– О нет, что вы, мадам! Ведь милорд счел это в порядке вещей!

Элинор показалось странным то обстоятельство, что на здравый смысл Карлайона столь безоговорочно полагались люди, не состоявшие у него в услужении, но миссис Барроу объяснила свою веру в непогрешимость милорда тем, что работала служанкой в Холле вплоть до тех пор, пока не вышла замуж за своего супруга. Она выглядела умнее и благонравнее мистера Барроу, которого явно держала под каблуком, и в ее речи редко проскальзывал простонародный акцент уроженцев Сассекса, тогда как сам дворецкий изъяснялся исключительно на этом диалекте. Миссис Барроу тут же вызвалась показать Элинор особняк, дабы более подробно, чем это сделал Карлайон, обсудить все и решить, что можно обновить и починить, а что – выбросить по причине непригодности.

– Вне всяких сомнений, – сказала почтенная дама, – дела приняли дурной оборот, так что моя бедная покойная госпожа наверняка перевернулась бы в гробу, если бы узнала о них. Но что может сделать одна-единственная женщина, от которой ничего не зависит и которой не приходится рассчитывать на чью-либо помощь по кухне, особенно если эта работа ей незнакома? Однако ради нашей госпожи мы с Барроу решили остаться с мистером Евстасием. Да, покойная хозяйка была святой и очень милой в обхождении… чего уж теперь об этом толковать, но мы всегда говорили и будем говорить: у Шевиотов дурная кровь, от которой не стоит ждать ничего хорошего, а мистер Евстасий был Шевиотом до мозга костей! Моя покойная хозяйка и покойная ее светлость – настоящие Уинкантоны, потому что они приходились друг другу родными сестрами, а уж как были близки – не разлей вода! Ее светлость младше моей хозяйки на два года, а старый мистер Уинкантон оставил Хайнунз хозяйке, но завещание, как говорят, написал в пользу его светлости.

– Да уж, старый хозяин этих Шевиотов и в грош не ставил, – включился в разговор Барроу. – Он был чужаком, этот мистер Шевиот. Сдается мне, откуда-то из Кента.

– Помолчи! – с упреком оборвала его супруга. – Хотя так оно и было, мадам. В здешних краях никто особенно не любил мистера Шевиота, и только в память о своей госпоже мы остались тут после ее смерти.

– Не говоря уже о пансионе, – заверил дворецкий новую госпожу.

Элинор не препятствовала миссис Барроу и далее болтать в том же духе, обходя с ней особняк, осматривая кладовки и гардеробы с бельем, потому что не собиралась обижать славную женщину, грубо обрывая ее. Кроме того, она была достаточно любопытна, чтобы возражать против невольных сплетен. Девушка, например, узнала, что ее покойный супруг вел беспутный образ жизни, который в конце концов и свел его в могилу. В поместье он бывал нечасто, а когда это случалось, являлся сюда в обществе нескольких мужчин – иногда и не только мужчин, сдержанно добавила миссис Барроу, – знакомство с которыми вряд ли могло улучшить его умонастроение.

– Подумать только, он не пробыл дома и дня, а уже встретил свой конец, причем такой ужасный! – сказала экономка. – Да еще и от руки мастера Никки, что вообще уму непостижимо, доложу я вам! Я прямо места себе не нахожу, честно вам говорю, мадам, потому что знаю мастера Никки с пеленок. Но его светлость все уладит!

Вскоре Элинор стало известно, что Карлайон считается добрым гением здешних мест и справедливым землевладельцем, как и в свое время его отец. По мнению миссис Барроу, он великий человек, чье слово – закон, а действия не подлежат критике. Слушая разглагольствования экономки, Элинор подавила улыбку, но, даже несмотря на пиетет женщины, родившейся в этом самом поместье и привязанной к семейству всеми узами, включая финансовые, Карлайон выглядел достойным человеком, умеющим расположить к себе тех, кто зависел от него.

В этих трудах миновала бо́льшая часть дня; обе женщины составили кое-какие планы и приняли необходимые решения. К тому времени как Элинор приступила к раннему ужину, было договорено, что с завтрашнего дня в особняке начнет работать племянница миссис Барроу, а из сторожки привратника позовут жену старого кучера, которая займется мытьем полов и уборкой помещений.

