– Да, теперь, когда вы сказали мне об этом, доложите обо мне, Барроу! – любезно ответил Френсис. – А ты не пускай собаку в дом, дорогой Николас! Я очень боюсь собак и знаю, что ты не захочешь меня огорчать. Настоящая антипатия, право слово! Ну не странно ли это? Говорят, любовь к собакам – типично английская черта характера, а я уверен, что являюсь истым англичанином. Но кошки – совсем другое дело! В кошках есть нечто восхитительное, ты не согласен? Нет, разумеется, не согласен, я же вижу! Барроу, долго мне еще придется стоять в этом продуваемом сквозняками холле? Если долго, то лучше я снова надену пальто!

Барроу дал волю своим чувствам, презрительно фыркнув, но подошел к гостиной и, распахнув дверь, произнес с подчеркнутой торжественностью:

– Достопочтенный Френсис Шевиот, мадам!

Элинор, сидевшая за секретером у окна, обратила к нему лицо, на котором было написано невероятное изумление, и встала.

– Досто…

– Да, это Френсис Шевиот, – угрюмо подтвердил Никки. – Но что ему здесь понадобилось, я не знаю!

Френсис, мелко семеня, осторожно приблизился к хозяйке дома, протягивая ей руку и расплывшись в улыбке.

– Моя дорогая миссис Шевиот, как поживаете? – спросил он. – Ах, что за глупый вопрос! Как вы можете поживать в столь печальное время? Позвольте мне выразить вам свои самые искренние соболезнования по поводу столь трагического события!

Все еще не оправившись от изумления и неожиданности, Элинор протянула ему руку и присела в коротком реверансе. Он почтительно склонился над ее ладонью. Она же с запинкой произнесла:

– Как поживаете? Прошу прощения… я не ждала…

– Не ждали меня? – шокированным тоном воскликнул он. – Моя дорогая миссис Шевиот – или я могу называть вас кузина? – моя дорогая кузина, кто представил вам меня в столь мрачных тонах? Только не Николас, я уверен! Под этой неуклюжестью манер, которая со временем отшлифуется и исчезнет, в чем я не сомневаюсь, скрывается поистине золотое сердце! Нет-нет, я ни в чем не виню милого мальчика! Но вот мой бедный кузен Евстасий… не могли же вы всерьез полагать, будто я устранюсь от прощания с ним! В конце концов, я никогда не пренебрегаю такими жестами, которые не стоят мне ровным счетом ничего! Однако я был положительно сбит с толку, обнаружив здесь Николаса! Не то чтобы я не был рад встрече: собственно, я счастлив, но при этом не представляю, как должен вести себя с ним. Вы, как я вижу, в трауре, а он… Боже милостивый, в какое щекотливое положение я попал!

– Перестань притворяться и нести всякую чепуху! – резко бросил Никки. – Тебе всегда было плевать на Евстасия!

– Ты несправедлив ко мне, Николас! А это так на тебя не похоже! Бедный дорогой Евстасий! Отвратительный характер! В буквальном смысле изгой! Он всегда оставался для меня источником боли и страданий, но давайте не будем говорить дурно о мертвых! Смерть, знаете ли, неизменно придает респектабельности даже самым худшим представителям рода человеческого. Ах, дорогая миссис Шевиот, я должен объяснить, что нахожусь здесь в двойной ипостаси! Да, действительно: кузен и дядя в одном лице. Как странно это, должно быть, выглядит со стороны! Но, надеюсь, я достойно справлюсь со взятой на себя ролью.

– Лорд Бедлингтон… Он что же, не прибудет на похороны? – запинаясь, пробормотала Элинор, ошеломленная этим потоком красноречия.

– Увы! Он передает вам свои наилучшие пожелания, дорогая кузина, но и глубочайшие сожаления, а я спешу донести их вам! Он повергнут ниц!

– То есть? – ахнул Никки.

Френсис, вздохнув, сказал:

– Я оставил его простертым на кровати, куда его уложил сильнейший приступ боли. Его старый враг взял над ним верх: подагра, мой мальчик! Возможно, треволнения последних событий – или ужасный холод во время его последней поездки: кто может знать наверняка? – спровоцировали тяжелейший кризис. Он просто не смог бы выйти из дому! И вот я здесь, в своем двойном качестве. Надеюсь – не совсем уж нежеланный гость?

