восток – неисчерпаемый рог изобилия.

Но Сэм придерживался несколько иных взглядов:

– «На вершине славы», сказали вы, сэр. Должно быть, так и есть. Хотя не исключено, что вы невольно сказали больше, чем хотели сказать. С вершины путь лежит только… вниз. Откровенно говоря, следующие десятилетия представляются мне самыми тяжелыми в истории Англии – нам предстоит столкнуться с серьезнейшими проблемами. Мы на пороге войны с Южной Африкой. Мы столкнулись с мятежами в наших колониях в Индии – там беспорядки все последние пятьдесят лет. И в недалеком будущем нас ждет новая угроза – экспансионистская политика Германии.

– Германии? Почему же? Мне казалось, что Англия и Германия связаны узами крови. Разве нет?

Сэм язвительно рассмеялся:

– Вы хотите сказать потому, что королева Виктория – тетка кайзера Вильгельма? Мистер Юинг, всем известно, что и к Виктории, и к Англии он не испытывает ничего, кроме презрения.

Мара с упреком взглянула на мужа:

– Гордон, ты уже всех нас замучил разговорами о политике. Мы с Марой предпочли бы поговорить о чем-нибудь повеселее.

– Да, например, о моих брачных планах и о свадьбе, – согласилась девушка.

Мужчины рассмеялись, и Гордон поднял руки вверх, показывая, что сдается.

– Мой мальчик, для меня не может быть ничего радостнее, чем принять тебя в нашу семью. Но откровенно говоря, я нисколько не интересуюсь вашими так называемыми брачными планами. Это звучит так, будто дамы устраивают какой-то заговор.

Мара бросила на мужа надменный взгляд:

– Захватить в плен мужчину и сделать его своим мужем – такое в наши дни не меньший подвиг, чем победа на войне. Это требует предельной концентрации воли, многочисленных хитростей и уловок.

– Вот, пожалуйста, Сэм. Ты это слышишь из женских уст. Лучше отступи, пока еще не поздно, победа останется за тобой. Что скажешь, если я предложу перейти в кабинет и хлебнуть по глоточку чего-нибудь покрепче, чем херес?

– О нет, папа! – Мара вцепилась в руку Сэма. – Тебе не удастся украсть у меня Сэма сразу же после его приезда. Сядьте и выслушайте меня. Я изложу свой план с-с-свадьбы. – Последнее слово вырвалось из уст Мары со зловещим свистом.

– Я целиком и полностью за, дорогая, – ответил Сэм, – но прежде мне хотелось бы кое-что обсудить… Когда я был здесь в прошлый раз, я выразил намерение спуститься на лодке по реке Колорадо через весь Большой каньон. Поэтому сделал некоторые приготовления. По правде говоря, я задержался в Денвере на целую неделю, чтобы поговорить с некоторыми ветеранами, уже совершавшими такое путешествие. Малый по имени Холл спускался на лодке вместе с майором Джоном Уэсли Пауэллом. Я нанял его, чтобы он изготовил мне подходящее для этого суденышко.

Женщины искренне удивились.

– Неужели вы говорите это серьезно, Сэм? – спросила Мара-старшая.

– О, он серьезен, можешь не сомневаться, мама. Уж если он что-то вбил себе в голову, то становится упрямым как мул.

Сэм обнял невесту за талию.

– Я ведь вбил себе в голову жениться на тебе?

Мара погладила его ладонью по щеке.

– А вот как раз наоборот: это я решила выйти за тебя замуж и как твоя будущая жена говорю тебе то, что Руфь сказала Ноемини: «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя, но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я жить буду».

– О подобном путешествии не может быть и речи, – подал голос Гордон.

– Может, – настаивал Сэм.

– В таком случае договорились, – живо откликнулась Мара. – Надо подумать, что я надену и что возьму с собой.

Мужчины, казалось, лишились дара речи. Они уставились на девушку, потом молча переглянулись.

– Лодка достаточно просторная для двоих? – спросил наконец Гордон; он понял, что ничего не добьется запретами и уговорами.

– Да, думаю, она подойдет для двоих. Это будет восемнадцатифутовая лодка с двойным каркасом и разделенная водонепроницаемыми перегородками. Лодка из легкой сосны, удобная и маневренная, вполне приспособленная для переправы волоком. Я рассчитал, что придется взять с собой двести пятьдесят фунтов груза, учитывая продовольствие и оборудование, а теперь груз увеличится до четырехсот фунтов. Нам придется экономить припасы, но я не могу пойти на риск и взять дополнительный груз.

