Тесс знала, что представляет собой День отдыха, и считала это нестоящим мероприятием. В один из дней, предшествующих Дню Колумба, ректор приказывала включить звонки одновременно во всех аудиториях колледжа, и занятия тут же прекращались. А студентки предположительно должны были на велосипедах, пешком или еще как-нибудь отправиться на пикник и наслаждаться природой, вдыхать аромат роз или заниматься другими идиотскими вещами. И хотя Тесс была сторонницей традиций, но эта казалась ей безумно глупой. Еще большей глупостью было то, что «красотки» требовали предоставить им День отдыха всего через два дня после начала занятий.

Одно было Тесс абсолютно ясно: ей не нравилось в колледже. Девушки, все без исключения, были снобами и думали только о косметике, прическах да о пиве. Не говорили ни о чем другом, кроме как о мальчиках и сексе, и вдобавок постоянно сплетничали друг у друга за спиной.

Что касается мальчиков, то нельзя сказать, чтобы они были такими же никудышными. Ведь Тесс выбрала Смитовский колледж именно потому, что Питер Хобарт учился в Амхерстском колледже, расположенном по соседству. Откуда ей было знать, что в тот год Питер будет учиться за границей, в Женеве? Отец сообщил ей об этом уже летом, когда вернулся из поездки в Сингапур. Кстати, там он открыл еще один филиал текстильной компании «Хобарт», чтобы заработать еще больше денег для себя и семьи Питера, хотя и без того у них их было невпроворот. Предполагалось, что новая фабрика будет выпускать комбинезоны из синтетической ткани, которые сейчас были в моде, и при этом из дешевого сырья и с помощью еще более дешевых рабочих рук.

Отец забыл сказать Тесс, что Питер едет в Женеву изучать бизнес. В этом не было ничего удивительного, потому что в семье Джозефа Ричардса его жена, а не он, ведала сердечными и душевными делами. Что же касается самого Джозефа Ричардса, то всю свою страсть он отдавал работе и еще акварелям, которые писал в своей студии. Молодой Питер Хобарт не вызывал у него особого интереса. Тесс видела Питера всего два-три раза в году, когда отец брал ее с собой в Нью-Йорк или когда Питер приезжал с матерью в Сан-Франциско. Тесс познакомилась с Питером пять лет назад, когда ей было тринадцать, и мать тут же объявила ей, что именно за него Тесс выйдет замуж. Никто другой ее не достоин.

И вот теперь Питер где-то далеко, в тысячах миль отсюда. Одно хорошо: ей не придется носить ужасные комбинезоны из синтетики, которыми мать набила ее чемоданы, или подкрашивать ресницы тушью «соболиный мех», которая, по словам матери, «так прекрасно оттеняет глубину ее карих глаз».

Карие глаза. Господи, разве можно понять что-нибудь из этого названия, когда в одно мгновение они зеленые, а в следующее уже темные, ореховые. Совсем как и ее неопределенного цвета волосы: слишком темные для блондинки и слишком светлые для брюнетки. Одним словом, нечто среднее и непонятное. Среднее, серое, расплывчатое. Тесс вспомнила слова одного из американских президентов о том, что люди существуют в «серых сумерках серости». Не была ли ее судьба уже предопределена цветом ее глаз и волос?

Тесс закрыла книгу и повернулась на спину. Дом сотрясался от песни «Ухвати тигра за хвост», а Тесс спрашивала себя, есть ли среди девушек хотя бы одна, что интересуется оттенками цветов и знает их названия или пытается разгадать свою карму. Наверное, таких нет. Их притягивали более прозаические вещи, к примеру, День отдыха.

Тесс зажмурила карие глаза и пришла к выводу, что всякий компромисс напрасен. Как бы ни были довольны родители, Тесс была чуждым элементом в Смитовском колледже.

Она вздохнула, потянулась к телефону у кровати и по кредитной карточке позвонила в Сан-Франциско. Трубку взяла мать.

– Милочка! – на высокой ноте прокричала она. – Я ждала твоего звонка. Как дела? Как тебе там нравится? Ты, конечно, в восторге!

Тесс крепко сжала трубку.

– Ты угадала, мама, – сказала она и представила себе мать с ее постоянным кипучим энтузиазмом и твердой верой в то, что дочь Джозефа и Салли Ричардс была уникальным ребенком, ниспосланным им небесами и осветившим новым светом их жизнь. – Здесь просто замечательно, – сказала Тесс и снова изо всех сил зажмурилась, потом подняла руку и пощупала пальцем две глубокие морщины у себя на лбу – свидетельство душевных мук, которые, по словам матери, «слишком рано наложили на нее свой отпечаток».