– О нет, что вы! – быстро сказала Элинор. – Как вы могли подумать… Прошу вас, присаживайтесь, сэр! Вы остановились… то есть, я полагаю, что вы остановились…

– Вы – сама доброта, кузина! Мой отец действительно вдохнул в меня надежду, что в Хайнунз я встречу самый теплый прием. Но, умоляю вас, не стоит волноваться! Мне будет вполне удобно в любой спальне, куда вы сочтете возможным определить меня, при условии, что труба не дымит – да-да, я сохранил самые ужасные воспоминания о последнем посещении этого дома – и окно не выходит на север. Мой врач настоятельно советует мне избегать холодных помещений, поскольку состояние моего здоровья оставляет желать лучшего.

Элинор не знала, что сказать, ведь простая вежливость не позволяла ей дать тот ответ, который моментально пришел ей на ум. Зато Никки, не стесненный подобными соображениями, выразился предельно лаконично:

– Тебе нечего здесь делать, Шевиот! В гостинице в Уисборо-Грин есть несколько вполне приличных комнат.

Френсис ответил ему с непробиваемой любезностью:

– Я не осмелюсь пойти на такой риск, потому что вы должны знать, что я не привез с собой простыней, поскольку взял себе за правило не останавливаться без них в гостинице. Никогда не знаешь заранее, проветрены ли тамошние простыни должным образом или нет. Господи милосердный, вы пугаете меня – неужели я причиняю миссис Шевиот какие-либо неудобства?

Элинор сочла себя обязанной разуверить Френсиса в этом заблуждении, сказав, что немедленно распорядится подготовить для него комнату. Он поблагодарил ее, заметив, что его вполне устроит и Желтая комната.

– Перебьешься! – заявил в ответ неисправимый Никки. – Эту комнату занимает миссис Шевиот!

– Ах, вот оно что! Я ни в коем случае не рассчитываю, будто она уступит ее мне! – сказал Френсис. – Это не имеет для меня ни малейшего значения, потому я умоляю вас, кузина, и думать забудьте о том, чтобы освободить ее для меня! Такой шаг поставил бы меня в крайне неудобное положение. Поселите меня в комнате бедного Евстасия! Там, пожалуй, немного мрачновато, но я готов потерпеть.

Элинор почувствовала, как Никки вперил в нее многозначительный взгляд, отчего щеки у нее зарделись, и она поспешно встала со стула, пробормотав, что идет отдать нужные распоряжения миссис Барроу. Никки тут же поспешил вслед за ней, заявив о своем желании убедиться в том, что Баунсер благополучно находится в доме. Тщательно прикрыв за собой дверь гостиной, юноша негромким напряженным голосом обратился к Элинор:

– Его ни в коем случае нельзя оставлять одного, кузина Элинор! Клянусь Юпитером, Нед был прав! Френсис явился сюда, чтобы попытаться найти ту бумагу: в этом не может быть ни малейших сомнений! Но мы окажем ему достойный прием! Вы когда-нибудь видели другого такого франта, как он?

– Ох, Никки, признаюсь тебе – он мне не нравится! Он пугает меня! Я бы очень хотела, чтобы ты убедил его переехать в Холл!

– Пугает вас? Кто, этот тип, который поднимет истошный крик, если мимо пробежит мышь? Да вы, наверное, шутите! Я уверен, Нед сказал бы, что мы обязательно должны оставить его здесь, под присмотром. Только представьте, кузина, если он знает, куда Евстасий упрятал этот злополучный документ, и приведет нас к нему! Я ничуть не удивлюсь, если он находится в спальне Евстасия, потому что вы наверняка обратили внимание на его предложение занять эту комнату. Шито белыми нитками, я бы сказал! И вот еще что: распорядитесь запереть ту комнату, а ему подготовьте спальню рядом с моей! Таким образом, если он попытается выкинуть какой-нибудь фокус ночью, я обязательно услышу это. Вот будет номер, когда я поймаю его с поличным, да еще до того, как Нед узнает о том, что он здесь!

– Никки, я сойду с ума от страха! Я хочу, чтобы ты отправил весточку в Холл своему брату с сообщением о прибытии Френсиса! Не то чтобы, – поспешно добавила она, – он сможет успокоить меня, поскольку в этом смысле он ничуть не лучше тебя и, скорее всего, заявит, будто это крайне удачное стечение обстоятельств или еще что-нибудь в таком роде!

– Что ж, я ничуть не удивлюсь, если он действительно скажет нечто подобное. Единственное, с чем не могу смириться, так это с необходимостью быть вежливым с этим типом! Вы знаете, он наверняка попробовал бы убить Баунсера своей шпажонкой, не окажись я рядом. Субъект, который предпочитает кошек собакам! Кошек! – с невыразимым презрением пробормотал Никки.

– Да он и сам похож на кота. Ох, лучше бы он не приезжал сюда! И я тоже!

– Вздор! Мы славно повеселимся! – заявил Никки и отправился обратно в гостиную.

