– Нет, Питер, я не жалею, что вышла за тебя замуж.

Она погладила бархат дивана и заметила, как сильно он вытерся. Наверное, пришло время сменить мебель в этой комнате, да и отремонтировать или переделать всю эту старую гробницу, покинутую своей владычицей. Возможно, ей следует жить как прежде, надеясь, что теперь, когда умерла Элизабет, жизнь улучшится.

Но тут Чарли вспомнила о Дженни, как она стояла у окна и смотрела во двор. О том, что на ней лежит обязанность устроить жизнь дочери наилучшим образом.

– Я не столько беспокоюсь о себе, сколько о Дженни, – сказала Чарли.

– Мама никогда не представляла, как много значит для нас Дженни. Особенно после... – Он откашлялся, так и не закончив фразу. – Но все-таки она оставила ей Фаберже.

– Небольшой пустячок.

Чарли и сама удивилась, сколько яда было в ее голосе.

– Трудно назвать пустячком предмет, стоящий несколько сотен тысяч долларов.

Чарли расхохоталась:

– Перестань, Питер. Одно только ожерелье твоей матери из бриллиантов и сапфиров стоит дороже любого такого яйца.

Она поднялась и подошла к окну, туда, где раньше стояла Дженни. Чарли попробовала погасить свой гнев.

– К тому же, – добавила она и махнула рукой, – дело совсем не в деньгах, а в том, что Элизабет так никогда и не приняла Дженни. Даже после своей смерти.

Питер подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи.

– Я уверен, мама учла, что Дженни будет моей наследницей. Все заработанные деньги в конце концов достанутся ей. Так же как и дом.

Чарли продолжала смотреть в окно. Дженни, опустив голову, медленным шагом пересекала лужайку; она направлялась к конюшне.

– Попробуй объяснить это четырнадцатилетнему подростку, когда бабушка только что ранила ее в самое сердце.

Питер убрал руки с ее плеч.

– Проклятие, Чарли! Ты ведешь себя как избалованный ребенок. И это после всего того, что мать для тебя сделала...

Он ударил ладонью по столу, и Чарли показалось, будто он дал ей пощечину.

– Боже мой, Чарли, прости меня. Это было глупое замечание.

Чарли крепко обхватила себя руками. Она смотрела на мужа и молчала.

– Я не знаю, как это у меня выскочило.

Наконец она взяла его за руку.

– Ты сказал это потому, что веришь в свои слова.

Питер покачал головой. В его глазах стояли слезы.

Чарли вспомнила их первую ночь здесь, в особняке. Тогда она тоже видела слезы в глазах Питера: его мать чуть их не выгнала. Вот почему Чарли так старалась, вот почему ходила на симфонические концерты, в музеи и на балет. Ей казалось, что таким образом она угодит Элизабет и заставит ее примириться с ней, а Питер поймет, как ему повезло, что он женился на ней. Прошло несколько лет, прежде чем Чарли поняла, что Элизабет считала это пустым времяпрепровождением, так как главным для нее был бизнес. И вместо того, чтобы сблизить их, усилия Чарли еще больше углубляли разделявшую их пропасть. Ирония заключалась в том, что задолго до того, как в ее жизнь вошел Питер, Чарли сама хотела заниматься бизнесом, но Элизабет посмеялась над ней. Чарли рассталась с мечтой о карьере, а постоянная занятость и бешеный ритм жизни стали для нее своего рода убежищем, способом убить время, поводом выбраться из особняка на волю, избавиться от пристальной опеки ревнительницы матриархата. Она надеялась, что когда-нибудь завоюет одобрение и уважение Элизабет, и не отступала от цели.

– Твоя мать не виновата, что была такой, – сказала Чарли и вытерла слезу со щеки мужа. – И я тоже. Все мы стараемся перебороть свою натуру. Это все, что мы можем сделать.

Питер закинул назад голову, словно не давая вылиться новым слезам.

– Не знаю, как бы я справился без ее поддержки.

Чарли почувствовала боль в сердце. Пятнадцать лет совместной жизни связывали ее с Питером. Интересно, любовь или ссоры упрочили их брачные узы?

– Ты справишься, Питер, – убежденно произнесла она. – А теперь пойду поищу Дженни. Вряд ли она понимает события так, как мы с тобой.

Питер остался стоять у окна, а Чарли, выходя из комнаты, мучилась вопросом, сумеет ли Питер или кто-либо другой из них справляться с делами без Элизабет Хобарт.


Резкий запах навоза и сена ударил в нос Чарли, когда она вошла в конюшню. Стараясь не дышать, она быстро прошла мимо стойл, заглядывая в каждое в поисках Дженни. Чарли знала, что девочка где-то здесь, с самого раннего возраста она лучше ладила с животными, чем с людьми.

