Алекса Смарт

Тайные страсти

Пролог

Графство Сюррей, Англия, лето 1794 года


— Да будь все проклято! И пусть вас рекомендует хоть сам король Георг, меня это не интересует. Единственное, что я хочу знать: можете вы найти моего сына или нет?

— Как я вам уже сказал, милорд, это не так просто, как кажется, — возразил Кэлвин Чапел и сам почувствовал, насколько грубо прозвучал его хрипловатый голос в этой роскошно обставленной гостиной. Он постарался придать своему тону почтительный оттенок, предписываемый собственной молодостью и положением, и продолжал: — Если бы вы сразу же обратились в наше ведомство на Бау-стрит, вместо того, чтобы ждать больше недели, парнишка, скорее всего, давно находился бы дома.

— Разумеется, господин Чапел, я и сам уже не раз говорил об этом, — ответил граф, взволнованно ероша свои золотистые волосы. — Но поначалу я думал, что наш местный судья из магистрата лучше справится с этим, однако теперь…

Его голос дрогнул от едва сдерживаемого волнения, и Ричард Нортрап-V, граф Шербрук, прервав свою речь, отошел к распахнутым настежь высоким французским окнам, украшенным кружевными занавесками, которые шевелил проникающий в комнату теплый ветерок. Отсюда открывался живописный вид на обширное поместье с ухоженными зелеными лужайками, симметрично разделенными рядами невысоких кустов. Граф застыл в напряженной позе, пристально вглядываясь вдаль. Весь его облик говорил о твердой решимости вернуть сына.

Кэлвин не сомневался, что его светлость почти верил, будто это и вправду можно сделать одной лишь силой своего страстного желания.

Поговаривали, что лорд Шербрук каждый день занимался поисками пропавшего малыша, еще до рассвета верхом отправляясь из дому и возвращаясь лишь когда сумерки окутывали землю. За это время тревога и усталость наложили заметный отпечаток на патрицианские черты тридцатипятилетнего графа, состарив его на добрый десяток лет. И все-таки, отметил про себя Кэлвин, для хозяина поместья он выглядел чрезвычайно импозантно. Правда, в это утро внешний вид графа был далек от облика того лощеного элегантного красавца, чей портрет украшал главную галерею прекрасного дома. Лорд Шербрук сегодня не надел утреннего сюртука, шейный платок графа сбился на сторону, а полотняная рубашка и бриджи были щедро заляпаны жирной сюррейской грязью. Его милость больше походил на простого землевладельца, чем на богатейшего дворянина графства.

Пока убитый горем отец старался взять себя в руки, Кэлвин окинул рассеянным взглядом ту стену зала, где над камином красовался выбитый семейный герб Нортрапов. Этот же герб встречался во всех комнатах и залах, по которым ему довелось проходить. От эмблемы, казалось, веяло силой и решимостью: ощерившийся волк стоял на задних лапах, бросая вызов всем смотревшим на него. Беззвучно шевеля губами, Кэлвин прочел под гербом латинскую фразу — Homo homini lupus est[1], — впрочем, так и не поняв смысла изречения. Он уже видел этот герб на печати красного воска, которой граф запечатал письмо, два дня тому назад вызвавшее Кэлвина в Шербрук-Холл из Лондона. Кэлвин уже начинал жалеть о том, что сразу не отбросил нераспечатанным это необычное послание.

— Если позволите, милорд, — почтительно кашлянув, Кэлвин осмелился первым нарушить молчание, — существуют вещи, неприметные глазу. Будь это обычное похищение с целью получения выкупа, вы бы уже получили записку от тех, кто это совершил. Если же украсть ребенка решила сумасшедшая нянька, то кто-то непременно должен был их заметить.

— Согласен, — произнес граф и, резко отвернувшись от окна, подошел к большому письменному столу красного дерева. Каждое его движение, каждый жест говорили о том, что этот человек снова полностью владел собой. — Так что же мы сейчас имеем, мистер Чапел? — сдержанно и горестно спросил он.

— Я и нахожусь здесь, чтобы понять это. Вы навели справки об этой женщине, милорд? — поинтересовался сыщик, имея в виду рекомендательные письма, предъявляемые каждой служанкой, желавшей наняться на службу.

Шербрук с явным усилием подавил вызванную подобным упреком вспышку гнева.