А Френсис Шевиот даже не думал обыскивать комнату и по-прежнему в изящной позе восседал подле камина, элегантно забросив ногу на ногу. Он сладко улыбнулся Никки и лорнетом с длинной ручкой указал на серебряные кисточки на своих ботфортах.

– Обрати внимание! – сказал он. – Я не должен так говорить, потому что это мое собственное изобретение, но на самом деле я восхищен. Серебряные кисточки, мой дорогой мальчик, серебряные, а не золотые, что лишь подчеркивает траурную ноту. Разумеется, для церемонии я надену черные панталоны. Я долго колебался, прежде чем позволил Кроули помочь мне облачиться вот в эти серые, поскольку мне не хотелось бы выказывать ни малейшего неуважения, но, полагаю, наше родство все-таки достаточно дальнее, чтобы я мог с чистой совестью носить их, не так ли? Льщу себя надеждой, что мой черный шейный платок лишь подчеркивает нужную строгость. Или ты считаешь, он делает меня похожим на военного?

– Нет, – с чистой совестью ответил Никки. – Этого не сможет сделать ничто на свете!

– О, как прелестно с твоей стороны, мой мальчик! Ты снял камень с моей души! – провозгласил Френсис и просиял. – А теперь скажи мне! Должен ли я буду в последний раз взглянуть на лицо Евстасия или могу с полным на то основанием надеяться, что гроб его уже заколочен?

– Разумеется, заколочен!

– Премного благодарен. Смерть причиняет мне нешуточную боль и, хотя я намерен соблюсти все… Ах, он, надеюсь, находится не в этом доме?

– Нет. Он лежит в часовне.

– И вновь ты меня утешил несказанно. Разумеется, я захватил с собой нюхательную соль, да и Кроули знает, как привести меня в чувство, но, признаюсь тебе, мне бы очень не хотелось ночевать под одной крышей с гробом. Я всегда отличался повышенной чувствительностью, вследствие чего со мной мог бы приключиться обморок. Но сейчас, если только я не подхватил простуду во время поездки сюда, нам нечего опасаться. Кортеж, насколько я понимаю, будет не слишком длинным?

– Карлайон распорядился провести приватную церемонию, – ответил Никки.

– Ему нельзя не посочувствовать, – пробормотал Френсис. Заметив, как порозовел Никки, он извиняющимся тоном добавил: – Никогда не замечал за собой подобной бестактности! Честное слово, я никого не хотел обидеть, дорогой Николас! Бедного Евстасия, увы, не любили в здешних местах! Но я надеюсь, что экипажей заказано достаточное количество, поскольку у него все-таки были друзья. И я убежден, они должны почтить своим присутствием место его последнего упокоения. Я, например, лично уведомил Луи де Кастра об этом печальном событии, поэтому не сомневаюсь в том, что завтра увижу его здесь.

От подобной наглости Никки лишился дара речи и мог лишь с раскрытым ртом взирать на своего собеседника.

– Ты ведь наверняка знаком с Луи? – немного удивившись, осведомился Френсис. – Очаровательное создание! Один из моих самых старых друзей!

– Да, – выдавил Никки. – Да, кажется, я встречался с ним!

В этот момент в комнату вернулась Элинор в сопровождении мисс Бекклз, и под шумок необходимых представлений Никки сбежал оттуда в сад – охладить разгоряченную голову. Поскольку в Хайнунз городской режим дня не соблюдался, вскоре настало время переодеваться к ужину, и неискренняя компания в гостиной распалась. Френсис удалился к себе, намереваясь отдаться в руки своего камердинера, мисс Бекклз отправилась надзирать за тем, как накрывают на стол, желая не опозориться перед столь утонченным гостем, а Элинор ушла на поиски Никки, чтобы вновь умолять его послать грума в Холл с сообщением для Карлайона.

Однако юноша опять наотрез отказался сделать это, настаивая, что для того, чтобы разобраться с таким трусом, как Френсис, помощь Карлайона решительно не требуется. Поэтому Элинор ушла к себе ни с чем, изрядно рассердившись на Никки.

Общество, вскоре собравшееся к ужину, выглядело настолько мрачным и траурным, что даже самый строгий критик не нашел бы, к чему придраться. Лишь мисс Бекклз внешне выделялась, решив по такому торжественному случаю порадовать остальных своим лучшим платьем из лавандового атласа. Френсис вырядился в черный сюртук и атласные бриджи до колен, которые куда уместнее смотрелись бы в Зале собраний «Олмакса», чем в деревенском доме; Элинор надела платье из черного атласа, а Никки, стремясь не дать кузену превзойти себя, остановил выбор на таком же наряде, как и у него, хотя и вынужден был признать, что покроем его собственный костюм значительно уступает.