Джорджетт Хейер - Тайные наслаждения

Дворецкий с поклоном удалился. Карлайон же перевел взгляд на брата.

– Ну и что ты скажешь теперь? – полюбопытствовал он.

– Будь я проклят, Нед! – откашлявшись, выдавил из себя Джон. – Это называется: «Помяни черта, он и появится»! А ты ведь наверняка был уверен, что он нанесет тебе визит!

– Да, – согласился Карлайон. – Но только после того, как получит мое письмо, уведомляющее его о смерти Евстасия.

– Что?! – вскричал Джон. – Ты же дал траурное объявление в «Газетт», и он видел его!

– Вряд ли он мог увидеть его, – парировал Карлайон, – поскольку оно будет опубликовано только завтра.

Джон, с трудом выбравшись из кресла, во все глаза уставился на брата.

– Нед! Ты хочешь сказать, Бедлингтон… Ты полагаешь, что де Кастр сообщил Бедлингтону… Это невозможно!

– Нет, я не это имел в виду, – отозвался Карлайон. – Я думал о том, кто считается близким другом де Кастра.

– Френсис Шевиот! Этот попугай, изображающий из себя денди!

– А что здесь странного? – заметил Карлайон. – В конце концов, он сын Бедлингтона, и вот, прошу вас, – ко мне пожаловал сам Бедлингтон собственной персоной, причем за сутки до того, как ему полагалось бы узнать о случившемся и отправиться в Сассекс.

– Да, понимаю, но… тип, которого волнует лишь узел его шейного платка да смесь нюхательного табака!

– Так-то оно так, – задумчиво протянул Карлайон. – Однако в прошлом я по крайней мере трижды имел возможность убедиться в том, что Френсис Шевиот обладает острым умом. Собственно говоря, мой дорогой Джон, я ни в коем случае не стал бы недооценивать его в качестве противника. Я имел несчастье отметить его… поразительную безжалостность в достижении поставленной цели.

– Никогда бы не поверил! Но ты, разумеется, знаешь его куда лучше меня. Я лично его терпеть не могу!

– Я тоже, – сказал Карлайон. – Это не ты говорил мне, что он крупно проигрался на днях?

– Да, кажется, я. Он играет по чертовски высоким ставкам – следует отдать должное даже такому типу, как Френсис Шевиот; к тому же он действительно унаследовал состояние своей матери! Хотя я сомневаюсь, что оно было достаточно велико, чтобы он… Впрочем, все это пустые разговоры, Нед!

– Совершенно с тобой согласен. А теперь идем поприветствуем нашего гостя!

В Малиновой гостиной дворецкий как раз расставлял бокалы и графины на столе, а лорд Бедлингтон нервно потирал руки перед огнем. Когда Карлайон вошел в комнату, гость, резко обернувшись, шагнул к нему со словами:

– Карлайон, что это за ужасное дело? Я приехал сразу же – хотя вы могли обойтись без моего участия! Еще никогда в жизни я не был так шокирован! И должен сказать, весьма удивлен тем, что вы сразу же не уведомили меня о случившемся! О, как поживаете, Джон?

– Я нанес визит в ваш городской особняк, однако мне не повезло – вас не оказалось дома, – ответил Карлайон, пожимая Бедлингтону руку. – Посему я написал вам письмо, которое вы, скорее всего, получите завтра. Но скажите мне, откуда вы узнали о смерти Евстасия?

Маленькие круглые глазки Бедлингтона, пребывавшего в замешательстве, уставились на Карлайона. Последовала долгая пауза, после чего Бедлингтон раздраженно заявил:

– Разве можно в таких случаях назвать источник распространения подобных слухов?

– Я, во всяком случае, не могу. Так от кого вы все-таки узнали о случившемся, сэр?

– Камердинер моего бедного племянника рассказал обо всем моему слуге. Сейчас об этом наверняка говорит уже весь город! Но как это стряслось? Что за несчастный случай произошел с Евстасием? Ходят слухи о некой пьяной ссоре в придорожной гостинице! Я пришел к вам, чтобы услышать правду!

– И вы услышите ее, однако правда эта будет весьма болезненной как для меня, когда я расскажу вам о ней, так и для вас, когда вы узнаете ее. Евстасий встретил свою смерть от руки моего брата Николаса.

– Карлайон! – ахнул Бедлингтон, отступив на шаг и схватившись за спинку стула, чтобы не упасть. – Боже мой, неужели дело дошло до этого?

– До чего, позвольте узнать? – ощетинившись, спросил Джон.

Подобная реакция молодого человека заставила его светлость поспешно укрыться за носовым платком и, запинаясь, пробормотать, что он никогда бы не поверил, будто такое возможно.

– Во что бы вы никогда не поверили? – продолжал наступать Джон, прибегнув к тактике прямого силового давления.

– Я просил бы тебя немного поумерить свой пыл, Джон! – сказал Карлайон. – Будьте любезны, сэр, присаживайтесь! Можно не говорить, что это досадное недоразумение было несчастным случаем. Если бы все вышло так, как рассчитывал Евстасий, то смерть постигла бы Никки, что, с сожалением сообщаю вам, являлось бы чистейшим предумышленным убийством.