После ужина у Элинор еще осталось время прогуляться по заброшенному саду. Некогда уютная зимняя аллея заросла кустарником, причем до такой степени, что в некоторых местах стала практически непроходимой. Девушка сделала себе мысленную пометку о том, что надо прислать сюда грума, чтобы он расчистил аллею, и такое решение было всецело поддержано Барроу – последний явно опасался, как бы новая госпожа не сочла именно его наиболее подходящим персонажем для выполнения этой работы.

После прогулки Элинор удалилась в библиотеку, попросив Барроу принести ей несколько свечей для работы. Сундук с постельным бельем настоятельно требовал внимания белошвейки, поэтому в комнату для починки принесли целую стопку простыней, полотенец и скатертей. Элинор трудилась не покладая рук, пока Барроу не принес ей наконец поднос с чаем. Все это время девушка размышляла над перспективами собственного ближайшего будущего и обдумывала случившееся с ней с момента приезда в Сассекс.

Когда дворецкий опустил на стол перед новой хозяйкой чайный прибор, она, отложив шитье в сторону, прошлась вдоль пыльных книжных полок, рассчитывая найти что-нибудь интересное и отвлечься на часок. Но книги преимущественно оказались старинными, к тому же бо́льшую часть свободного места занимали молитвенники, сухие исторические монографии, а также труды античных авторов, заключенные в потрескавшуюся телячью кожу. Однако, когда разочарование уже готово было захлестнуть девушку, она вдруг обнаружила тома, явно купленные покойной миссис Шевиот. Здесь, среди переплетенных журналов «Лейдиз мэгэзин», отыскались любимые поэты Элинор и даже несколько романов в мраморной обложке[17]. Некоторые девушка уже читала, и, пока она колебалась, не зная, на чем остановить свой выбор – то ли на «Повестях из светской жизни»[18] миссис Эджуорт, то ли на потрепанном томике «Тадеуша из Варшавы»[19], – ее внимание привлекла надпись, показавшаяся Элинор столь уместной для ее нынешнего положения, что она не удержалась и протянула руку к книге. Взяв с полки томик «Школы вдов»[20], девушка несколько минут перелистывала его страницы. К несчастью, они во множестве отсутствовали, так что составить хотя бы некоторое впечатление о романе было затруднительно. Вернув его на полку, Элинор взяла вместо него многообещающий, хотя и не слишком хорошо известный роман того же автора – «Старый английский барон»[21]. Держа его в руках, она вернулась к своему креслу, подбросила в огонь поленьев и уютно устроилась подле камина, рассчитывая почитать с часок перед сном.

Для того, кто в последние годы очень редко имел возможность наслаждаться чтением для души, это действительно казалось роскошью, и даже мрачный, гнетущий тон повествования мисс Клары Рив или слезливое поведение ее героини не смогли заставить Элинор преисполниться отвращения. Она настолько увлеклась чтением, что потеряла счет времени, изумляясь и восхищаясь выходками безупречного Орландо и вполне благоразумно пропуская чересчур частые описания приступов обморочной хитрости у его Монимии.

Треск и шипение одной из свечей наконец-то вернули девушку к реальности; она машинально взглянула на квадратные часы на каминной полке, но их стрелки навечно застыли, показывая без четверти пять. А вот свечи, однако, выгорели почти полностью, неопровержимо свидетельствуя о том, что час уже поздний. Элинор поднялась на ноги, чувствуя себя немного виноватой, словно скупой работодатель мог разгневанно потребовать у нее отчета в том, для чего она столь бездарно извела свечи; девушка поспешно вернула книгу на полку. И тут едва слышный звук, похожий на скрип деревянной перекладины лестницы, заставил ее вздрогнуть. Она вдруг поняла, что в особняке уже давно царит мертвая тишина, а слуги спят крепким сном. На мгновение ей стало страшно; но потом она, вспомнив о том, что деревянные ступени нередко скрипят спустя много времени после того, как на них ступала чья-либо нога, взяла подсвечник для спальни, который принес ей Барроу, и запалила фитиль от одной из свечей, все еще тлевших в библиотеке. Метнув взгляд на камин, дабы убедиться в том, что угли или искры от прогоревших поленьев не вывалятся из него на пол и не подожгут дом, она задула свечи в канделябре и направилась к двери. Приотворив ее, она выскользнула в коридор, где и застыла, оцепенев при виде совершенно незнакомого ей человека, который собирался пересечь холл, направляясь в библиотеку.

Девушка испуганно ахнула, и сердце на миг замерло у нее в груди. Но, в отличие от Монимии, она отнюдь не страдала от избытка воображения, напротив, оставалась чрезвычайно уравновешенной молодой дамой, и ей не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что незнакомец выглядит ничуть не менее растерянно и ошеломленно, нежели она сама.

