Кейт Эмерсон - Тайные желания короля

Пройдя еще полтора десятка шагов, они очутились в уединенном саду. В его дальнем конце располагалось главное здание монастыря.

Кельи монахинь находились на верхнем этаже, в наиболее труднодоступной части строения, чтобы оградить невинность ее обитательниц от посягательств. Внутреннее пространство было разделено на два ряда крохотных комнат. Матушка Кэтрин провела Анну в одну из них. Обстановка здесь состояла из узкой кровати и подставки для подсвечника.

– А где будет спать моя горничная? – спросила Анна.

– Ей придется довольствоваться тюфяком на полу.

– А мой сундук? Где мне хранить одежду?

– Вам не понадобятся изысканные наряды. Хотя ваш супруг и отменил распоряжение герцога о том, чтобы вас постригли, о вашем платье он ничего не сказал. Вы будете носить одежду послушницы, пока находитесь здесь, и относиться к вам будут соответствующим образом. Вы будете выполнять свою часть обязанностей, а за нарушение порядка понесете наказание, невзирая на благородство крови и богатство вашего рода.

Сказав это, настоятельница оставила Анну с ее служанкой в тесной комнатушке. Анна отметила, что единственное окно было слишком маленьким, чтобы можно было выбраться через него наружу.

– Мериэл, узнай, куда они поставят мой сундук, – распорядилась Анна. – Тебе удалось уложить в него что-нибудь ценное?

– Все монеты, которые были у вас, чтобы играть при дворе, отобрал герцог, – доложила Мериэл, – а вместе с ними ваши ожерелья, броши и кольца. Но он оставил вам часослов, миледи. Тот самый, что вы получили от королевы в качестве свадебного подарка. И у вас есть еще ваше обручальное кольцо и зашитые в одежду драгоценности.

Жемчуга, вспомнила Анна, и полудрагоценные камни. Наверное, их можно будет вынуть и продать. Или использовать как взятку. Что касается часослова, то этот сборник молитв был рассчитан на то, чтобы им пользовались миряне, но, возможно, настоятельница им заинтересуется. Анне не верилось, что матушка Кэтрин Уэллс такая праведница, какой хочет казаться. Когда она выходила из кельи, Анна отчетливо услышала характерный шелест шелковой нижней юбки.

– Пока мы ничего предпринимать не станем, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы подумать. Составить план.

Она даст Джорджу несколько дней, чтобы он мог изменить свое решение и не оставлять ее в Литтлморе. Потом, если он не вернется за ней, она найдет способ выбраться отсюда. Ей нужно изучить особенности местности. Ничего нельзя делать в спешке. Она никого не знает из здешних землевладельцев и поэтому не может просить у них прибежища. Оксфордшир для нее неизвестная территория. Несомненно, именно поэтому Эдвард его и выбрал.

Анна со вздохом села на твердый как камень матрас. Если бы только она имела доступ к тому имуществу, которое принадлежало ей еще до замужества! С таким состоянием она могла бы предложить не меньше, а пожалуй, даже больше того вознаграждения, которое пообещал священнику Эдвард, и затмить подношение Джорджа монастырю. Но сейчас обстоятельства сложились так, что у нее не было ни гроша.

Одна из монашек с горящими любопытством глазами вошла в келью с одеждой для послушницы. Анна покорно облачилась в простое одеяние из некрашеной шерсти, хотя и оставила на себе мягкую батистовую нижнюю сорочку. Серовато-белая блуза царапала кожу. Ее нужно было носить с кожаным поясом, а сверху надевался свободный наплечник. Завершал наряд повой. Анна также оставила на себе свои ботинки и чулки, вместо того чтобы засунуть голые ступни в грубо сработанные кожаные сандалии.

– Теперь ты одета лучше, чем я, – заметила она, обращаясь к своей горничной.

– Вы найдете возможность выбраться отсюда, мадам, – сказала преданная Мериэл.

– Так оно и произойдет с твоей помощью, мой друг. Там в сундуке есть бумага и чернила?

Мериэл просияла.

– Да, есть. Никто не приказывал мне отдать ваши письменные принадлежности.

– Тогда нам нужно подумать, кому отправить письма.

Зазвонили к вечерней службе, и дальнейшее обсуждение пришлось отложить на будущее.

Когда Анна выходила из кельи, у нее сосало под ложечкой – солнце уже село, а об ужине никто и не заикнулся. «Наверное, – подумала женщина, – регулярные посты также являются частью наказания». Королева это одобрила бы. С угрюмым выражением лица Анна пристроилась за тремя сестрами в черном облачении и, спустившись с ними по крутой лестнице, вошла в крохотную монастырскую церковь.

