Вновь не получив никакого ответа, Марселла топнула от злости ногой. «Вот досада-то», — негодовала она про себя. Впрочем, к беспокойству за судьбу брата примешивалась и обида за уязвленную женскую гордость. Разумеется, в ее планы вовсе не входила потеря добродетели. Однако насколько унизительно выступать в роли жертвы обольщения только ради того, чтобы уладить дела повесы!

Некоторое время Марселла робко рассматривала лежавшего на кровати мужчину, потом быстрым движением схватила край одеяла и накинула его на обнаженные чресла. Теперь Вольф не казался таким уж страшным… скорее, почти беспомощным и ранимым. Его золотистые ресницы отбрасывали на щеки легкую тень, одна рука сжимала простыню… Что кривить душой, подумала Марселла, несомненно, это был самый красивый мужчина, которому когда-либо почти удалось ее соблазнить.

Неожиданно из дальнего угла комнаты донесся бой часов, и приглушенный переливчатый звон отметил два часа ночи. Всплеск сожаления о том, что могло бы произойти, но не произошло, быстро сменился паническим страхом: если бы Вольф не уснул, Марселле пришлось бы провести рядом с ним остаток этой кошмарной ночи.

Осознание случившегося оказалось для девушки жестоким ударом. Она не только не добыла долговые расписки брата, но и стала настоящей пленницей, увезенной в совершенно неизвестную часть города. Можно было только догадываться, какие указания дал Вольф своим слугам, однако маловероятно, что ей позволят уйти отсюда самой. Кроме того, даже если бы и удалось вырваться на волю, она наверняка не смогла бы найти дорогу домой.

Марселла бросила презрительный взгляд на спящего врага, в то же время с тоской взирая на постель. Ложе было достаточно широким, чтобы на нем могли одновременно разместиться двое и даже трое человек. Вольф находится в таком состоянии, что совершенно не почувствует, если она прикорнет здесь на несколько минут, наконец решила Марселла.

По светским понятиям время было еще совсем не позднее, однако сегодняшние волнения просто вымотали бедную девушку. Если не остается ничего другого, как ждать пробуждения этого человека, что плохого в желании провести час-другой в более или менее сносных условиях? Вряд ли ее репутация пострадает еще больше, чем сейчас.

Марселла решительно сбросила туфли, затем после некоторого колебания сняла платье и, скользнув под атласное покрывало, устроилась на самом краю кровати. Матрац оказался неожиданно удобным, постельное белье было сшито из тончайшего полотна, а подушки, как ни странно, набиты нежнейшим пухом. Очевидно, все это ворованное, подумала девушка, из ограбленного во время отсутствия хозяев какого-нибудь богатого дома. Тем не менее, даже если простыни действительно краденые, это была самая удобная постель, на которой Марселле доводилось отдыхать. Впрочем, довольно трудно расслабиться, лежа в нескольких дюймах от обнаженного мужчины.

Стараясь держаться на расстоянии вытянутой руки от погруженного в сон молодого человека, Марселла сосредоточила свое внимание на мерцающих огоньках свечей и несколько долгих минут лежала в оцепенении, пока завораживающее пламя не околдовало ее и не обволокло дремотой.

Однако мысль о том, как отомстить наглецу, удерживавшему ее возле себя, заставила Марселлу встрепенуться. Ей не следовало столь безрассудно жертвовать своей репутацией. Если кто-нибудь узнает о том, что произошло, на нее станут смотреть как на падшую женщину, какой бы невинной она ни была. Так почему бы не извлечь выгоду из роли, которую ей неизбежно бы приписали окружающие?

Марселла позволила себе улыбнуться с мрачным удовлетворением, окончательно решив на рассвете принять вид мученицы и заявить о выполнении своей части договора. Вряд ли Вольф будет возражать против этого, ибо, судя по всему, он смутно вспомнит о происшедшем накануне. Таким образом ему придется отдать расписки Кларри, а Марселла покинет это место, сохранив невинность и избавив брата от долгов.

Что же касается этого негодяя Вольфа, этого зловредного Волка, то он никогда не узнает, что в затеянной им жестокой игре был обведен вокруг пальца скромным Жаворонком.

Глава 3

Очнувшись от тревожного сна, Марселла прищурилась от яркого света и вдруг с ужасом обнаружила, что находится совсем рядом с кровожадным зверем. Лишь спустя мгновение она поняла, что волчья морда у нее перед глазами — всего лишь изображение, вытатуированное на руке одного из представителей преступного мира, известного под кличкой Вольф, то есть Волк. Это могло означать только одно: Марселла нечаянно уснула в постели самого знаменитого лондонского преступника… чуть ли не в его объятиях!