– А, вы всегда были несправедливы к бедному мальчику! Мне следовало бы знать, что вы станете защищать и оправдывать своего брата!

– Разумеется, но, к счастью, эта история зиждется не на моих свидетельских показаниях. Короче говоря, Бедлингтон, Евстасий был, по своему обыкновению, изрядно пьян и в подобном состоянии повел себя чрезвычайно неумно, опрокинув Никки на пол. После чего схватил большой нож для разделки мяса и попытался убить моего брата. В ходе борьбы, в которой Никки удалось вырвать у него нож, он, очевидно, неловко споткнулся и упал прямо на острие. Кузен умер несколькими часами позже. Я сожалею о случившемся ничуть не меньше остальных, но при этом уверен, что Никки ни в чем не виноват.

– Как и все остальные! – грубо заявил Джон.

Бедлингтон, который, похоже, лишился дара речи, разразился только невнятными восклицаниями, доносящимися из-под платка. Карлайон, налив вина и подав ему бокал, сказал:

– Успокойтесь, сэр! Я ценю вашу заботу, но буду с вами откровенен: эта ужасная история случилась как раз вовремя, иначе Евстасий мог бы оказаться замешан в скандале, который грозил всем нам крупными неприятностями.

Бедлингтон выглянул из-под носового платка и дрожащим голосом осведомился:

– Что вы имеете в виду? Некоторая распущенность… издержки молодости… да-да, неизбежные издержки у молодого человека, чьим воспитанием занимался такой… Но я умолкаю! Вам лучше знать, что это вы виновны в излишествах, кои совершал бедный мальчик!

– Клянусь богом, это уже слишком! – взорвался Джон, и лицо его потемнело от гнева.

– Прошу тебя, не усугубляй положение, Джон. Неужели у вас не возникало подозрений, сэр, что эти издержки перешли пределы того, что готовы были извинить даже вы?

Бедлингтон, побагровев, воскликнул:

– Это грязная клевета! Вы никогда не любили Евстасия! Я не стану вас слушать! Не знаю, на что вы намекаете, но сын моего брата… Нет, нет, я не стану вас слушать!

Карлайон слегка поклонился и начал ждать, пока его светлость несколькими большими глотками не осушит свой бокал. Похоже, вино позволило Бедлингтону вернуть утраченное присутствие духа. Его светлость позволил Джону вновь наполнить свой бокал и резко поинтересовался:

– Как вышло, что он женился на молодой женщине, которую я обнаружил в Хайнунз? Да, я уже побывал там, и должен сказать, не помню, когда в последний раз был настолько ошеломлен! Кто она такая, и как подобный брак мог состояться? Не понимаю, почему Евстасий ни слова не сказал мне об этом!

– Она – дочь Рочдейла из Фелденхолла, – ответил Карлайон.

Голубые глазки вновь уставились на лорда в невероятном изумлении.

– Что?! Того самого, который застрелился, оставив в нищете вдову и свое семейство? – спросил Бедлингтон.

Карлайон поклонился в знак согласия.

– Вот как! – произнес Бедлингтон, выпятив губы. – Если это действительно так, тогда я понимаю, почему он предпочел ничего не говорить мне! Я недоволен подобным альянсом и сделал бы все от меня зависящее, дабы предотвратить его. Нет, это поистине уму непостижимо! И вы устроили такой брак? У меня просто нет слов! Она сообщила мне, что он все оставил ей!

Карлайон вновь поклонился.

– Чудесно! – сказал Бедлингтон, качая головой. – Вы – странный человек, Карлайон! Вас не поймешь!

– Вы мне льстите, сэр. Если бы вы смогли заставить себя поверить в то, что я никогда не хотел унаследовать Хайнунз, то, пожалуй, не считали бы меня столь непостижимым для понимания.

– Что ж, Карлайон, должен признать, я ошибался на ваш счет! – со вздохом заключил Бедлингтон. – Но эта трагедия очень огорчила меня, поэтому я просто не знаю, что сказать!

– Это вполне естественно, – согласился Карлайон. – Полагаю, вы хотите остаться в одиночестве. Позвольте сопроводить вас в комнаты, которые я распорядился приготовить для вас! Ужин будет подан через час.

– Вы очень добры. Признаюсь, я был бы рад немного отдохнуть и поразмыслить на досуге, – заявил Бедлингтон, со стоном поднимаясь на ноги, и засеменил вслед за хозяином к двери.

Джон остался в гостиной, с нетерпением ожидая возвращения брата. Но прошло еще немало времени, прежде чем Карлайон присоединился к нему и сказал:

– Право слово, Джон, иногда ты бываешь ничуть не умнее Никки! Неужели обязательно нужно набрасываться на него с кулаками?

– Ничего страшного! – отмахнулся Джон. – Просто мне осточертели его ужимки! Ну, что ты о нем думаешь?

– Не слишком много.

