Кейт Эмерсон - Тайные желания короля

Она еще сильнее зажмурилась, когда слезы потекли у нее из глаз. Джордж рад, что их младенец мертв. Это могло означать только одно: он так и не поверил тому, что он отец ребенка. Он по-прежнему считает, будто у нее при дворе был любовник.

Это предательство было тяжело перенести. За несколько месяцев, проведенных в Лестершире, Анна успела снова привязаться к своему мужу. В ее сердце начала зарождаться нежность к нему, даже любовь. А теперь Анна чувствовала, как это чувство увядает и умирает, оставляя после себя холодную пустоту в сердце.

По шелесту ткани Анна догадалась, что Джордж подошел к кровати. Она отвернулась в другую сторону.

– Оставь ее в покое, Джордж, – сказала леди Хангерфорд из дальнего угла комнаты. – Ей нужно отдохнуть.

– Я хотел попрощаться. Король призывает меня обратно ко двору для новогодних празднеств.

– Ты вернешься раньше, чем она заметит твое отсутствие, уверяю тебя, – предрекла леди Хангерфорд. – В конце концов, для только что родившей женщины обычное дело еще три дня оставаться в комнате, где ее не будут беспокоить. На очищение же понадобится двадцать дней.

Ее голос становился тише по мере того, как она уводила Джорджа из спальни, поднимаясь по лестнице в большой зал, расположенный этажом выше.

– По прошествии месяца я все подготовлю для проведения обряда воцерковления. После этого можешь возвращаться и снова приступать к зачатию наследника.

Оставшись наедине с преданной Мериэл, Анна наконец дала волю слезам. Она громко всхлипнула.

– Кричите, рыдайте, если вам этого хочется, миледи, – сказала горничная. – Вы имеете на это полное право.

Но вместо этого Анна глухо засмеялась и открыла глаза. В спальне царил полумрак. Огонь в очаге удушливо дымил, почти не давая света. Окна были закрыты, поскольку считалось, что холодный воздух вредит новоиспеченной матери. «Но я не стала матерью», – подумала Анна. Ее сын родился мертвым.

– За что? – прошептала она. – За что мне такое наказание? Я не сделала ничего плохого.

Мериэл предложила ей выпить макового отвара, но Анна отстранила кубок рукой.

– За что? – повторила она. – Почему умер мой ребенок?

– На то воля Божья, а замыслы Господни нам неведомы. Вы ведь и сами знаете, не все новорожденные выживают. Даже королева потеряла своего первенца. Большинство матерей считают, что им повезло, если хотя бы половина из рожденных ими детей пережила свой первый год.

Слова Мериэл не принесли Анне утешения, но заставили вспомнить другую мать и другого ребенка. Ее захлестнули воспоминания – о часах, проведенных в колодках, об истощении, о голоде и жажде. Слезы хлынули вновь.

– Я не смогла уберечь своего нерожденного младенца. Мне следовало сразу же признаться настоятельнице в том, что я беременна.

– Не вините себя, миледи, – сказала Мериэл, стараясь успокоить ее. – Это ничего бы не изменило. Леди Кэтрин злобная, порочная женщина. Она бы наверняка держала вас в колодках еще дольше, если бы узнала о вашем положении.

– Это она должна быть наказана, – проворчала Анна.

Хотя у нее не было полной уверенности в том, что именно поступок матушки Кэтрин возымел роковое воздействие на ее плод, в глубине души Анна признавала правоту Мериэл. Настоятельница – порочная женщина.

– Всему свое время, миледи, – сказала Мериэл, снова предлагая ей отвар.

На этот раз Анна покорно выпила все до дна и с благодарностью погрузилась в последовавший за этим наркотический сон. К тому времени, когда она проснулась, Джордж уже отбыл ко двору.

Спустя два дня был проведен обряд воцерковления, после которого Анна, получившая благословение священника, считалась достаточно чистой, чтобы снова посещать церковные богослужения. Проведение этой церемонии символизировало также готовность женщины возлечь на супружеское ложе – леди Хангерфорд сообщила Анне, что ей пора возвращаться в собственный дом. Завтра утром Анна собиралась отбыть в Стоук Погс.

Последовавшие за неудачными родами недели прошли для Анны словно в тумане. Она плохо помнила те святки. Леди Хангерфорд руководила проведением праздничных гуляний, устроенных для арендаторов и домашней прислуги, пока ее невестка лежала в своей спальне, безразличная ко всему происходящему.