– Что там у вас за шум?

– Все требуют побыстрей назначить День отдыха.

Миссис Ричардс весело расхохоталась.

– Не рановато ли? – удивилась она. – Скажи мне, как отреагировала ваш ректор. Конечно, вы все ходили ее упрашивать. И чем же все кончилось?

Тесс накручивала на палец телефонный шнур. Она знала, что мать мечтала вместе с дочерью снова пережить чудесные мгновения своей молодости, как, впрочем, и все бывшие студентки Смитовского колледжа. Именно поэтому Салли Ричардс и отправила дочь в этот колледж, это было естественно и не требовало обсуждения.

– Ректор посмеялась над нами, – ответила Тесс так, как и ожидала мать.

Тесс не имела ни малейшего представления о подлинной реакции ректора, но она наслушалась достаточно историй о Дне отдыха и «красотках в квадрате», чтобы знать, чего требовала от ректора традиция.

– Как прекрасно, – ворковала мать, – что некоторые вещи никогда не меняются.

Мысли лихорадочно заметались в голове у Тесс. Мать страшно гордилась тем, что Тесс учится в Смитовском колледже. Гордилась, что ее слишком обыкновенное чадо было тем не менее не похоже на дочерей ее друзей, проводивших время в беготне по магазинам, сборе приданого или чтении журнала «Невеста». Невозможно было теперь огорчить мать, сказав ей, что она, Тесс, хочет оставить колледж и покинуть Нортгемптон навсегда или хотя бы до следующего учебного года, когда Питер возвратится в Амхерст и у нее появится причина здесь находиться. Нет, она не могла сейчас сказать матери, что, если бы не Питер и не планы матери относительно их будущего, Тесс предпочла бы вообще забыть о колледже и отправиться путешествовать по Европе. Но Тесс знала, что мать, как и Питер, осудит легкомысленное бродяжничество по молодежным турбазам. Люди их класса не ведут себя столь безответственно.

Тесс прижала пальцы к виску: у нее разболелась голова. Она смотрела на раскачивающееся на стене панно-макраме и гадала, как скоро оно сорвется и упадет на пол, не выдержав сотрясавшего дом грохота музыки.

– Знаешь, мама, у меня возникла небольшая проблема.

– Что такое, девочка? Тебе не нравится еда? Я поговорю об этом.

– Нет, мама, еда хорошая. Это мои головные боли. Они снова вернулись.

– Ты принимаешь таблетки?

– Да, но они мало помогают из-за шума. Я знаю, как тебе нравилось жить в «Квадрате», но для меня здесь слишком шумно.

– Но, девочка, шум – это часть веселья.

– Ты жила здесь в пятидесятых, мама. Тогда еще не изобрели рок-музыку.

– Почему же? У нас были Бо Дидлей и Бадди Холли.

– Им далеко до Брюса Спрингстина и «Е-стрит бенда».

– Как ты сказала?

Тесс чуть не застонала.

– Мама, я не могу заниматься. Не могу сосредоточиться.

– Если ты хочешь заниматься, – рассмеялась миссис Ричардс, – то иди в библиотеку. Но главное, чтобы ты жила в «Квадрате».

Тревожные нотки в голосе матери сменили прежний энтузиазм, свидетельствуя, что она готовит себя к новому выпаду со стороны Тесс.

– Мама, – как можно убедительнее произнесла Тесс, – я хочу переехать отсюда. Я хочу жить в другом общежитии. Там, где потише.

Некоторое время царило молчание. Наконец миссис Ричардс заговорила:

– Ты знаешь, мы заплатили много денег, чтобы ты могла жить в «Квадрате».

Тесс вздохнула. Музыка переменилась. За дверями, в коридоре, теперь неистовствовал Сантана.

– Я должна переехать, – повторила Тесс. – Если ты мне не разрешишь переехать, мне придется бросить учебу в колледже.

– Ты не можешь бросить учебу в таком колледже.

По тону матери можно было подумать, что Тесс грозит ей самоубийством.

– Я брошу учебу, мама, если не перееду из «Квадрата».

Тесс задержала дыхание, боясь, что на другом конце провода будет слышен стук ее сердца. Она не любила огорчать мать. И все-таки вечно ее огорчала.

– Хорошо, Тесс. Утром я обо всем договорюсь.

Положив трубку, Тесс обняла подушку и изо всех сил прижала ее к груди. Она пообещала себе, что еще раз попробует перебороть свое настроение. Она останется в колледже, а когда на следующий год Питер вернется в Амхерст, она будет носить комбинезоны из синтетики и подкрашивать ресницы тушью «соболиный мех». Может случиться, что Питер полюбит ее. Тогда наконец она сделает свою мать по-настоящему счастливой.