— Мы не доверили бы своего ребенка совершенно незнакомому человеку. Нам рекомендовал ее один знакомый моего брата, а леди Шербрук лично осведомилась о мисс Ричвайн у каждого из тех, на кого раньше работала девушка. У меня есть ответы на запросы моей супруги. Извольте прочесть их.

Пока граф рылся в бумагах на своем столе, Кэлвин мысленно перебрал те скудные сведения, которые ему удалось собрать по этому делу. Итак, Уильям Гарет Нортрап, юный наследник и единственный ребенок Шербрука, почти две недели тому назад пропал вместе со своей няней. Все указывало на то, что маленький виконт был похищен той самой женщиной, некой Элспет Ричвайн, заботам которой его вверили.

Однако несколько мелких, но довольно многозначительных странных обстоятельств заставили Кэлвина изменить свое первоначальное мнение.

На основании утреннего посещения отдаленного участка в южной части имения он уже начал строить новую версию. Главной его целью был осмотр построенного в форме буквы Н обширного господского дома. Это был четырехэтажный особняк с комнатами в чердачном помещении по фронтону, увенчанному балюстрадой с площадкой, в центре которой возвышался причудливый купол.

«Очень подходящее место для наблюдения за обитателями дома», — решил сыщик.

Прямо напротив здания находился заброшенный глиняный карьер, совершенно незаметный из дома. Именно там малыша и няню видел в последний раз проходивший мимо работник. Кэлвин был раздосадован, но совсем не удивлен, обнаружив, что с тех пор десятки участников поисков, исполненные самых лучших намерений, успели затоптать все вокруг. Однако даже после этого на земле остался влажный след исчезнувшей няни и ребенка: нечеткое углубление от колеса кареты.

«Хоть одна зацепка», — с противоречивым чувством удовлетворения подумал сыщик, вспомнив, как буквально наткнулся на эту небольшую улику. Благодаря удачному соприкосновению его башмака с торчавшим из земли камнем Кэлвин упал, уткнувшись носом в примятую траву, где и обнаружил едва заметную колею.

Человек, менее искушенный в распознавании и определении таких, казалось бы, случайных мелочей, наверняка не обратил бы на этот след никакого внимания. Однако Кэлвин обладал настоящим талантом разгадывать подобные немые свидетельства. Он сделал вывод, что здесь проезжал кабриолет. Именно так: не повозка фермера, не двухколесный экипаж и даже не ландо, как это можно было ожидать в сельской местности, а городской экипаж. На этом основании сыщик решил, что так называемая Ричвайн явно действовала не в одиночку. Между тем граф выложил на стол пачку писем и произнес:

— Вот, пожалуйста, мистер Чапел. Прочтите их, если хотите, хотя, уверяю вас, в каждом письме содержатся самые блестящие рекомендации.

Кэлвин неторопливо развязал стягивавшую письма ленту и просмотрел бумаги, удостоверившись таким образом в своих подозрениях.

— Верю, что так оно и есть, милорд. Кстати, мне стало известно, что настоящая Элспет Ричвайн отдала концы еще прошлой весной. Ваша так называемая няня, очевидно, украла ее рекомендации и воспользовалась ими.

— Вы хотите сказать, что наша мисс Ричвайн — мошенница и похитительница детей?!

Граф без сил рухнул в обитое кожей кресло с высокой спинкой, напоминая в этот момент боксера, которому нанесли запрещенный удар.

— Боже милостивый, это моя вина, — пробормотал он так тихо, что Кэлвину пришлось напрячь слух. — Мне бы хотелось сказать, что я с самого начала заподозрил неладное, что что-то не так. Ее привез к нам мой собственный брат, и она обманула наше доверие, нарушила все законы порядочности и милосердия.

— Сколько времени пробыла у вас эта женщина, милорд?

— Почти месяц. Мисс Ричвайн производила впечатление мягкосердечного существа. Она представилась единственной дочерью священника, ничем не примечательна с виду… Джесси, графиня, была так тронута скромными манерами этой твари, что настояла на том, чтобы взять ее на место няни. А вы понимаете, мистер Чапел, я ни в чем не могу отказать своей жене или сыну.

При последних словах в его голосе появилась хрипотца, что несколько удивило Кэлвина. По правде говоря, реакции графа часто оказывались совершенно неожиданными.

Кэлвин имел репутацию одного из лучших сыщиков с Бау-стрит, и популярность его с каждым годом все возрастала. К нему нередко обращались с просьбами о частных расследованиях те, кто мог достаточно щедро оплачивать подобные услуги. Имея дело с этими людьми, Кэлвин постепенно убедился, что родовитая знать в большинстве своем довольно хладнокровна, озабочена лишь положением в обществе и богатством и, как правило, равнодушна к судьбе членов даже собственной семьи.

Однако граф Шербрук явно страдал столь несвойственными для людей его круга душевными муками.

Отметив это обстоятельство, Кэлвин, тщательно подбирая слова, произнес:

— Вы не должны упрекать себя, милорд, за то, что могло случиться в любой семье. Буду откровенен с вами: мне мало что удалось узнать по вашему делу. Свидетелей нет, а место, где в последний раз видели пропавших, совершенно затоптано.

— Бога ради, я заплачу вам в два… в три раза больше вашего обычного вознаграждения…

Граф Шербрук тяжело поднялся с массивного кожаного кресла и взял со стола миниатюру в золотой рамке. При этом все, что еще оставалось в его облике от аристократической сдержанности, словно исчезло.

— Возможно, это вам как-то поможет. Портрет сделан на Рождество. Мне кажется, сходство схвачено очень верно.

Не говоря ни слова, Кэлвин принял миниатюрное изображение ребенка и несколько минут пристально всматривался в черты мальчика. Маленький Уильям Гарет оказался живым очаровательным малышом с копной золотисто-русых волос, судя по всему, унаследованных от отца, и большими зелеными глазами. Художнику действительно удалось довольно точно передать налет нортраповского высокомерия, особенно проявлявшегося в очертаниях круглого подбородка мальчика.

Молча кивнув, Кэлвин передал миниатюру графу, который, склонившись над столом, продолжал говорить тихо и торопливо:

— Вы должны непременно вернуть мне сына живым и здоровым, и не только ради самого малыша. С тех пор, как родился Уилл… графиня не очень хорошо себя чувствует. Врачи утверждают, что у нее больше не будет детей. Если она потеряет своего единственного сына…

Лорд Шербрук резко замолчал и глубоко вздохнул, потом твердо посмотрел Кэлвину в глаза.

— Поэтому, как вы понимаете, мистер Чапел, я заплачу столько, сколько вы запросите, только скажите, что беретесь за это дело.

— Прошу прощения, милорд, но я охотно займусь им… и за обычную плату.

— Ах, как это гуманно! — неожиданно раздался за спинами собеседников чей-то раздраженный голос.

Кэлвин внутренне сжался, уловив издевательские нотки в возгласе остановившегося в дверях франтоватого молодого человека его возраста. В отличие от графа этот джентльмен был одет безукоризненно. На нем отлично сидел хорошо сшитый сюртук серебристо-серого цвета, который к тому же выгодно подчеркивал его белокурые волосы и бледность лица. Тем не менее, при взгляде на обоих мужчин не оставалось никаких сомнений в их сходстве и в том, что вошедший — не кто иной, как почтенный Невилл Нортрап, младший брат графа.

Подтверждая догадку сыщика, лорд Шербрук без лишних предисловий коротко бросил в ответ:

— Есть новости, Невилл?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

— Сегодня мы осмотрели все дороги, ведущие на север, — ответил он, направляясь к ближайшему столику розового дерева и протягивая руку к хрустальному графину с бренди. — Мы разъехались по нескольким направлениям и поговорили, по крайней мере, с двадцатью трудягами-оборванцами. Однако ни один из них не видел ни Уилли, ни его няньку.

— В таком случае, черт побери, попробуйте снова отправиться на юг… или на восток, или на запад… ты понимаешь меня?

— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Невилл и, вытащив из графина пробку, налил себе приличную порцию спиртного.

Воспользовавшись случаем, Кэлвин получше присмотрелся к нему. Физическое сходство между братьями было не столь разительным, как это казалось на первый взгляд. Облик Невилла давал неясное представление о графе Шербруке в молодости. Кроме того, вяло очерченный рот Невилла вместе со склонностью к полноте производил впечатление некоторой безвольности.

Не обращая внимания на пристальный взгляд Кэлвина, Невилл Нортрап продолжал:

— Рискую предположить худшее: не возникала ли у тебя мысль, что, возможно, это вовсе не похищение?.. Может быть, с Уильямом и няней произошел несчастный случай, например, в том глиняном карьере…