– Клянусь богом, я не поверил твоим словам, но теперь собственными глазами убедился, что этот человек пребывает в большой растерянности и беспокойстве! И еще я очень удивлен тому, что ты открытым текстом намекнул ему на свои подозрения!

– Мне хотелось посмотреть, какой эффект это произведет на него, но не могу сказать, что узнал очень уж много.

– Мне показалось, он здорово испугался.

– Весьма вероятно. Однако от него не убудет. Если сам он подобных подозрений не вынашивает, я ему ничего не сказал; а вот если, как мне представляется, у него есть причины полагать, будто Френсис Шевиот задумал что-то нехорошее, то я надеюсь, что своими словами подтолкнул его к действию. Я был бы рад, если бы он взял дело в свои руки, избавив меня от необходимости улаживать все самому!

– Ты поверил в его сказку о том, что он узнал о смерти Евстасия от своего камердинера?

Карлайон, пожав плечами, ответил:

– Все может быть. Но нет, я не поверил.

Джон явно остался неудовлетворенным.

– Ладно! Что он сказал тебе наверху? – спросил молодой человек. – Ты отсутствовал достаточно долго!

– Он надоедал мне воспоминаниями о дяде Лайонеле. Могу добавить, что они совершенно не сообразуются с моими собственными, но оставим это. Он хотел бы получить обратно те письма, которые писал ему. Но поскольку я не нашел ни одного, то ничем не смог ему помочь.

– Нед, а может, он пытался выяснить, не наткнулся ли ты в бумагах Евстасия на этот проклятый меморандум? – спросил Джон.

– Мой дорогой брат, Бедлингтон, может быть, и старый дурак, но он не зря проработал столько времени в правительстве и научился не выдавать себя! Если я позволю подозрениям взять верх над собой, то прочту в его расспросах именно желание уйти от ответственности; если же, с другой стороны, не стану ничего предполагать заранее, то увижу в них всего лишь естественное желание любящего дядюшки узнать побольше о глупостях и обязательствах, взятых на себя его племянником. Я был с ним вполне откровенен.

– Вполне откровенен? – недоуменным эхом откликнулся Джон.

– Да, я дал ему понять, что не нашел ничего, кроме счетов, расписок и некоторой любительской корреспонденции, которую предполагаю сжечь, – невозмутимо ответил Карлайон.

Джон расхохотался.

– Нет, ты все-таки неподражаем! – заявил он. – Однако ты не рассказал ему о последнем приключении Никки?

– Напротив, я сообщил ему, что миссис Шевиот ужасно опечалена тем, что в дом сумел пробраться вор.

– И что же он на это ответил?

– Он выразил надежду, что ничего ценного украдено не было.

– Вот как? А потом?

– А я ответил, что, насколько мы смогли убедиться, не было украдено вообще ничего, – сказал Карлайон.

– Хотел бы я знать, что он намерен делать дальше! – отозвался Джон.

– Он сообщил мне, что утром должен вернуться в Лондон, но вновь приедет в Сассекс на похороны. По такому случаю, – добавил Карлайон и аккуратно взял понюшку табаку, – Бедлингтон остановится на ночлег в Хайнунз.

– Боже милостивый, Нед, я начинаю думать, что ты можешь быть прав!

– Да, я тебя вполне понимаю, – согласился Карлайон. – Зато сам уже подозреваю, что крупно ошибался!

Сойдя вниз к ужину, лорд Бедлингтон, казалось, избавился от своей детской капризности и дурного расположения духа. Время от времени он, правда, тяжело вздыхал, а дважды даже вытер глаза, но хозяева с удовлетворением отметили, что горечь утраты не лишила его аппетита. Бедлингтон обстоятельно распробовал каждое блюдо, индейки же из Дэвенпорта, фаршированные, обваренные в кипятке и тушеные в масле, привели его в такое восхищение, что он просил передать свои комплименты кухарке и поздравил Карлайона с тем, что тому удалось приобрести подобное сокровище. К тому времени как после гессенского супа и рагу, коими началось пиршество, он отведал запеченного карпа, разделанного по-португальски, бифштекс в белом соусе с устрицами, домашнюю утку и десерт с заварным кремом со взбитыми белками, за которыми в качестве заключительного блюда последовал фруктовый пирог, милорд уже настолько примирился с безвременной кончиной племянника, что поделился с хозяевами тремя последними сплетнями, ходившими по городу. Наслаждаясь букетом портвейна, Бедлингтон доверительно сообщил Карлайону, что не согласен со своим старым другом Бруммелем[34], утверждавшим, будто это вино годится только для черни. И он подкрепил слова действием, выпив подряд несколько стаканчиков, но если Джон и питал надежды на то, что под влиянием вина язык старого джентльмена развяжется, то вскоре они испарились. Милорд Бедлингтон не зря столько лет составлял компанию регенту и обзавелся крепкой головой и желудком устрицы, способным переварить что угодно. Да, он, безусловно, расслабился и принялся рассказывать пикантные анекдоты, но даже злейший враг не смог бы обвинить его в том, что он пребывает подшофе.