У стойла с надписью «Колокольчик» Чарли остановилась. Дженни находилась внутри, сено прилипло к ее коричневому шелковому платью, а сама она прижалась нежной белой щекой к шее царственно прекрасного жеребца. Она что-то нашептывала ему, но Чарли не разбирала слов.

Отчего ее дочь стала такой мрачной и когда это случилось? Когда печальное темное облако закрыло для нее радостное сияние детства? И самое плохое, отчего Чарли так долго этого не замечала?

– Милая, у тебя все в порядке?

Шепот прекратился. Дженни отбросила назад длинные темные волосы и ниже склонила голову. Она принялась чистить лошадь.

– Я чувствую себя отлично, мама. Я просто решила почистить Колокольчика.

Чарли сделала шаг внутрь стойла.

– В шелковом платье?

Дженни продолжала чистить лошадь.

Чарли протянула к ней руку.

– Милая...

Ей пришлось остановиться, так как Дженни начала чистить другой бок лошади.

– Со всеми этими похоронными делами я совсем забросила лошадей, – сказала Дженни очень отчетливо и не глядя на Чарли.

– Но для этого у нас есть конюхи. Это их обязанность ухаживать за лошадьми.

Дженни молчала. Было слышно только мягкое равномерное движение скребницы.

– Я подумала, не расстроило ли тебя завещание бабушки, – заметила Чарли.

Дженни прекратила работу.

– Почему? Потому что Даррин получил коттедж в Хэмптоне? Я там почти не бывала, мама. Ты ведь помнишь, что летом я гощу у тети Тесс?

– Я имела в виду драгоценности. То, что она оставила их Пэтси.

– Кому нужны драгоценности? Тесс считает, что покупать драгоценности – это все равно, что выбрасывать деньги на ветер, поскольку они доставляют удовольствие не тебе, а тем, кто на тебя смотрит. – Она продолжала равномерные движения. – К тому же я получила яйцо. По крайней мере я сама могу им любоваться. Сама получать удовольствие.

Чарли не понимала, шутит Дженни или говорит серьезно. Неужели Тесс действительно так думает? Она представила свою давнюю подругу, всегда облаченную в длинные юбки и шали, с прямыми незавитыми волосами и чисто вымытым лицом без следов косметики. Да, это очень похоже на Тесс, именно так она и может сказать. В этом было что-то смешное, поскольку, не в пример Чарли, Тесс была достаточно богата, чтобы позволить себе любые драгоценности.

Лошадь фыркнула. Дженни опустила руку в карман шелкового платья ценой в четыреста долларов и вытащила оттуда яблоко. Она сунула его в рот жеребцу, прямо между его крупными зубами.

– Я могу сегодня выбрать себе яйцо? – спросила Дженни. – А могу я взять его с собой, чтобы показать Тесс?

Чарли представила себе, как чемодан Дженни бросают в багажное отделение рейсового автобуса.

– Пожалуй, это несколько опасно.

Дженни перешла в угол стойла и принялась ворошить подстилку.

– Я буду очень осторожна с ним, мама.

Чарли покачала головой:

– Нет, Дженни. Это слишком ценная вещь.

– Как все устроено по-идиотски. Эти яйца хранятся в горке в гостиной. Никто на них даже не взглянет. Никто от них не получает удовольствия.

Она стояла спиной к Чарли, продолжая работать.

– Нет, Дженни. Я была бы очень тебе благодарна, если бы ты сейчас вернулась в дом. Иначе ты окончательно испортишь платье.

Дженни снова непокорно отбросила назад волосы.

– Что мы будем делать вечером? Может, возьмем напрокат какой-нибудь фильм? Или еще что-нибудь?

Чарли на секунду закрыла глаза. Сколько она ни старалась, она никак не могла устроить жизнь Дженни так, чтобы та осталась довольна.

– Только не сегодня, – ответила она. – Вечером мы с отцом идем на коктейль.

Дженни промолчала, но Чарли заметила, что ее бледные щеки слегка покраснели.

– Это не просто коктейль, – продолжала Чарли, понимая, как неубедительно и надуманно звучат ее оправдания. – Это деловая встреча. Будут представители фирмы из Китая.

Дженни положила на место скребницу.

– Мне еще надо уложить чемодан, – сказала она. – Автобус отправляется в семь утра.

– Мы будем без тебя скучать.

– Понятно.

Дженни быстро вышла из стойла и направилась к дверям конюшни.

Чарли осталась в стойле. Лошадь толкала ее в бок. Она погладила жеребца по голове.

– Что же нам с ней делать, Колокольчик? – шепотом спросила она.