Золотые искры в зеленых глазах Мары вспыхивали и гасли – ее опьяняло предвкушение великого приключения.

– Вспомни, мама, как ты читала мне рассказы о Большом каньоне, когда я была маленькой.

– Как я могу забыть? Знаете, Сэм, еще ребенком, в Уэльсе, я первая поддержала отца, когда он решил эмигрировать. Я поглощала книгу за книгой, глотала их одну за другой, я читала статьи в журналах и газетах, изучала сказания и легенды об Аризоне. Большой каньон был моим наваждением.

Глаза Мары-старшей увлажнились – на нее нахлынули воспоминания.

– Мысль о потоке воды, пробившей себе путь в скальной породе и создавшей ущелье глубиной в милю, а длиной в пятьсот миль, – эта мысль будоражит воображение, потрясает.

– Мне понятен ваш восторг, миссис Юинг. Подумать только: река Колорадо низвергается в пропасть, в Великое Непознанное, как говорили индейцы пуэбло, древние обитатели этих мест.

– Откуда же начнется ваше путешествие? – поинтересовался Гордон.

– Оттуда же, откуда начинал майор Пауэлл. С Грин-Ривер в штате Вайоминг. Мы доплывем до реки Колорадо, а потом по ней пойдем через каньон.

– Не могу этого дождаться! – воскликнула Мара, захлопав в ладоши.

В тот вечер и мужчины, и женщины оделись нарядно и торжественно по случаю приема Сэмюэла Роджерса-младшего в семью Тэйтов. Мать и дочь вместе вошли в гостиную, где Сэм и Гордон попивали херес. Мужчины отставили свои хрустальные бокалы в форме тюльпанов и поднялись с мест.

– Вы обе просто неправдоподобно красивы, – пробормотал Гордон. Он подошел к женщинам и поцеловал в щеку сначала жену, потом дочь.

Его жена была ослепительна в черной атласной юбке, расширявшейся книзу и отделанной широкой оборкой, волнами ниспадавшей к ногам. К юбке она надела белую атласную же блузку с широким воротом, с вырезом в форме буквы V и с пышными рукавами, заканчивавшимися манжетами на пуговицах.

От Мары невозможно было оторвать взгляд. Она была в костюме цвета сапфира и нефрита. Ярко-синяя юбка дополнялась стеганым жакетом и зеленой блузкой с чрезвычайно глубоким вырезом. Мара с лукавой улыбкой подошла к жениху и взяла его за руку.

– Ну как я выгляжу, сэр? – спросила она.

– Ты обольстительна, – ответил Сэм; он был не в силах отвести взгляд от полусфер ее груди.

Мара подалась к нему и прошептала:

– Я хочу, чтобы ты доказал мне это на деле. И имей в виду: я не шучу.

Сэм покраснел до корней волос и бросил опасливый взгляд на родителей невесты.

– Все в порядке. Они не слышали. – Мара снова улыбнулась. – Но даже если бы услышали, они бы нас поняли. Ведь они тоже были когда-то молодыми.

– И не так уж давно, – пробормотал Сэм. – Если бы я встретил твою мать раньше, чем тебя, и если бы она не была связана узами брака… я тотчас сделал бы ей предложение.

– Хм-м! – усмехнулась Мара. – Так мама, значит, рангом выше, чем я, да? Сесиль была права. Все мужчины непостоянны, все они животные. Но не будешь ли ты так любезен, не отведешь ли меня в столовую?

– Думаю, я предпочел бы повести твою мать, – лукаво улыбнулся Сэм.

Мара топнула ногой, изображая гнев. Родители добродушно рассмеялись.

– Нет, вы только подумайте – меня затмевает родная мать!

Мара-старшая подошла к Сэму и подала ему руку.

– Я сочту за честь, если такой красивый джентльмен поведет меня к столу. Но его намерение стать моим зятем – не меньшая честь.

– Аминь, – сказал Гордон и взял под руку дочь. – Разреши, дорогая.

И все четверо направились в столовую, где длинный стол уже был накрыт белоснежной скатертью из ирландского льна и сверкали в свете огромной люстры серебряные приборы и хрусталь.

