Джин (Jean) Стоун - Тайные судьбы

Тесс отрешенно наблюдала за ними, словно это были кадры кинофильма, словно ее подруги разыгрывали перед ней пьесу.

– Боже мой, что ты наделала! – ужаснулась Марина.

Тесс проследила за ее взглядом. «Как много крови», – мелькнуло у нее в голове.

Чарли попыталась приподнять Тесс.

– Мы должны отвезти ее в больницу, – сказала она.

– Нет, – отвергла предложение Марина, отбрасывая назад длинные черные волосы.

Тесс было знакомо это выражение на ее лице. Марина думала. Марина рассматривала разные варианты.

– Если мы отвезем ее в больницу, все узнают. Ее могут исключить из колледжа.

– Марина! – закричала Чарли. – Она перерезала себе вены! Ее надо отправить в больницу.

– Если ее исключат, ей некуда будет деваться. Мы отвезем ее к Делл, – решила Марина. – Николас нам поможет.

– Николас покупает пиццу.

– Тесс, ты можешь подняться? – спросила Марина.

Тесс смотрела на Марину. Темные глаза Марины, казалось, были еще темнее, еще больше, чем обычно. Может ли она встать? Что за вопрос, конечно. Она пока еще не инвалид.

Тесс с трудом поднялась, оттолкнув руку Чарли. У нее снова закружилась голова.

– Чарли, дай мне пару полотенец, – приказала Марина. – Мы должны остановить кровотечение.

– Милая Тесс, что же ты натворила? – сказала Марина и обняла ее за плечи.

Тесс посмотрела на Марину. «Что я натворила? Зачем спрашивать, разве и так не видно?»

Тесс не помнила, как они вывели ее из общежития, она помнила только, что Чарли поддерживала ее с одной стороны, а Марина – с другой. Они встретили Николаса на улице. Тесс подумала, как это нехорошо, что он бросил пиццу прямо на тротуар. Как это расточительно, неэкономно. Николас подхватил ее на руки, а она закрыла глаза и уткнулась носом в его мягкое пальто. Как приятно было оказаться под защитой чьих-то рук. Чувствовать себя в полной безопасности.

Тесс проснулась на незнакомой узкой кровати, под простыней и тонким одеялом, слегка пахнущими затхлостью. В комнате было холодно. Она чувствовала, как пульсирует рана на запястье. Хотела повернуться на бок, но что-то ей мешало. Тесс открыла глаза и увидела перед собой красные щеки и улыбающееся лицо тряпичной куклы.

– Она проснулась.

Голос принадлежал Чарли.

К кровати подошла Делл с озабоченным лицом.

– Слава Богу, Тесс, теперь все в порядке.

Тесс закрыла глаза. Она чувствовала прикосновение теплой руки к своему лбу.

– Это я, Делл. Девочки привезли тебя сюда.

«Девочки, я знаю, – вспомнила Тесс. – Чарли и Марина».

– Ты скоро выздоровеешь.

– Я не хочу выздоравливать, – ответила Тесс. – Я хочу умереть.

Рука гладила ее по голове.

– Ты не умрешь, – сказала Делл. – Тебе еще очень далеко до смерти.

Тесс лежала не двигаясь, желая, чтобы все поскорее ушли. Все, пожалуй, за исключением Делл.

– Они все еще здесь? – спросила Тесс, не открывая глаз.

– Чарли и Марина здесь, а Николас в соседней комнате.

– Марина пусть останется.

– А Чарли?

Тесс почувствовала, что слезы скопились у нее в уголках глаз. Она прикрыла лицо тряпичной куклой.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Чарли совсем рядом с постелью.

– Это моя вина, – сказала Тесс, неуверенная, что произнесла слова вслух.

– Какая вина?

Значит, она все-таки произнесла их вслух. Теперь Чарли знала. Теперь все всё знали. Не открывая глаз и прижимая к себе куклу, Тесс повернулась на бок, подальше от голосов.

– Вилли, – сказала она тихо. – Я сказала Вилли Бенсону, где тебя искать.

– О чем ты говоришь? – спросила Делл.

– Я сказала Вилли, где он может найти Чарли. Я хотела, чтобы он ее попугал. Я была на нее очень зла.

– Из-за Питера? – спросила Делл.

– Ты была зла на меня из-за Питера? – повторила Чарли.

Тесс еле слышно застонала.

– Боже мой.

Это был голос Марины.

– Почему вы не оставили меня в моей комнате, – сказала Тесс. – Почему вы не дали мне умереть?

Кто-то сел на кровать, и матрас прогнулся под тяжестью тела. Тесс хотелось ногами столкнуть человека с кровати, кем бы он ни был.