В свое первое утро в монастыре Анна должна была скоблить полы. Никто с ней не заговаривал. Ее это не удивило. Анна много раз слышала о том, что в монастырях праздные разговоры не только не поощряются, но и вовсе запрещены.

В течение первого дня Анна слышала, как монашки переговаривались лишь шепотом, за исключением пения псалмов и хоралов, непременных во время богослужения. Пение в церковном хоре, видимо, было обязательным занятием у монахинь-бенедиктинок. Они проводили по нескольку часов в день в молитвах и пении в довольно ветхой церкви. Остальное время сестры, наверно, посвящали возделыванию маленького огороженного сада и поддержанию чистоты на территории монастыря и во внутренних помещениях. Также были выделены часы для чтения и размышления.

Повседневные заботы в монастыре были просты, скучны и состояли из одних и тех же повторяющихся дел. Когда Анна была в церкви, ей запрещалось сидеть вместе с монахинями. Ей следовало находиться на балконе, специально сооруженном для обитателей гостевого дома. Таковых, правда, не было, а если и были, то они не посещали церковные службы. Пребывая в одиночестве, Анна настороженно глядела вверх. За прошедшие столетия церковь, по-видимому, не подвергалась серьезному ремонту. К своим обычным молитвам Анна прибавляла также мольбу о том, чтобы во время богослужения на них не рухнула крыша.

В подчинении матушки Кэтрин было всего пять монахинь. Входя одна за другой в церковь и рассаживаясь на своих местах, они не обращали на Анну внимания, но потом женщина замечала, что одна или две из них искоса бросают на нее любопытные взгляды.

После утренней молитвы был завтрак, состоящий из хлеба и эля. В девять часов служили третий час, затем, в двенадцать, шестой. Обедали в три перед девятым часом[15]. В шесть часов служили вечерню. Ужинали на закате, перед еще одним вечерним богослужением, после которого все расходились по своим кельям и ложились спать. А на следующий день все начиналось сначала.

У Анны ломило спину, болели колени. Вчера вечером, когда сразу же после вечерней службы ей приказали отправляться ко сну, ей показалось, будто она слышит голоса, доносящиеся из другой кельи, но она решила, что это у нее разыгралось воображение. Женщина долго не могла заснуть, а потом ее сон прервался, когда зазвонили к полуночной службе. Заутреня была в три ночи, а на рассвете – утренняя служба.

Во вторую ночь в обители Литтлмор Анна заснула мгновенно и спала как убитая, пока не зазвонили в колокола. Но в третью ночь Анна опять лежала без сна из-за чрезмерной усталости, и ей снова показалось, что она слышит голоса. Она стала прислушиваться.

– Это лютня? – прошептала она в темноту.

– Да, я тоже слышу этот звук, миледи, – ответила ей горничная.

Келья была так мала, что тюфяк Мериэл лежал всего в нескольких дюймах от кровати Анны.

– Я пойду посмотрю, что там?

– Пойдем вместе.

Анна соскользнула с постели, стараясь не наступить на Мериэл, и стала нащупывать трутницу, чтобы зажечь единственную свечу, которую ей разрешено было иметь. Женщина просунула руки в рукава синего бархатного пеньюара, добытого из ее сундука вместе с письменными принадлежностями, часословом и платьем, обильно украшенным дорогими камнями, и завязала пояс. Анна не стала утруждать себя обуванием.

За ближайшими к ее келье закрытыми дверями не было признаков жизни, но из-под одной двери в дальнем конце прохода пробивалась полоска света. Направляясь к ней, Анна слышала приглушенный смех. Обменявшись озадаченными взглядами с Мериэл, женщина решительно взялась за дверную ручку.

Распахнувшаяся дверь открыла их взору трех молодых женщин, ни в малейшей степени не похожих на монахинь. Одетые в ночные сорочки, они сидели рядком на кровати, распивая вино из кувшина. Одна из них держала на коленях лютню.

Та самая монашка, что принесла Анне одежду послушницы, вскочила на ноги, потревоженная вторжением. Ее волосы красивого золотистого цвета струились по спине так, словно были только что вымыты и расчесаны. Она тут же успокоилась, узнав Анну и Мериэл.

– А я испугалась, что это матушка Кэтрин, – сказала монашка. – Если желаете присоединиться к нам, заходите и закрывайте за собой дверь.

