– Ты написала в своем последнем письме, что по-прежнему встречаешься с Питером, – наконец решилась Тесс.

Чарли удивленно моргнула.

– Да. Он сейчас в аспирантуре в Гарварде. Это его последний год.

Тесс кивнула. Значит, в Гарварде. Наверное, в интересах бизнеса. Тесс улыбнулась, подумав, как все это скучно. Студентка-официантка поставила перед ними тарелки с курицей и спагетти.

– Что-нибудь планируете?

– Возможно, – ответила Чарли.

Несмотря на решимость все забыть, Тесс ощутила неприятную тяжесть в животе, где теперь было пусто, а еще вчера теплилась слабая жизнь. Чарли и Питер поженятся. Чарли станет миссис Питер Хобарт. Чарли, а не она, Тесс. Тесс взяла вилку и принялась накручивать на нее спагетти, стараясь не думать о матери.

– Что, опять курица? – раздался в столовой голос Марины, который нельзя было спутать ни с каким другим.

Тесс обрадовалась, что появление Марины прервало их с Чарли разговор. Она встала и обняла маленькую принцессу, надеясь, что Чарли не заметит, как сердечно она ее встречает, совсем не так, как встретила Чарли, и одновременно желая, чтобы это не ускользнуло от ее внимания.

– Боже мой, ваше высочество, – рассмеялась Тесс. – Как я рада вас видеть.

– А я вас, – шутливо присела Марина. – Вы не представляете, какое это счастье вновь оказаться в стране самых здравомыслящих людей на свете.

Тесс опять села, и Марина заняла стул рядом с ней. Тесс внезапно осенило, что она сидит между Чарли и Мариной, как чертополох между двумя розами.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Лондон – город безумцев? – пошутила Тесс.

Марина привычным жестом отбросила назад волосы.

– Лондон как Лондон. Дождливый, туманный и очень опрятный. Я занималась, а Николас всюду меня сопровождал. Я чуть не лезла на стену от тоски.

Чарли подняла стакан с водой.

– Давайте выпьем за твое возвращение в бурный Нортгемптон. И за твое, Тесс. Я без вас очень скучала.

Тесс показалось, что в глазах Чарли блеснули слезы. Уж не завидует ли Чарли тому, что они видели новые страны, а она торчала здесь безвыездно целый год? Но тут Тесс вспомнила о Питере. Интересно, кто кому должен завидовать?

Тесс ковыряла вилкой вялые переваренные спагетти. Неплохо было бы здешним поварам поучиться в Италии.

– В последний раз я видела тебя, когда ты собиралась ехать на свадьбу сестры.

– Не напоминайте мне об этом, – простонала Марина. – Она уже беременна. Слава Богу, я не буду там на крестинах в следующем месяце.

«Она беременна». Слова повисли в воздухе и растаяли. «У меня это было вчера, а сегодня...» – подумала Тесс.

– Ты с тех пор не была в Новокии? – спросила Тесс.

– Нет, – покачала головой Марина и посмотрела на тарелку, которую поставила перед ней официантка. – Хотя я слышала, что мой друг Виктор замышляет там беспорядки.

– Какие беспорядки? – заинтересовалась Чарли.

Тесс про себя от души пожелала, чтобы Чарли замолчала. Ей нравилось быть вместе с Мариной, но ей не нравилось общество Чарли. К тому же Тесс никак не могла избавиться от тяжелой, злой обиды. Она предполагала, что одного года в Италии, вдали от Нортгемптона, будет достаточно, чтобы залечить рану. Но встреча с Чарли вновь разбудила боль. Она испытывала неприязнь к подруге, у которой есть возлюбленный и которой никогда не придется делать аборт.

Марина взяла с тарелки куриную ногу, внимательно осмотрела ее и положила обратно.

– Предательство – это самое тяжелое преступление из всех, – сказала она.

Все замолчали. Тесс смущенно задвигалась на стуле. Никто из них не хотел говорить о Викторе и напоминать Марине о прошлых переживаниях. Тесс особенно не желала слышать слово «предательство».

– Кстати, я вам говорила, что мои родители целый год пробыли в Сингапуре? – объявила Тесс, откусывая кусок курицы.

Тесс знала, что это сообщение прежде всего заинтересует Чарли. В конце концов, родители работали в Сингапуре на мать Питера, но почему-то Тесс не могла избавиться от желания исключить Чарли из разговора, делая вид, что ее не существует. Тесс понимала, что разговор о дальних незнакомых странах автоматически обрекает Чарли на молчание, потому что ей нечего сказать. Скорее всего родители Чарли никогда не отъезжали от своего дома дальше гор Поконо, и то подобная поездка на отдых была целым событием. Если, конечно, не считать приезда в Нортгемптон матери Чарли, когда ее дочь была в больнице. Тесс с трудом проглотила кусок курицы и запила его большим глотком воды. Если она будет испытывать такие страдания, то, пожалуй, не дотянет до конца курса.