– Ты была зла на меня из-за Питера и сказала Вилли, где он может найти меня?

Это опять был голос Чарли, но такой далекий, словно он доносился из-за стены.

– Да, – подтвердила Тесс. – Он считал тебя такой хорошенькой. Я только хотела, чтобы он тебя попугал. Я хотела, чтобы тебе стало страшно.

В комнате царила тишина. Чья-то рука коснулась спины Тесс и начала ее гладить.

– Господи, Тесс, значит, мы причинили тебе боль?

– Но не такую сильную, как я тебе, – ответила Тесс. – Не такую, какую причинил тебе Вилли Бенсон.

– Вилли мне ничего не сделал, – возразила Чарли. – Разве ты не помнишь, что это был несчастный случай? Я упала.

Тесс впилась пальцами в податливое набитое тряпками туловище куклы и громко безудержно зарыдала, выплакивая накопившееся за два года страдание.

– Не могу поверить, что ты решилась на такое.

Теперь это был голос Марины, очень строгий и с сильным акцентом.

– Не могу поверить, что ты поступила так со своей подругой.

Тесс услышала быстрые сердитые шаги и звук закрывающейся двери. Она услышала, как принцесса спускалась по лестнице из маленькой квартирки Делл над ее магазином.

Чарли опять начала гладить ее по спине.

– Все в порядке, Тесс, – успокаивала она подругу. – Не обращай внимания на Марину. Я бы, наверное, тоже так поступила. У тебя нет причин кончать жизнь самоубийством. – Чарли совсем близко придвинулась к Тесс. – Ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты жила.

– Почему? На что я тебе сдалась?

– Потому что я люблю тебя, Тесс. Когда я сюда приехала, ты стала моей первой подругой. Ты одна обращала на меня внимание. Ты знала, что я не такая, как остальные девушки в колледже, что я учусь на стипендию, но тебе было на это наплевать. Ты все равно оставалась мне другом.

Рыдания слились в единый хор, слезы смешались.

– Так ты останешься моим другом? – молила Чарли. – Ты будешь жить?

Тесс кивнула.

– А ты простишь меня? – спросила она еле слышно.

– Конечно, я тебя прощаю.

– А вот Марина не простила.

– Марина – принцесса, – резюмировала Чарли. – Она живет по другим законам.

Марина приказала Николасу, чтобы он оставил ее в покое. Она шла по улице, и зимний ветер раздувал полы ее незастегнутого пальто, обжигая холодом тело под платьем. Но ей было все равно. Одно было важно: друг предал друга, а принцессе с самого детства внушали, что предательство не должно оставаться безнаказанным.

Марина шла к общежитию напрямик, через покрытые снегом газоны, минуя расчищенные дорожки и тротуары. Подойдя к Моррис-хаусу, она подняла голову и посмотрела на окно комнаты Тесс на четвертом этаже. Марина была полна яростного презрения к девушке, которая чуть не погубила подругу ради своих эгоистических целей и теперь использовала сочувствие друзей, чтобы получить прощение за свой мерзкий поступок.

Марина повернулась и опять напрямик через снег направилась в сторону библиотеки. Она жалела, что они с Чарли не оставили Тесс умирать в ее комнате.

В залах библиотеки царила тишина, благословенная тишина, способствующая раздумью. Марина спустилась вниз в архив, где редко бывали студенты и где ее никто не мог побеспокоить.

Она села за отдельный стол и, засунув руки в карманы, уставилась на книжные полки перед собой.

Марина не могла поверить, что Тесс подвела одну из своих лучших подруг. Она не могла поверить, что Тесс, надежная, отзывчивая, всегда готовая прийти на помощь, предала Чарли. Совершила предательство из-за любви.

Пошла бы она сама на предательство, если бы Чарли украла у нее Виктора? Марина закрыла глаза. Ей трудно было восстановить в памяти образ Виктора, ведь это было так давно. И все-таки она его любила, разве не так? Виктор тоже стал предателем. Он предал не только ее любовь, но и свою страну. Теперь, прячась в горах, он организовал заговор против короля, против Марины, против своей родины Новокии. «Предатели имеют множество обличий», – подумала Марина.

– Марина! – позвал негромкий голос за ее спиной.

Марина обернулась и увидела Эдварда Джеймса, того самого профессора, что преподавал ей государственное управление на первом курсе. Его шея была закутана клетчатым шерстяным шарфом, усы, теперь уже с проседью, блестели от растаявшего на них снега.

– Кто бы мог подумать, – сказал он и без приглашения сел на соседний стул, – что принцесса может плакать настоящими слезами.