В свете масляной лампы, стоявшей на столе в холле, Элинор видела, что перед ней молодой человек явно благородного происхождения, одетый в бриджи для верховой езды, голубой сюртук и темно-коричневое пальто. На голове у него была шляпа, но через несколько секунд ошеломленного молчания он снял ее, поклонился и, запинаясь, пробормотал:

– Тысяча извинений! Я не знал! Я и понятия не имел… Умоляю простить меня!

Он говорил с едва заметным иностранным акцентом. После того как он сорвал шляпу с головы, обнаружилось, что он брюнет и у него темные глаза. В данный момент мужчина чувствовал себя явно не в своей тарелке, но его внешний вид и манеры выдавали в нем истинного джентльмена, а выражение лица свидетельствовало о натуре утонченной и уверенной в себе. Элинор, отчетливо сознавая всю неловкость собственного положения, зарделась и ответила:

– Боюсь, сэр, вы пришли сюда повидаться с тем, кого здесь больше нет. Не представляю, как могло так получиться, что слуга заставил вас ждать в холле. Сама я, правда, не слышала звона дверного колокольчика, к тому же, полагаю, Барроу отправился спать. – И вдруг взгляд ее остановился на высоких напольных часах, и она с невероятным изумлением отметила, что стрелки показывают без десяти минут полночь. Элинор обратила недоуменный взор на незнакомца.

А тот, очевидно, уже сообразил, что настало время дать исчерпывающие объяснения, но пребывал в сомнениях относительно того, как это лучше сделать. После некоторых колебаний он сказал:

– Я не звонил в колокольчик, мадам. Уже очень поздно! Мы с мистером Шевиотом столь давние друзья, что я обзавелся привычкой входить в его дом без лишних церемоний. Вот и сейчас, зная, что старина Барроу уже спит, я вошел через боковую дверь. Но я не знал… я не имел ни малейшего представления…

– Вошли через боковую дверь! – невыразительным тоном повторила она.

Его замешательство лишь усилилось.

– Мадам, я пребывал с мистером Шевиотом в таких отношениях, что… увидев свет, горящий в одной из комнат, настолько осмелел… Но если бы я мог предполагать… Вы должны понять, что я остановился у друзей по соседству, и потому надеялся… Словом, я надеялся иметь удовольствие встретиться с мистером Шевиотом на… на скромном званом вечере сегодня. Он не явился и, боясь, что ему нездоровится, не желая уезжать отсюда, не повидавшись с ним… короче говоря, мадам, я верхом прибыл к нему в гости лично. Но, как мне показалось, вы сказали, что его нет дома?

– Минувшей ночью, сэр, с мистером Шевиотом произошел… несчастный случай, и я с глубоким сожалением вынуждена сообщить вам, что он скончался, – сказала Элинор.

Незнакомец застыл словно громом пораженный и явно не верил своим ушам.

– Скон-чал-ся! – наконец по слогам выговорил он.

Элинор склонила голову. На мгновение в холле воцарилась тишина. Он нарушил ее, заговорив дрогнувшим голосом, но изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:

– Не могли бы вы рассказать мне, как это произошло? Я буквально потрясен и раздавлен и едва могу поверить, что такое возможно!

– Тем не менее это правда. Минувшим вечером мистер Шевиот затеял ссору в гостинице, в результате чего был случайно убит.

В темных глазах незнакомца вспыхнули искорки гнева. Он воскликнул:

– О, sapristi![22] Он наверняка был пьян! Идиот!

Она почла за благо промолчать. После очередной паузы, хмурясь и сердито поигрывая кончиком хлыста для верховой езды, незнакомец сказал:

– Вы говорите, это случилось прошлым вечером? В Лондоне, вне всякого сомнения?

– Нет, сэр, это произошло здесь, в Уисборо-Грин.

– Значит, он приезжал сюда вчера!

– Я полагаю, что да, – согласилась девушка.

Мужчина рассеянным взором обвел холл, словно пытаясь найти силы. Затем, устремив взгляд на ее лицо, сказал с вымученной улыбкой:

– Прошу прощения! Я потрясен! Но вы, мадам? Я не совсем понимаю…

Она предвидела этот вопрос и потому постаралась ответить на него со всей возможной холодностью, на которую была способна:

– Я – миссис Шевиот, сэр.

На лице его отразилось невероятное изумление. Несколько мгновений он тупо смотрел на нее, после чего повторил: