– По-моему, вы ничуть не огорчитесь, если, вернувшись завтра утром, обнаружите всех нас мертвыми! – с горечью заявила девушка.

– Напротив, я буду очень удивлен.

Она, не в силах сдержаться, рассмеялась и сказала:

– Вы невыносимы! Очень хорошо, я вижу, что вас ничем не проймешь, и я лишь напрасно трачу свое и ваше время! Что я, как вы считаете, должна делать, сэр?

– Мой совет показался вам настолько неприемлемым, что я не рискую повторить его, миссис Шевиот.

– Ах да! Вы желаете, чтобы я вырядилась в траур! Но я еще не настолько лицемерна!

– Не знаю, что бы вы предпочли надеть, однако должен заметить: почти наверняка дядя моего кузена, лорд Бедлингтон, прибудет в Сассекс, если не на дознание, то на похороны, и непременно нанесет вам визит. И ежели вы будете одеты в нарядное платье, это вызовет у него недоумение.

– У вас есть разумный ответ на все вопросы, милорд. Именно это мне в вас больше всего не нравится! Что же мне следует ответить лорду Бедлингтону?

– Все, что говорят в подобных случаях. Будет лучше, если он решит, будто вы давно были обручены с моим кузеном. Что же до событий минувшей ночи, то Никки заверил меня, что убедил Гринлоу в том, будто в него стрелял обычный взломщик. Я уже высказал свои пожелания чете Барроу, и они придерживаются аналогичного мнения. А теперь мы должны постараться ничем не выдать своих подозрений.

– Воистину! Выйдет сущий конфуз, если мы распугаем всех шпионов!

– Да, я рад, что вы это понимаете, – с улыбкой согласился он и протянул ей руку. – Мне пора. На тот случай, если вам вдруг станет не по себе, советую выпустить собаку Никки, и пусть она всю ночь бродит по дому. При появлении любого незнакомца пес наверняка поднимет громкий лай.

– Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! – заметила Элинор, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Баунсера, который с удовольствием простерся на коврике у камина. – Не помышляла, что доживу до того дня, когда буду испытывать благодарность к этому ужасному животному!

Милорд, рассмеявшись, пожал ей руку и был таков. Баунсер встал, встряхнулся и выжидающе завилял хвостом.

– Если ты думаешь о своем ужине, – строго заявила ему Элинор, – то тебе лучше быть повежливее с миссис Барроу.

Он с важным видом отправился впереди нее по длинному, выложенному каменной плиткой коридору, ведущему на кухню. Когда они пришли туда, его подхалимаж не знал границ, но лишь настойчивость Элинор убедила миссис Барроу дать ему миску мясных обрезков. Экономка заявила, что он и так уже получил баранью лопатку, которая предназначалась на ужин самой Элинор. Однако хитрый и понятливый пес выслушал упреки Элинор с невинным видом и выражением отчаянного голода, поэтому девушка обнаружила, что ей трудно поверить в подобное коварство с его стороны, и настояла, чтобы его покормили. В том, как он расправился со своей порцией, не было ничего, что могло бы подтвердить выдвинутые против него обвинения.

Вечер прошел в благословенном умиротворении. Мисс Бекклз, уже успевшая подружиться с миссис Барроу, приготовила панаду для раненого, которую тот назвал первоклассной; Элинор проиграла ему огромную сумму, что выиграла давеча в пикет; а Баунсер неожиданно снискал популярность в глазах миссис Барроу, поймав здоровенную крысу в кладовке, куда забрел в поисках чего-нибудь съестного, что поддержало бы его силы во время ночных бдений. Миссис Барроу была весьма тронута, поэтому пожаловала собаке большую кость от окорока. Баунсер незамедлительно спрятал ее под кроватью Элинор, а среди ночи вспомнил о местонахождении лакомства и потребовал, чтобы его сейчас же впустили в ее комнату, что и стало единственной причиной, нарушившей сон девушки в ту ночь.

Утром настроение миссис Шевиот значительно улучшилось. Никки явно шел на поправку; присутствие мисс Бекклз оказалось очень желанным и успокаивающим, поэтому известие о том, что экипаж его светлости ждет у дверей и готов доставить ее в Чичестер, Элинор восприняла со смирением, поистине удивительным для столь пылкой и своенравной молодой особы. Обе дамы отбыли в своем роскошном средстве передвижения и провели несколько приятных часов в магазинах, вернувшись после полудня со столькими шляпными коробками, громоздящимися на сиденье рядом с ними, что Никки выразил удивление, отчего им не пришлось нанимать грузовую повозку.