В следующую субботу Тесс собрала вещи и переехала на четвертый этаж общежития Моррис-хаус. Здание было старым, туалеты и ванные наперечет, а стиральные машины в подвале можно было сдавать в музей как экспонаты некой далекой эпохи. Большинство девушек почти не пользовались косметикой и носили линялые джинсы и мужские фланелевые рубашки.

Тесс как раз вешала занавески на окна в своей новой комнате, когда кто-то постучал в незапертую дверь. Она обернулась, не слезая со стула, и увидела ту самую девушку, с которой познакомилась на лекции по английскому языку.

– Как? – удивилась Тесс. – Ты что, здесь живешь?

Девушка кивнула и удивилась в свою очередь:

– А я думала, ты живешь в «Квадрате».

– Там слишком шумно. – Тесс слезла со стула. – Я забыла, как тебя зовут.

– Чарли. Чарли О’Брайан.

– Ага, Чарли. Теперь вспомнила.

– Хочешь, я помогу тебе с занавесками? – предложила Чарли.

Тесс улыбнулась. В «Квадрате» ей никто не предлагал никакой помощи. Определенно ей тут понравится.

– Спасибо, я уже все сделала. А где твоя комната?

– Напротив через коридор. Двойная.

– Прекрасно. Ты будешь помогать мне с грамматикой.

Чарли рассмеялась.

– Я собираюсь сегодня купить пиццу. Может, зайдешь ко мне?

– С удовольствием. Почему бы и нет. У тебя есть соседка?

Чарли секунду помолчала.

– Да, есть. Но вечером ее не будет дома.

– Наверное, у нее свидание. Вот здорово, быстро она сориентировалась! – воскликнула Тесс и тут же подумала, что, возможно, у нее слишком радужное представление о девушках в новом общежитии, возможно, это те же «красотки», но с ограниченным бюджетом.

– Ты с чем хочешь пиццу? – спросила Чарли.

– Со всем, – ответила Тесс, удивляясь, что Чарли оставила без внимания ее замечание насчет соседки.

Но не это главное. Важно, что Тесс наконец выискала в колледже единственного человека, который не был снобом, хотя имел для этого все основания: Чарли была прехорошенькой.


Они сидели на полу в комнате Чарли, ели пиццу и слушали Кэрол Кинг. Около девяти дверь открылась, и кто-то вошел в переднюю.

– Вкусно у вас тут пахнет, – произнес хрипловатый голос.

Девушка заглянула в комнату Чарли. У нее было красивое лицо и самые потрясающие черные волосы, какие Тесс когда-либо видела.

– Простите, Чарли, – сказала красавица. – Я не знала, что у вас гости.

У девушки был незнакомый Тесс странный акцент. Определенно не бостонский, но и не бруклинский.

– Познакомьтесь с нашей новой соседкой, – пригласила Чарли черноволосую девушку, которая уже собралась уйти. – Она только что въехала в комнату напротив. Мы с ней в одной группе английского языка. Тесс, познакомься, это... Это Марина.

– Хочешь? – предложила Тесс, показывая на уже размокшую картонную коробку, стоявшую на полу. – Тут еще две порции.

Марина потрясла головой:

– Нет, мне надо заниматься.

– Как прошло свидание? – поинтересовалась Тесс; она не стеснялась незнакомки, помня, как легко подружилась с Чарли.

– Свидание? Ах да, свидание. Все было очень хорошо. Рада была познакомиться с вами, Тесс.

Марина ушла к себе в комнату. Может, сыграл свою роль акцент, или дорогая одежда, или уверенная походка, но Тесс внезапно осенило, кто была соседка Чарли: Марина Маршан, и не просто Марина Маршан, а принцесса Марина Маршан. Тесс слышала, что принцесса учится в колледже, но ей и в голову не приходило, что она живет в общежитии, да еще в Моррис-хаусе и в двойной комнате. Тесс сняла кусочек перца с уже почти остывшей пиццы.

– Почему ты скрыла от меня, что твоя соседка принцесса? – шепотом упрекнула она Чарли. – Я ведь переехала из «Квадрата», чтобы жить с обыкновенными людьми.

– Я все слышу, – донесся из другой комнаты голос с акцентом.

Тесс проглотила перец и чуть не подавилась от смущения.

– Извините, – сказала она, обращаясь к стене, взглянула на Чарли и скорчила гримасу. – Извините.

Чарли пожала плечами.

Тесс помнила, что среди многих ее недостатков числился один, который мать называла невоспитанностью и который Тесс старалась побороть. Как бы там ни было, Тесс никогда никого не обижала намеренно. Она встала.