Марина быстро вытерла глаза. Она не знала, откуда появились эти слезы, не заметила, что они текут по ее лицу.

– Я могу вам помочь? – спросил профессор.

Марина покачала головой. Ей было неприятно, что он видит ее плачущей. Надо было, сохраняя приличия, немедленно встать и уйти. Эдвард Джеймс никогда не входил в число ее любимых преподавателей, и ей менее всего хотелось, чтобы он был свидетелем ее растерянности.

– Может быть, у вас что-то не ладится с учебой? – настаивал профессор.

Марина опять молча покачала головой, опасаясь, что стоит ей заговорить, как слезы снова потекут из глаз. И почему он не оставит ее в покое?

– Вы далеко от дома, возможно, вы скучаете по родной стране? Надеюсь, у вас там все в порядке?

Марина кивнула. Профессор поставил локоть на стол и подпер щеку ладонью. Казалось, от его загорелой, обветренной кожи исходил холодный запах мороза.

Марина общалась с ним только на занятиях, и теперь ее удивили его дружеская манера держаться и искренний тон. Новая мысль родилась у нее в голове: «Предатели, они повсюду».

– Тогда, видимо, – продолжал профессор Джеймс с некоторой озабоченностью, – ваша проблема связана с противоположным полом. Определенно какие-то неприятности в отношениях с молодыми людьми.

Его дерзость поразила Марину, но в его словах не было злости. Она бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался теплой, сочувственной улыбкой.

– Нет, – твердо произнесла Марина, – никаких проблем с молодыми людьми.

Его серые глаза испытующе смотрели на нее.

– Вот и хорошо. У такой красивой женщины не должно быть подобных проблем.

Марина знала, что ей следует быть настороже, что надо помнить об опасности. Но он был обаятелен. «Обаятельный, – предупредила она себя, – а значит, и потенциально опасный». И все же ей нравились его открытость и прямота.

– Это связано с моей подругой, – услышала она собственный голос. – Я узнала о ней нечто, что... что меня огорчает.

– Она студентка?

– Да.

Эдвард Джеймс встал.

– Тогда я вам помогу. Скажу сразу, у меня нет возможности на время отправить вас домой, чтобы вылечить тоску по родине. Я также не слишком разбираюсь в сердечных делах молодежи, потому что давно женат.

Марина невольно улыбнулась.

– Но когда речь идет о студентках нашего колледжа, – продолжал он, – то я могу написать о них целую книгу. И даже не одну. Как насчет того, чтобы выпить со мной кофе и побеседовать о печальном случае с вашей подругой?

Марина знала, что ей следует отказаться. Она знала, что Николас будет волноваться, вернувшись к себе в квартиру на Грин-стрит и обнаружив, что жалюзи на ее окне не опущены до конца; она знала, что должна вернуться в общежитие и лечь спать. Она также знала, что играет с огнем. Но что-то в Эдварде Джеймсе привлекало ее. Может быть, сейчас Марина больше всего нуждалась в объективном мнении незаинтересованного человека, который помог бы ей понять, почему друг предает друга, когда в мире и без того достаточно жестокости.

Кроме того, думала она, глядя в дружелюбные серые глаза Эдварда Джеймса, он определенно не опасен. Марина отодвинула стул.

– Пожалуй, я выпила бы чего-нибудь горячего, – сказала она. – А то я немного замерзла.

Они пошли в маленькое тихое кафе на Вест-стрит, куда, по его словам, профессор Джеймс заходил часто, так как это место не жаловали студентки колледжа, называя его «городской забегаловкой». Марине, однако, было хорошо известно это кафе и его кабины с жесткими диванчиками и отделанными под мрамор столами: они с Николасом давно облюбовали это заведение.

– Удивляюсь, что мы с вами здесь никогда не встречались, – заметил профессор Джеймс, придерживая для Марины дверь. – Будем считать, что мне не повезло.

Профессор выбрал самую дальнюю пустую кабину.

Они сели, и тут же подошла официантка с написанным от руки меню в пластиковой обложке.

– Тушеная говядина уже кончилась, но еще есть минестроне.

– Мне, пожалуйста, горячий шоколад, – попросила Марина.

– А мне только кофе.

Марина терла руки, чтобы согреть их. Мимолетное сомнение возникло и тут же исчезло. Что она здесь делает? Почему она с Эдвардом Джеймсом, которого когда-то боялась, потому что он мог поставить ей плохую оценку? Она вспомнила, с каким серьезным и строгим видом он читал свои лекции, но сейчас перед ней был совершенно другой человек.