Через пару недель жизнь вошла в свое обычное русло. И все-таки что-то изменилось. Чарли проводила все субботы и воскресенья с Питером. Марина целиком погрузилась в учебу и, казалось, была вполне довольна этим. Правда, как-то раз она вызвала Тесс из комнаты и шепотом сообщила ей, что Алексис родила сына, или, как Марина его называла, несчастного принца. Что же касалось Тесс, то она находила утешение в одиночестве. Она особенно чувствовала обретенную свободу, работая в стеклодувной мастерской при Масуниверситете, где забывала о своих проблемах и отгоняла по мере возможности мучительные воспоминания об аборте. Уже не столь тесные, как прежде, узы дружбы связывали трех молодых женщин, и Тесс это нравилось, потому что чем реже она видела уродливый шрам на лбу Чарли, тем лучше.

Однажды в субботу Тесс на автобусе возвращалась в Нортгемптон и, не теряя зря времени, набрасывала эскиз вазы. Ваза будет синей, кобальтовой с белым, и она подарит ее родителям на Рождество. Ваза предназначалась для их музыкальной комнаты, где она будет прекрасно смотреться у большого окна с видом на залив Сан-Франциско. Тесс мало рассказывала родителям о своих успехах, полагая, что лучшим доказательством прогресса будут плоды ее труда. Возможно, тогда мать одобрит ее выбор. Возможно, она смирится с тем, что Питер Хобарт никогда не женится на ее дочери.

С остановки автобуса Тесс, нагруженная эскизным альбомом и чемоданчиком с инструментами, медленным шагом направилась к общежитию. Воздух был полон холодного дыхания осени; приближался День отдыха, но Тесс, как почти всех старшекурсников, это мало интересовало.

Она как раз подходила к общежитию, когда две полицейские машины остановились у тротуара. Их синие мигалки были выключены, сирены молчали. Одна машина принадлежала полиции штата, другая городской полиции Нортгемптона.

Тесс ускорила шаг, решив, что с кем-то что-то случилось. Сначала она подумала, а не попала ли Чарли снова в какую-нибудь беду, но тут же отвергла эту мысль, догадавшись, что принимает желаемое за действительное, и устыдившись своей низости.

Она быстро поднялась по ступенькам и вошла на веранду. Нигде не было видно ни полицейских, ни других представителей закона. Но когда Тесс отворила дверь и вошла в холл, она сразу увидела двух полицейских из полиции штата и знакомого городского полицейского рыжего Джо Лайонса, племянника Делл, придерживающегося правых взглядов.

– Марина? – вопросительно позвала Тесс и подошла к группе людей.

Все замолчали. Марина посмотрела на Тесс.

– Тесс, – сказала она.

– Марина, что случилось?

Тесс переводила взгляд с одного лица на другое. Все продолжали молчать. Наконец Марина приблизилась к Тесс и положила ей руку на плечо.

– Боюсь, у нас для тебя плохие новости, – тихо сказала она.

– Это Чарли? Что-нибудь случилось с Чарли?

Она очень надеялась, что ее вопрос не откроет всем ее тайного желания.

Но Марина покачала головой.

– Нет, Тесс, – сказала она, и ее голос звучал более хрипло, чем обычно, а акцент усилился. – С Чарли все в порядке. Давай присядем.

Марина повела ее к жесткому дивану, стоявшему у стены.

– Зачем? – спросила Тесс.

Зачем Марина хочет усадить ее на диван?

Они сели, и Марина взяла ее за руку.

– Как я тебе сочувствую, Тесс, – сказала принцесса и обняла подругу.

Тесс высвободилась из объятий.

– Господи, неужели никто не скажет мне, что случилось?

Марина вздохнула и посмотрела на полицейских. Джо Лайонс выступил вперед.

– Случилась авария, – начал полицейский Лайонс.

Какая авария и какое она имеет к ней отношение?

– Разбился самолет, – продолжал Джо.

Страшное предчувствие охватило Тесс.

– В Сан-Франциско.

В Сан-Франциско? Тесс хотела что-то сказать. Спросить. Но слова не складывались в фразы.

Джо Лайонс крутил в руках фуражку.

– Это ваши родители, Тесс. Они погибли.

Тесс секунду смотрела на Джо. Потом на альбом в своих руках. Непонятно зачем, она стала загибать кончики страниц. Снова посмотрела на Джо. Марина опять взяла ее за руку.