«Вот досада», — в безмолвном отчаянии подумала девушка, слишком ясно представляя себе, в каком компрометирующем положении оказалась. Слава Богу, этот человек, кажется, еще спал. Впрочем, в таком случае вся ситуация становилась еще более интимной.

Лежа рядом с Вольфом, Марселла вдыхала исходивший от него слабый запах мускуса, чувствовала сквозь ткань своей рубашки тепло его обнаженного тела и слушала слегка шевелившее ее волосы ровное дыхание мужчины.

Теперь она понимала, какая неодолимая сила чувственного влечения исходит от одного обнаженного тела к другому, и неожиданно для себя осознала, что не в силах противиться этой порочной притягательности.

Решительно отбросив столь неприятные мысли, Марселла огляделась вокруг. Судя по всему, рассвело совсем недавно, потому что смутный свет серого утра едва пробивался сквозь предрассветную мглу. Это уже давало некоторую надежду. Возможно, ей еще удастся вовремя попасть домой и таким образом избежать докучливых расспросов со стороны родителей и Кларри.

Марселла принялась осторожно высвобождаться из сонных объятий Вольфа, стараясь не обращать внимания на то обстоятельство, что укрытый покрывалом молодой человек был совершенно голым. Однако, когда спящий неожиданно пошевелился во сне, эта волнующая подробность предстала перед ней со всей своей шокирующей ясностью.

Рука Марселлы, до этого невинно покоившаяся на бедре Вольфа, вдруг соскользнула вниз и оказалась прижата к мужской плоти.

Девушка едва не вскрикнула от испуга. Боже милостивый, она касается самой интимной части тела этого человека! Похолодев, Марселла подняла взор в полной уверенности, что теперь-то уж Вольф, наверняка, проснулся и смотрит на нее в ярости от столь неожиданной вольности. К великому облегчению, он продолжал спать, но под пальцами Марселлы вдруг что-то шевельнулось. Странное ощущение пробудило в душе девушки волну ужаса, к которому примешивалось и жгучее любопытство, Очевидно, это то самое, что произошло вчера вечером, когда Вольф возбудился прямо у нее на глазах, и она оказалась взволнованной свидетельницей этого захватывающего зрелища.

Снова взглянув на Вольфа, Марселла с облегчением удостоверилась, что глаза его по-прежнему закрыты, а лицо безмятежно. Однако тело мужчины продолжало пробуждаться, подавая весьма пугающие признаки активности. Теперь его детородный орган стал совсем твердым и слегка вздрагивал под ее ладонью.

Пальцы Марселлы непроизвольно сомкнулись на нем, и она с удивлением обнаружила, что охватывает твердый стержень… словно в ее руке оказалась сабля в шелковых ножнах. Марселле вдруг нестерпимо захотелось, чтобы этот горячий клинок вонзился в нее. В душе Марселла была потрясена этим открытием, ибо, разумеется, такие мысли не могли прийти в голову ни одной приличной женщине. Однако тело Марселлы раздирали неведомые ей прежде ощущения: груди ее напряглись и туго натянули шелк рубашки, в то время как внизу живота медленно разливалась томительная теплота.

Эта теплая волна заставила затрепетать нежные лепестки женской плоти между бедер Марселлы. Казалось, в ответ на пылкое чувство там распускается невиданный цветок. Это обещало невиданное наслаждение, о котором можно было только подозревать, имея смутное представление о манящих радостях любви.

Желая узнать еще больше, Марселла начала отважно ласкать великолепный символ мужского достоинства, помня, как это делал ночью сам владелец столь превосходного орудия любви.

Отклик на эти робкие попытки оказался быстрым и напористым. Мужчина плотнее прижался к девичьему телу и принялся ритмично двигаться, заставляя свой напряженный орган тереться о сжимавшие его пальцы. Несколько капель жидкости увлажнили руку Марселлы. Вслед за этим она почувствовала влагу у себя между ног, в то время как теплые волны буквально пронизывали все ее тело.

Господи, неужели она умирает… или с нею происходит нечто гораздо более интересное?..

— Кто вы такая, разрази меня гром? — неожиданно раздался голос Вольфа.