На следующий день после отъезда леди Хангерфорд Анну разбудил стук конских копыт и въезжающих на мощеный двор повозок. В ее сознании шевельнулось любопытство.

– Кто там приехал, Мериэл? – спросила она шепотом.

Но Мериэл в комнате не оказалось – она уже спустилась вниз, чтобы обо всем узнать. С того дня, когда Анна потеряла свое дитя, она еще ни разу не была так бодра. Охваченная нетерпением, женщина поднялась с постели. Если она хочет получить ответ поскорее, ей придется самой об этом позаботиться. Нетвердой походкой Анна подошла к окну и раздвинула занавески, заставляя позолоченные кольца, на которых они висели, скользить по перекладине.

Оконные стекла были покрыты морозными узорами, но, потерев стекло ребром ладони, Анна смогла рассмотреть небольшой участок внутреннего двора. Женщина нахмурилась, увидев броские вензеля Стаффордов на занавесях паланкина и толкущихся вокруг него людей в черно-красных ливреях герцога Букингема. Анна не видела своего брата с того злополучного дня при дворе и представить себе не могла, что его сюда привело. Также казалось маловероятным, чтобы его супруга-герцогиня надумала посетить Эшби-де-ла-Зуш в январе.

Все объяснилось в следующую минуту, когда дверь в спальню Анны распахнулась и в комнату ворвалась Мадж Геддингс.

– Леди Анна! – воскликнула она. – Вы простудитесь и умрете, если будете стоять в одной ночной сорочке.

Квохча, словно наседка, хотя она была на несколько лет младше Анны, Мадж заметила теплый пеньюар и настояла, чтобы женщина его надела. Покончив с этим, Мадж разворошила угли в очаге, заставив их ярко разгореться, затем велела принести хлеб и эль, чтобы Анна позавтракала. Несомненно, она нашла бы еще чем услужить, если бы Анна не схватила ее за руку.

– Что вы здесь делаете, Мадж?

Как только Мадж перестала хлопотать, ее внутреннее беспокойство стало очевидным. Она не могла заставить себя взглянуть Анне в глаза.

Появление Мериэл, следом за которой шли слуги с едой и питьем, заставило Анну повременить с разговорами. Вместо этого она уселась за небольшой стол и пригласила Мадж разделить с ней трапезу. Мадж дождалась, когда их оставят наедине, и медленно сняла свою накидку.

Анна изумленно уставилась на нее. Мадж была беременна, и до родов оставалось совсем немного.

– Что за безумие заставило вас отправиться в дорогу зимой? Или мой брат надеялся, что вас с ребенком постигнет в пути несчастный случай?

– Леди Анна! Что вы такое говорите? Я приехала навестить и приободрить вас. И избавить герцогиню от неловкости, которая была бы неизбежна, если бы я родила ребенка от ее мужа в Торнбери, под крышей их дома.

– Мой брат должен за многое ответить, – проворчала Анна, принимаясь за изрядную порцию хлеба с телятиной.

На столе стояли эль и теплый сидр с пряностями, и Анна выбрала первое. Мериэл постоянно повторяла, что ей нужно больше есть, чтобы восстановить силы.

– Что вы имеете в виду?

Мадж сидела с тревожным видом, не притрагиваясь к пище.

– Эдвард несправедливо обвинил меня. Решив, что я распутница, он сослал меня в жуткое место. Кто настоящая распутница, так это настоятельница Литтлмора, и к тому же жестокая. Вину за потерю ребенка я возлагаю на нее.

В порыве откровения Анна выложила Мадж рассказ о перенесенных мучениях, после чего почувствовала себя лучше оттого, что поделилась с кем-то своими переживаниями.

Первоначальное потрясение Мадж быстро сменилось пылкими уверениями.

– Я убеждена, что ваш брат ничего об этом не знал! Не спорю, у него вспыльчивый характер и он прогневался на вас, поскольку счел, что ваше поведение порочит доброе имя Стаффордов. Но в глубине своего сердца герцог способен к состраданию, об этом свидетельствуют его щедрые пожертвования бедным богоугодным заведениям. Обитель Литтлмор – это маленький монастырь?

– Маленький, отсталый и запущенный, – ответила Анна.

Мадж кивнула, словно это подтверждало ее правоту.

– У вашего брата слабость к подобным монастырям. Он старается творить добро. Так, в Хинтоне, недалеко от Бата, он платит за обучение одного из слуг настоятеля, а недавно взял под свою протекцию парня, порекомендованного ему монахом. Герцог собирается послать его учиться в Оксфорд.