– Настоятельница, полагаю, не одобрила бы этого?

Другая монашка захихикала. Это была девушка с румяным лицом и длинными рыжевато-каштановыми волосами, слишком юная, чтобы дать монашеский обет. Она была бы красавицей, если бы не большое родимое пятно на левой щеке.

– Матушка Кэтрин одобряет мало что… из того, что касается нас, – сказала первая, – но ее келья находится в западном конце, рядом с гостевым домом и комнатой священника. Ей не слышно, что здесь происходит. Меня зовут Джулиана Уайнтер. А это мои сестры – Элиза Уайнтер и Джоан Уайнтер.

– Это ваши сестры?

Сестра Джулиана кивнула и предложила Анне и Мериэл вина. Анна приняла кувшин и отпила глоток. Вкус вина оказался на удивление тонким. Она передала сосуд своей служанке.

– В нашей семье было семь девочек, – объяснила Элиза, – но денег на приданое хватило только для четырех.

Как и ее родственницы, она была монашкой уже достаточно давно, чтобы ее волосы вновь отросли. Золотисто-рыжие волнистые локоны доходили почти до пояса.

– Кто вы, леди Анна? – спросила Джулиана, снова устраиваясь на узкой кровати рядом со своими сестрами. – Сами понимаете, нам никто этого не рассказывал, как и о том, за что вы здесь.

Поскольку больше сесть было негде, Анна и Мериэл устроились на голом каменном полу, скрестив ноги по-турецки.

– Настоятельнице об этом известно, – сказала Анна.

Джулиана иронично фыркнула.

– Как будто она нам что-то скажет!

– И сэру Ричарду тоже.

– Эти двое один другого стоят. Они не посвящают в свои секреты посторонних.

Все три монашки захохотали, а Джулиана подмигнула Анне так, словно намекала на что-то непристойное.

Анна отхлебнула еще вина, давая себе возможность подумать. Ясно, что в обители Литтлмор происходило гораздо больше событий, чем ей показалось сначала.

– Я охотно расскажу вам, кто я и почему оказалась здесь, – сказала она, немного помолчав, – но только если вы поможете мне послать весточку тому, кто вызволит меня отсюда.

– Монашкам запрещено обмениваться письмами или подарками с кем бы то ни было, даже с родственниками. Запрещен также выезд за пределы монастыря без разрешения настоятельницы, – строго произнесла Джоан.

Это была девушка с родимым пятном. Сразу же после своих слов она захихикала. Джулиана улыбнулась.

– Нам также запрещено разговаривать с посторонними. Разве это не удача, что нас всех троих сослали сюда?

– Матушка Кэтрин считает, что мы проводим в обществе друг друга слишком много времени, – пожаловалась Элиза.

– И лучше ее не злить, – предупредила Джоан. – Она любит назначать наказания.

– Она сказала, что ко мне тут будут относиться как к послушнице, – произнесла Анна и вкратце изложила им свою историю.

Сестры слушали ее с восхищением, как будто она рассказывала им романтическую повесть о рыцарях и об их дамах сердца. Анна подумала, что монашкам, возможно, ее история такой и кажется, но сама она уже давно утратила иллюзии. Если какой-нибудь рыцарь без страха и упрека намеревался ее вызволить, то он изрядно припозднился.

По мере того как кувшин с вином опустошался, Анна выяснила, что остальные две монашки в Литтлморе были старше сестер Уайнтер. Анна Уилли занимала келью напротив Джулианы, но была глуха, что оказалось очень кстати. Вторая Джулиана, Джулиана Бьючемп, называвшая себя матушкой Джулианой, была помощницей настоятельницы. Также она выполняла обязанности ризничего, заведовала потиром, книгами, мощами, свечами и звонила в колокола, созывая монашек на службу. Сестры Уайнтер не боялись, что она их услышит, потому что эту ночь матушка Джулиана посвятила бдению в церкви.

– А еще матушка поет, – удрученно добавила Джулиана. – Она исполняет все сольные партии. Матушка Джулиана недовольна из-за того, что все остальные делают паузы не там, где надо, и во время пения, и во время чтения молитв. А еще она говорит, что мы поем слишком быстро. Ну да, а кто бы на нашем месте пел иначе? Невероятно скучно проводить одинаковые богослужения день за днем, неделя за неделей, внося разнообразие только в нечастые праздничные дни.

– Несомненно, вы должны были придумать какие-то способы, чтобы сделать свое существование более интересным, – заметила Анна.