Элинор, не став кривить душой и притворяться, будто обладает чувствами настолько возвышенными, что самые обычные обновки не в состоянии доставить ей удовольствия, без промедления устремилась в свою комнату, дабы примерить платье из жемчужно-серого муслина с черными лентами или изящного черного атласа, отороченного кружевами с тройной оборкой на подоле. Она как раз примеряла чудесную вязаную шляпку с вытканным узором, завязывающуюся черной лентой под подбородком, когда услышала, как в холле яростным лаем разразился Баунсер. В следующий миг в ее дверь забарабанил Никки, умоляя поторопиться и сойти вниз, поскольку у порога дома только что остановилась почтовая карета.

– Это старый Бедлингтон, кузина, потому как я исхитрился выглянуть в окно и увидел: это точно он, явился собственной персоной! Бог мой, хотел бы я знать, что он скажет, когда увидит здесь вас! Жаль, что с нами нет Неда, чтобы поглазеть на такое представление!

Подбежав к двери, Элинор отворила ее.

– Ой, Никки, но что мне говорить ему? И где твой брат?

– Он вернулся обратно в Холл. Они с Финсбери увезли с собой все бумаги Евстасия и потратили бог знает сколько времени, пытаясь разобраться, к чему подходят его ключи, найденные ими. Скорее всего, они от замков на Корк-стрит – у него там комнаты. Да, и Нед просил меня передать вам, что очень извиняется, но он взял на себя смелость рассчитать камердинера Евстасия, когда был вчера на Корк-стрит, поскольку вам тот вряд ли понадобится, а личность он злобная и мстительная, поэтому способен на мелкие пакости. Клянусь Юпитером, кузина Элинор, такого шикарного платья я еще в жизни не видывал! Вы выглядите сногсшибательно!

– Никки, прошу тебя, пойдем вниз со мной! – взмолилась девушка. – Я решительно не представляю, что скажу лорду Бедлингтону!

– Что ж, не стану отрицать, я отдал бы и пятьсот фунтов, чтобы только взглянуть на его физиономию, – откровенно заявил Никки. – Но Нед предупреждал меня, если Бедлингтон сюда заявится, я не должен попадаться ему на глаза, поскольку это будет выглядеть неловко, ведь Евстасий вроде как погиб из-за меня.

– Боже милостивый, да, конечно! Я совсем забыла об этом обстоятельстве! Придется положиться на Бекки. Моя шляпка сидит ровно?

Он заверил ее, что ровнее не бывает, и девушка сошла вниз по лестнице, получив некоторое удовлетворение от шороха своих атласных юбок, но достаточно бледная от испуга, чтобы выглядеть как подобает безутешной вдове.

Барроу провел посетителя в переднюю гостиную, где мисс Бекклз была занята тем, что поудобнее расставляла стулья вокруг только что разведенного огня. Миссис Шевиот, осторожно ступая, вошла в комнату как раз в тот момент, когда старая гувернантка с непоколебимой безмятежностью уверяла его светлость в том, что миссис Шевиот будет здесь с минуты на минуту.

– А вот и она! – воскликнула старушка, завидев Элинор. – Моя дорогая миссис Шевиот, к вам пожаловал с визитом лорд Бедлингтон, дабы выразить свои соболезнования!

Элинор присела перед ним в реверансе, дивясь про себя неожиданному нахальству своей кроткой компаньонки.

– Миссис Шевиот! – проблеял лорд Бедлингтон. – Клянусь честью, даже не знаю, что сказать! Я в совершеннейшем расстройстве!

При этих словах он вытер лицо носовым платком, и она смогла украдкой метнуть на него взгляд. Он оказался дородным осанистым джентльменом лет этак пятидесяти, среднего роста, с круглым лицом и выпученными маленькими голубыми глазками. Он облачился в облегающие атласные панталоны, а уголки воротника его сорочки были столь обильно накрахмалены, что его светлость с трудом поворачивал голову; когда же он поклонился, едва слышный скрип дал ей понять: внушительное брюхо Бедлингтона заключено в корсет. Желтая подкладка его сюртука и пуговицы с гербом принца-регента свидетельствовали о занимаемой им высокой должности.

– Моя дорогая мадам… столь шокирующие известия… мой бедный племянник! Я был настолько огорчен, что лекарю пришлось выпустить мне целую пинту крови! – пробормотал он.

– Вы поступили очень мудро, милорд! – закивала головой мисс Бекклз. – Целебное кровопускание исключительно полезно.

Лорд Бедлингтон быстро обернулся к ней.

– Совершенно с вами согласен! – провозгласил он. – Мой дорогой друг, его королевское высочество принц-регент буквально молится на эту процедуру! Вы не поверите, если узнаете, сколько пинт крови у него выкачали! Но оставим подобную тему! Мой бедный племянник! Ах, его никто не любил, кроме меня!

Элинор сочла пристойным опустить глаза долу и промолчать.

Его светлость вновь поднес к глазам платок.