– Где его, возможно, также испортят монашки из близлежащей обители Литтлмор, – проворчала Анна.

– Я расскажу герцогу о том, что сделала с вами настоятельница.

– Нет!

– Но почему нет? Он позаботится о том, чтобы она была наказана.

Так ли это? Анна в этом сомневалась. Но сказала другое:

– Я сама хочу ей отомстить.

– Каким образом?

– Я напишу на нее жалобу епископу. Впрочем, я не уверена в том, что он обратит внимание на мое письмо, если слышал, за что меня туда сослали.

Анна отодвинула поднос – ей расхотелось есть.

– Вам нужен посредник, – сказала Мадж. – Вы могли бы послать к епископу своего духовника.

Лицо Анны исказила гримаса недовольства. С духовником Джорджа, сэром Джоном Канном, у нее не сложилось дружеских отношений. Ей очень не нравилось то, что ей приходится ему исповедоваться. Но совет Мадж натолкнул ее на интересную мысль. Анна была знакома с другим священником, который, возможно, имеет определенное влияние.

Томас Уолси, королевский духовник, венчавший Анну, проявил сочувствие к ее слезам, встретив ее в часовне в Ричмонде. С тех пор его авторитет в церковной иерархии возрос, и, кроме того, он стал членом королевского Тайного совета.

– Ваш брат очень добр ко мне, – сказала Мадж, отвлекая Анну от размышлений.

Анна сурово взглянула на нее.

– Мадж, вы девушка благородного происхождения. Вам следовало бы выйти замуж за сельского сквайра и рожать ему сыновей, которые унаследуют его земли. Эдвард – эгоистичная свинья.

– Но я люблю его!

Анна открыла было рот, но затем тут же его закрыла. Она и раньше видела такой восторженный взгляд у женщин. Если Мадж возомнила, будто она влюблена в Эдварда, то бесполезно пытаться убедить ее в том, что ничего хорошего из их романа не выйдет. Анна также не сказала о своем желании, чтобы Эдвард пережил такие же страдания, какие претерпела она. Время несколько притупило ее жгучую жажду мести, но она по-прежнему была бы рада нанести ущерб репутации своего брата.

Снова оставшись в одиночестве, Анна достала пергамент, перо и чернила и сочинила длинное письмо Томасу Уолси, королевскому духовнику, члену Тайного совета и декану[16] Линкольна и Херефорда. Она в подробностях изложила свою жалобу на настоятельницу Кэтрин Уэллс и после этого, чтобы причинить своему брату хотя бы те небольшие неприятности, которые были в ее силах, намекнула на то, что благотворительность герцога в отношении монастыря в Хинтоне, возможно, так же неблагоразумна, как и его покровительство обители Литтлмор.

Расписание передвижения королевской процессии на каждый год оглашалось при дворе в июне и содержало все предполагаемые остановки двора и чи́сла, на которые они приходились. В каждом пункте остановки могли длиться от одной ночи до трех недель, а путь, который король и его свита проезжали за день, насчитывал от пяти до без малого двадцати миль. С тех пор как в середине июля король и его придворные покинули замок в Виндзоре, они посетили Нортхэмптон и Харроуден, остановились в аббатстве Пайпвэлл и Лидлингтон, две ночи провели в монастыре в Лестершире, расположенном примерно в пятнадцати милях от Эшби-де-ла-Зуш. Теперь процессия разместилась в замке в Ноттингеме, где она пробудет до конца месяца.

Двор был слишком близко, что не могло не беспокоить Джорджа, – до Эшби-де-ла-Зуш было всего около восемнадцати миль.

Ноттингем являл собой большой город с добротными строениями и, пожалуй, лучшим рынком в Англии. Главная улица была невероятно широкой и ровно вымощенной. Путь Джорджа лежал по горбатому каменному мосту и с южной стороны вел в город, а затем на запад, туда, где грандиозный замок венчал скалистый холм, возвышающийся над рекой Лин.

Джорджу было понятно, по какой причине для остановки короля был избран Ноттингемский замок – он отличался прочностью постройки и снаружи, и внутри. Джордж проехал по мосту надо рвом, отделявшим внешний двор от внутреннего. Говорили, что он был под защитой не только опускающейся сверху решетки, но также и вырезанных изображений зверей и гигантов на колоннах. Джордж не обращал особого внимания на подобные глупые суеверия, тем более когда увидел, в каком ужасном запустении находились здания с западной стороны внутреннего двора.