Чарли гладила шелковистую гриву и думала о том, как любовно и нежно Дженни заботится о лошади. И вдруг она поняла, что Дженни, совсем как яйцо Фаберже, которое она только что унаследовала, была не только прекрасной, но и очень хрупкой. Чарли задумалась над вопросом, согласится ли Дженни через пару лет поступить в Смитовский колледж. Если согласится, то Чарли запретит ей жить у Тесс. Потому что, нравится это дочери или нет, богемная жизнь, которую вела Тесс, совсем не соответствовала генам Дженни.

Чарли медленно вышла из конюшни. Она продолжала размышлять о Дженни. Потом подумала о Марине. И сделала вывод, что, возможно, некоторые вещи, которые она считала правильными много лет назад, на деле оказались большой и серьезной ошибкой.

Глава 2

Маленький колокольчик мелодично зазвонил над дверью, словно возвещая начало теплого летнего дня. Тесс вошла в магазин и вдохнула сильный запах пожелтевших старых книг и аромат жареных кофейных зерен, знакомый умиротворяющий запах привычных, милых сердцу вещей. Привычность была основой жизни Тесс, новизна ее пугала.

– Доброе утро, Делл! – крикнула она.

Из-за стенда с журналами, шаркая ногами, появилась невысокая полная женщина. Ее седые волосы были заплетены сзади в одну косу, длинная юбка в сборку еще больше полнила ее, клетчатая блузка без рукавов кое-где выбилась из-за корсажа юбки, а в целом Делл напоминала те мягкие незамысловатые тряпичные куклы, которых она коллекционировала. Если не считать седых волос и длинной косы, Тесс была почти точной копией Делл. Разница состояла лишь в том, что Делл было далеко за шестьдесят, она была без малого на три десятка лет старше Тесс. Тесс грустно подумала, что скоро кожа на ее лице тоже начнет обвисать.

– Доброе утро, Тесс, – отозвалась Делл, поправляя привалившуюся к кассе наряженную в ситцевое платье тряпичную куклу Аннабеллу Ли, красавицу с черными пуговицами вместо глаз и желтыми ленточками, изображавшими прическу. – Что-то ты рано сегодня.

– Сегодня не до работы. Дженни приезжает автобусом в одиннадцать тридцать.

Тесс уже давно чистила, убирала и проветривала дом, вычеркивая числа в календаре в ожидании приезда Дженни; летние каникулы Дженни были для Тесс самым счастливым временем года.

Делл смотрела на Тесс внимательными понимающими глазами.

– Буду рада снова с ней встретиться.

Тесс подошла к окну, где сквозь прутья решетки был виден тротуар вверху. Деревянная вывеска в обрамлении кованой железной рамки висела на кронштейне при входе на лестницу, ведущую вниз, в подвальный магазин. «Лавка букиниста» было написано на вывеске. И еще «Владелец Делл Брукс». Тесс вспомнила, как они с Чарли и Мариной убеждали Делл поменять «владелец» на «владелица». Это было в семидесятых, когда бурно развивалось женское движение, а студентки знали ответы на все вопросы. Но Делл не захотела.

– Я и без того знаю, кто я такая, – сказала она, – и не желаю, чтобы всякие крикуньи оправдывали мое существование.

Тесс до сих пор удивлялась, откуда у Делл такое чувство уверенности в себе и почему после стольких лет она, Тесс, не позаимствовала у Делл хотя бы малую его частицу.

– Хочешь кофе? – предложила Делл.

– Только не сегодня. Я слишком возбуждена. Не могу дождаться встречи с Дженни.

Делл кивнула. Она взяла с прилавка метелку из перьев, обмахнула кипу пожелтевших газет, затем маленькую соломенную шляпку на рыжих косах из шерстяных ниток куклы по имени Эдвина. Тесс знала, что куклы, с их неизменной безоблачной улыбкой, покорностью и невозможностью причинить зло, были для Делл живыми существами, членами ее немногочисленного семейства.

– Дженни уже исполнилось четырнадцать, – сказала Тесс. – Пожалуй, этим летом я научу ее выдувать стекло.

Продолжая уборку, Делл заметила:

– Нетрудно научиться выдувать елочные шары.

Тесс насторожилась. Она пришла сюда, чтобы поделиться своей радостью с женщиной, которую так давно знала и которой часто доверяла свои секреты. Вместо этого Делл напомнила ей, что теперь в своей мастерской Тесс производит не уникальные предметы, а незамысловатые поделки, что она отказалась от самостоятельного творчества, чтобы как-то зарабатывать на жизнь, что она растратила почти все доставшееся ей огромное наследство на покупку и содержание дома, мастерской и на повседневную жизнь и что очень скоро Тесс Ричардс, некогда дочь богатейших родителей, окончательно разорится.