– Ушел от нас совсем еще молодым! – вздохнул он. – Я всегда питал к нему слабость, потому что он так походил на моего дорогого брата, что у меня разрывалось сердце! Но я не совсем понимаю… короче говоря, мадам, я и понятия не имел о том, что Евстасий женат! Откровенно говоря, поначалу я даже усомнился в этом, но теперь вижу своими глазами… Все это очень странно!

– Мое бракосочетание с мистером Шевиотом, сэр, – негромким голосом проговорила Элинор, – имело место быть, когда он уже лежал на смертном одре. Наше… наше обручение являлось тайной, известной лишь… известной лишь милорду Карлайону!

Бедлингтон застыл как громом пораженный.

– Известной Карлайону! Вы меня удивляете, мадам! Я не предполагал… Он не мог знать об этом браке!

Она ответила с еще большей твердостью:

– Вы ошибаетесь: своим замужеством я обязана исключительно тем усилиям, которые приложил лорд Карлайон, дабы брак состоялся.

– Это невозможно! – воскликнул Бедлингтон. – Это же кладет конец всем его надеждам! То есть, если бедный мальчик составил завещание еще до своей смерти, но, осмелюсь предположить, у него не было для этого времени.

– Напротив, милорд, мистер Шевиот составил завещание в мою пользу.

– Не может быть! Поистине невероятно! Что за странный человек этот Карлайон! Понять его решительно невозможно! Ах, дорогая леди, если бы моя невестка распорядилась по-другому, кто бы мог поверить, что я буду сегодня стоять здесь перед вами, да еще по столь печальному поводу!

Она почувствовала себя обязанной возразить:

– Полагаю, милорда Карлайона нельзя обвинить в безвременной кончине вашего… моего супруга, сэр.

– Да-да, разумеется, однако я всегда говорил, что он относился к бедному мальчику с незаслуженной строгостью! Но как это случилось? Не далее как пять дней назад я видел Евстасия в городе и он пребывал в добром здравии! Очевидно, с ним произошел несчастный случай?

– Да. То есть… Прошу прощения, но мне больно обсуждать… Я уверена, что лорд Карлайон сможет рассказать о случившемся намного лучше меня!

– Увы, в этом нет ничего удивительного! – вздохнул Бедлингтон, взял девушку за руку и с чувством пожал ее. – Это действительно болезненный для вас вопрос! Тайное обручение! Совершенно очевидно, почему все обстояло именно так! Но бедный Евстасий мог сказать хотя бы мне! Ведь я всегда и неизменно оставался его другом. И вы говорите, Карлайон содействовал вашему бракосочетанию? Что ж! Я весь восхищение, и даже не делаю вид, будто понимаю, как такое могло произойти! Но, моя дорогая, ответьте мне! К кому вы можете обратиться за советом и поддержкой в тех вопросах, что требуют сейчас незамедлительного решения? Я говорю с вами совершенно откровенно: боюсь, что дела бедного Евстасия пребывают в полном беспорядке. Как хорошо, что я смог выкроить денек и приехать к вам с визитом! Вы позволите мне облегчить вашу ношу – избавить вас от печальной обязанности разбирать его документы, немного сгладить последствия этого ужасного происшествия? В том, что я хочу помочь вам, мадам, нет ничего неприличного или неестественного – вы должны знать, что я был привязан к Евстасию. Даже несмотря на заблуждения его молодости! Не стану отрицать, он не всегда вел себя должным образом, но мы не будем говорить дурно о мертвых.

– Вы очень добры, сэр, – с трудом выдавила Элинор. – Однако я полагаю… то есть знаю наверняка, что душеприказчиком по завещанию назначен милорд Карлайон, и он взял все в свои руки. От меня же в данном случае ничего не зависит.

Кажется, Бедлингтон оскорбился в самых лучших чувствах, потому что побагровел и воскликнул:

– Не сказав мне ни слова! Надеюсь, не претендую на слишком многое, но Карлайон мог хотя бы посоветоваться со мной как с ближайшим родственником бедного Евстасия, прежде чем брать дело в собственные руки… Однако так было всегда! Он – человек, напрочь лишенный душевной тонкости, поэтому ему даже не пришло в голову, что здесь могли остаться реликвии, которые я хотел бы сохранить на память! Его волнуют лишь интересы Уинкантонов, но мой бедный брат был отцом Евстасия, как бы ни относились к нему Уинкантоны или Карлайоны! Я уже не говорю о том, что мне бы не хотелось, чтобы Карлайон перелистывал бумаги, не представляющие интереса ни для кого, кроме ближайших родственников моего брата! Мои письма к нему! Полагаю, они сохранились в целости и сохранности! Я бы хотел, чтобы они были уничтожены или возвращены мне.