Этот резкий окрик вырвал девушку из оцепенения. Подавив готовый сорваться с губ крик ужаса, Марселла высвободилась из объятий мужчины и теперь сидела, сжавшись в комок, прижав к груди угол золотистого покрывала. Разумеется, Вольф должен понять, что это всего лишь недоразумение, и она вовсе не собиралась прикасаться к нему столь интимным образом. И все же щеки Марселлы пылали от смущения. Она испуганно подняла глаза и сразу наткнулась на хищный взгляд Вольфа.

«Но ведь ты собиралась убедить его, что он получил свое, — напомнил Марселле внутренний голос. — Сейчас это будет очень легко сделать, особенно учитывая случившееся».

Пока Марселла собиралась с духом, Вольф небрежно откинулся на подушки, нисколько не смущаясь своей наготы, и с угрожающим выражением лица повторил вопрос:

— Кто вы такая, разрази меня гром… и какого черта делаете в моей постели?

— Я… я — Жаворонок, — еле слышным шепотом медленно проговорила Марселла. Интуиция подсказывала ей ничего больше пока не рассказывать о себе. О какой сделке между ними может идти речь, если вчера, судя по всему, Вольф так нагрузился, что забыл даже ее имя?..

Марселла судорожно сглотнула, почувствовав при этом, как мучительно сжалось горло, и более ясным голосом пояснила:

— Вы, конечно, помните, мистер Вольф, вчера вечером мы с вами заключили соглашение.

— Соглашение? — подозрительно переспросил Вольф, из речи которого снова полностью исчезли интонации, свойственные говору простого люда.

— Д-деньги, которые должен вам мой брат, — кивнула Марселла, — десять тысяч фунтов. Вы сказали, что простите ему этот долг, если я проведу с вами ночь.

— Я вижу.

Марселле было совершенно непонятно, как он мог что-либо видеть налитыми кровью глазами, да и чувствовал себя Вольф, судя по всему, неважно. Лицо его покрывала нездоровая бледность, как у человека, мучимого болью или последствиями злоупотребления спиртным.

Запустив руку в спутанные белокурые волосы, Вольф подмигнул девушке, потом холодно спросил:

— И я сполна получил за свои деньги?

Негодование, поднявшееся в душе Марселлы, заглушило проблески угрызений совести. Вольф сам устанавливал условия сделки, и она честно провела ночь в его постели. Не ее вина, что особые обязательства, которые, судя по всему, от нее требовались, не уточнялись более подробно.

— Разумеется, милорд Вольф, — промурлыкала Марселла, изобразив на лице, как она надеялась, страстную улыбку. — Вы даже утверждали, будто прежде вам никогда не доводилось испытывать с женщиной столь полное наслаждение.

С этими словами Марселла рассчитанным движением выпустила из рук край одеяла, с тем, чтобы противник поверил в ее ложь. Вольф утверждал, что соблюдает воровской кодекс чести, который стоит честного слова джентльмена. Если повезет, скоро она вырвется отсюда целой и невредимой да еще с долговыми расписками Кларри на руках.

Зеленые, словно листва лесной чащи, глаза Вольфа бесконечно долго блуждали по изгибам ее женственной фигуры. Марселла твердо выдержала этот взгляд, хотя с горечью сознавала, сколь жалкое зрелище представляла собой сейчас: полуодетая, с затуманенными от сна глазами и непристойно растрепанными волосами. Вряд ли ее тело соответствовало изящному соблазнительному облику женщины, из-за которой стоило вести торг. По уклончивому ответу Вольфа Марселла так и не поняла, остался ли он доволен этим молчаливым осмотром.

— Я рад услышать, что вы с таким… воодушевлением выполняли свою часть сделки. К сожалению, должен признаться: я не в состоянии ответить вам тем же.

— Что вы имеете в виду?

— Все очень просто, — пожал плечами Вольф. — Как бы я ни хотел вам услужить, но этой стороной наших дел занимается мой партнер. Если у кого и находятся расписки вашего брата, так у него.

Не дожидаясь ответа Марселлы, Вольф откинул одеяло и встал с постели, затем, даже не стараясь скрыть свою наготу, непринужденно направился в часть комнаты, отгороженную ширмой со створками, обтянутыми имитирующей гобелен тканью.

Марселла растерянно смотрела ему вслед, больше пораженная его словами, чем откровенной наготой мужского тела. Значит, у него нет и никогда не было расписок Кларри?! Оказывается, этот разбойник солгал ей, обманул без всякого зазрения совести? Правда, он не лишил ее невинности, зато сделал из нее настоящую дуру и, несомненно, погубил ее репутацию.