– Самолет летел из Сингапура, – объяснял Джо, все так же терзая фуражку. – Он проскочил посадочную полосу и упал в залив. – Джо вытер лоб. – Считают, это произошло по вине пилота.

Джо произнес последние слова так, словно сам был виновником катастрофы.

Тесс услышала, как за ее спиной открылась входная дверь. Она продолжала смотреть на впившиеся в фуражку пальцы Джо Лайонса.

– Что тут происходит?

Тесс узнала голос Делл. Она хотела повернуться к ней, но, словно загипнотизированная, смотрела на пальцы Джо, мявшие фуражку, надеясь, что некое волшебство изменит ход событий и Джо возьмет обратно свои слова.

– Мне позвонили, чтобы я приехала в Моррис-хаус, – сказала Делл; Тесс почувствовала, что она обращается к Джо. – Что случилось?

Тесс наконец оторвала взгляд от фуражки Джо и его пальцев. Она повернулась к Делл, прижимая к груди альбом.

– Ничего особенного, – сказала она спокойно. – Кажется, мои родители погибли.

Тесс медленно направилась к лестнице наверх, но Делл схватила ее за локоть.

– Тесс, – позвала она.

Тесс остановилась. Она смотрела на лестницу, на деревянные ступеньки, по которым столько раз взбегала за прошедшие годы. Лестница вдруг показалась ей крутой и непреодолимой.

– Тесс, – снова позвала Делл, и Тесс почувствовала, как ее обняли. – Боже мой, что случилось?

Дрожь началась где-то в ногах и поднималась все выше, пока не дошла до сердца. Тесс швырнула на пол альбом и зарыдала.


Глухо звучала органная музыка. Тесс сидела на стуле с высокой спинкой в похоронном бюро «Золотые ворота» и смотрела в пол. Она не знала, почему дала согласие поскорее завершить все дела, связанные с похоронами, в том числе поторопиться с заупокойной службой. «Заканчивай все побыстрее и возвращайся к нормальной жизни», – так посоветовали ей Грейсоны и Аршамбо. «Что они могут понимать? – рассуждала сама с собой Тесс, изучая фиолетового цвета ковер под ногами и стараясь не замечать удушающего аромата лилий и роз. – Грейсоны и Аршамбо провожают всего лишь друзей, а не родственников; партнеров по бриджу и утренним пробежкам, тех, кто больше не пригласит их на обед по случаю Дня благодарения».

Тесс не прислушивалась к словам священника. Он не был знаком с ее родителями и ничего о них не знал. Он не знал, что они завещали кремировать их, а прах развеять над Тихим океаном. Но останки не были найдены, и по иронии судьбы океан поглотил их тела, а не пепел. Так или иначе, Тихий океан стал для них могилой.

Тесс посмотрела на свои ноги в туфлях без каблуков, носки которых высовывались из-под длинной черной юбки. Девушке вдруг пришло в голову, что больше нет необходимости одеваться по вкусу матери или пользоваться косметикой, которую она ей выбирала. Больше никогда ей не придется угождать матери. Или отцу. Или кому-то еще. Не осталось никого, кому надо было бы угождать. Тихий вопль, а скорее стон, вырвался из ее груди, и она торопливо прикрыла рот ладонью, надеясь, что его никто не услышал.

Рука легла ей на колено. Рука Делл – подруги матери тех далеких лет, женщины, которая стала другом Тесс. Делл согласилась взять у Марины деньги, чтобы пересечь страну от побережья до побережья и принять участие в похоронах. Марина и Чарли тоже хотели приехать, но Тесс им запретила. Она не нуждалась во внимании принцессы и ее телохранителя. И еще она не хотела присутствия Чарли. Она боялась, что вместе с Чарли появится и Питер. А если приехала бы только Чарли, невыносимо было бы видеть ее в одной комнате с матерью Питера, женщиной, которая никогда не станет свекровью Тесс, о чем Салли Ричардс уже никогда не узнает.

«Элизабет Хобарт, – подумала Тесс и заставила себя поднять голову и взглянуть на мать Питера, – все-таки у нее хватило порядочности приехать на похороны».

Тесс закрыла глаза, сжала руку Делл и постаралась забыть о том, что, если бы не безграничная жадность Элизабет Хобарт, не ее погоня за деньгами и властью, родители были бы живы.

Наконец служба кончилась.

Серебряные подносы с крошечными пирожными и печеньем, тонкие фарфоровые чашки с чаем были расставлены на столе в гостиной похоронного бюро. Тесс не хотела туда идти. А куда ей было идти? Домой? Она стояла, почти прижавшись к стене, и смотрела на стол с угощением, как будто могла найти там ответы на свои вопросы. Грейсоны, Аршамбо и другие, сбившись в небольшие группки, о чем-то говорили, но до Тесс долетали лишь отдельные слова.