После долгого и утомительного путешествия по железной дороге и в дилижансе Сэм с Марой добрались до Грин-Ривер в штате Вайоминг. Их сопровождали родители и несколько близких друзей из Бисби, желавших проводить молодых искателей приключений. До отплытия оставалась еще неделя, в течение которой они должны были закончить все необходимые приготовления.

Энди Холл, плотник, сделав лодку, с гордостью демонстрировал свое творение:

– Ну разве она не красотка, мистер Роджерс?

Восхищенный Сэм провел ладонью по лакированному и прекрасно отполированному дубовому планширу.

– Красотка. Думаю, она нас не подведет.

– Ни в коем случае. На прошлой неделе я испробовал ее несколько раз в бурном потоке, и она чувствовала себя на воде как выдра. Я менял руль до тех пор, пока он не пришелся к лодке так, будто всегда был на ней, и теперь он стал послушен, точно живое существо. Как вы ее назовете, сэр? Я могу нанести название по трафарету хоть сегодня.

Сэм улыбнулся возлюбленной:

– А как, в самом деле? Ну конечно, Мара Вторая!

Она поцеловала его.

– Благодарю, любимый, я польщена.

– Я тоже, – эхом отозвалась ее мать, – хотя я – другая Мара.

– Нет, так не пойдет. – Сэм задумался, глядя на лодку. – Вот что, Энди, пусть она называется просто «Мара». Этого заслуживают обе прекрасные дамы.

Мара-младшая с благодарностью взглянула на Сэма. Она обвила рукой талию матери.

– Это совершенно справедливо. Мы с мамой вылеплены из одного теста, как говорит бабушка Тэйт.

– Из одного теста, – пробормотал Сэм. Почему-то эти слова вызвали у него неприятное ощущение, какое-то смутное беспокойство, предчувствие беды.

Мать и дочь, стоявшие рядом, обе в коричневых дорожных костюмах и в шляпах им под цвет, – они были похожи, как сестры-близнецы. Сэму вдруг почудилось, что он смотрит на две половинки стереоскопического снимка: казалось, что если вставить их в соответствующий аппарат с линзой, то они сольются в один трехмерный образ.

– В чем дело, дорогой? – спросила Мара.

– Ничего, милая, все в порядке. Я просто думал о «Маре».

В известном смысле так оно и было; во всяком случае, Сэм не солгал.

Следующие три дня Сэм и Мара проводили по четыре, а то и по шесть часов в день на борту лодки – Энди Холл обучал их премудростям речного судоходства.

– Никогда не забывайте об одной вещи, мистер Роджерс, – говорил он. – Когда поведете лодку вниз, к водопадам, не давайте ей отклоняться от курса. Лодка прочная и устойчивая, но в пенистых водоворотах Колорадо даже она может получить пробоину.

Ночью накануне отплытия на лодку погрузили припасы и снаряжение и привязали «Мару» крепким канатом к пристани. Энди Холл лег спать на лодке, чтобы туда не забрались грабители.

После сытного обеда в отеле, где остановились Юинги, молодые люди легли спать. Спали крепко и, проснувшись на рассвете, горели желанием поскорее отправиться в путь. Они надели плотные рабочие рубахи, штаны из молескина и высокие кожаные сапоги. Свои длинные волосы Мара заплела в косы и уложила их вокруг головы венцом. В шапочке чулком, натянутой на самый лоб, она походила на стройного мальчика с тонкими чертами лица.

Гордон, его жена и Энди Холл стояли на пристани в синеватом свете зарождающегося утра и махали руками, провожая путешественников. За их спинами собрались друзья и группа любопытствующих горожан.

– Поосторожнее со змеями и не подхвати простуду! – крикнула Маре мать.

– А также будь умницей и пиши нам каждый день! – пошутил Гордон.

Сэм сидел на корме, уверенно держа руль. Мара смотрела на уменьшающиеся фигурки родных и друзей на пристани, пока они не скрылись в утреннем тумане, стелившемся над рекой. Потом она достала из ранца дневник – толстую тетрадь в кожаном переплете – и сделала первую запись:

«1 июня 1899 года.

Мы отплыли от пристани Грин-Ривер в 6.30 утра после прощального приема, вероятно, гораздо менее шумного, чем тот, которого удостоился при отплытии Джон Уэсли Пауэлл, если судить по его записям».

Следующие три дня записи в дневнике также носили светский характер. По берегам Грин-Ривер тянулись покатые холмы, и с обеих ее сторон зеленели буйные травы и кустарники – зрелище, приятное для глаза, но не слишком волнующее.