Кейт Эмерсон - Тайные желания короля

– Он всегда был очень добр и заботлив. Вы и сами это знаете. Разве он не оставил всех учителей леди Мэри, чтобы дать образование моей Маргарет? И он обещал устроить для нее блестящее замужество. Герцог надеется получить опекунство над младшим сыном недавно скончавшегося графа Килдэра. Если так и будет, помолвка состоится незамедлительно.

Анна слегка приподняла брови от удивления. Выдать свою внебрачную дочь за графского сына, пусть даже самого младшего, – это, безусловно, большая удача.

– Эдварду это дорого будет стоить, – сказала она.

Мадж вздохнула.

– Как и браки его законных детей. Ваш брат подумывает о том, чтобы продать часть своих имений, чтобы их оплатить. И еще ему понадобятся деньги, чтобы покрыть расходы, связанные с визитом короля.

– Принимать у себя короля – великая честь.

– И великое бремя. Положение герцога настолько тяжелое, что ему приходится иметь дело с теми, кого он раньше презирал.

– Только не говорите мне, что он продал землю кардиналу Уолси!

Такое предположение вызвало у Мадж легкую улыбку.

– Нет. Но он взял деньги в долг у сэра Уильяма Комптона и, кроме того, ведет с ним переговоры о продаже двух имений.

– Небывалый случай, – подтвердила Анна.

Она вздрогнула, услышав имя Уилла. Поскольку оба они служили при дворе, она часто его встречала. Они легко вернулись к своей прежней манере общения, подшучивая друг над другом и флиртуя, хотя Анна больше не чувствовала себя рядом с ним так же непринужденно, как раньше. То, что ее брат взял деньги у Уилла, обеспокоило Анну. То, что Уилл одолжил деньги своему давнему врагу, встревожило ее еще больше.

– Эдвард никогда не позволяет своему предубеждению против людей препятствовать извлечению пользы для себя, – сказала Мадж.

– Это верно, – согласилась Анна. – Мой брат всегда проводил больше времени над своими учетными книгами, чем другие аристократы. Но что же насчет вашего будущего, Мадж? Эдвард позаботился о вашем содержании?

– Он проявил щедрость, обеспечив меня доходами и землями.

Мадж отвела взгляд в сторону, как будто хотела скрыть от Анны какие-то мысли. Снедаемая любопытством, Анна собиралась уже расспросить подругу поподробнее, но в эту секунду горнисты протрубили сигнал о том, что королевская процессия отправляется.

Анна покинула Пенсхерст, так и не выяснив, почему Мадж вдруг стала такой скрытной. Вскоре среди суматохи придворной жизни она совершенно позабыла об этом происшествии.

Мадж Геддингс спустилась в конюшни, пристроенные к арендуемому в Ист-Гринвиче герцогом Букингемом дому. Женщина хотела справиться о состоянии своей кобылы Гуди, захромавшей после последней поездки. Уже больше года Эдвард брал свою любовницу вместе с собой в разъезды. В отсутствие герцогини Мадж выступала в роли хозяйки. Ей нравилось, чтобы лошадь была рядом, но это не всегда было возможно. Когда они останавливались в Лондоне, лошадей приходилось оставлять в конюшне на постоялом дворе в Ламбете, на противоположном берегу Темзы, что было очень неудобно. Иногда Эдвард даже отсылал их назад в Пенсхерст или Торнбери и при необходимости брал лошадей в наем для себя и своих сопровождающих.

Когда двор останавливался в Ричмонде или Гринвиче, герцог арендовал особняк поблизости: в Барнсе в первом случае и в Ист-Гринвиче во втором. Правда, ни один, ни другой не шли ни в какое сравнение с Торнбери, где в конюшнях стояло более сотни лошадей всех видов, от скаковых до ломовых. Мадж кормила Гуди морковкой и раздумывала о том, хочется ли ее кобыле вернуться в Глостершир.

Побыв немного со своей лошадью, Мадж разыскала кузнеца герцога, и тот уверил ее, что неприятности Гуди связаны с застрявшим у нее в копыте камнем, который уже вытащили оттуда. Успокоившись, женщина уже возвращалась в дом, когда в ворота въехал Чарльз Найветт. Увидев ее, он быстро спешился и, бросив вожжи мальчику-слуге, поспешил через мощеный двор, чтобы ее перехватить.

– Герцог Букингем в опале, – заявил Найветт, поравнявшись с Мадж.

Она отметила, что, сообщая эту новость, он выглядел чрезвычайно довольным. Она не стала останавливаться.

– Я уже знаю, что между королем и герцогом были недоразумения и что по воле короля кардинал Уолси отчитал нашего господина за то, что он вручил сэру Уильяму Балмеру, слуге короля, ливрейный знак Стаффордов.

Эдвард негодовал по этому поводу. Получить нагоняй от Уолси, сына мясника из Ипсвича, было для него невыносимым оскорблением.

– Я не понимаю, почему это происшествие вызвало столько шума, – продолжила Мадж. – У высоких господ должна быть многочисленная свита. Если у них не будет прислуги, то как они смогут произвести впечатление при дворе?

– Наш господин слишком самонадеян, и это вредит ему самому, – сказал Найветт без обиняков. – Мало ему было разодеться в пух и прах и сервировать стол заморскими деликатесами. На этот раз он зашел еще дальше. Любое сочувствие к нему с вашей стороны неуместно. Жалеть нужно Балмера.

– Почему? Что с ним случилось?

– Балмера приволокли в Звездную палату, где в присутствии Тайного совета король лично распек его за недостойное поведение.

У Мадж округлились глаза. Она мельком видела короля Генриха, когда королевская процессия посещала Пенсхерст. У его величества был грозный вид. Такого человека она бы поостереглась сердить. Эдвард в гневе тоже был страшен.

– Он был напуган до полусмерти, – сообщил Найветт, как будто эта сцена предстала перед его маленькими светлыми глазками. – Король сказал ему, что не допустит, чтобы его слуги носили на рукаве эмблему других господ, и прочитал в этой связи лекцию на добрых четверть часа. Балмер рухнул на колени и молил о пощаде, но к этому времени король уже довел себя до бешенства. Его величество повернулся к Балмеру спиной и велел переходить к следующему делу. Балмер остался там, где был, стоя на коленях, пока Тайный совет не рассмотрел остальные дела. Никто из советников не дерзнул взглянуть на него. Прошло несколько часов, прежде чем король соизволил снова обратить на него внимание. Тогда гневный взгляд его величества не оставил Балмеру сомнений, что свою жизнь он окончит в Тауэре. Но король его простил и снова принял на королевскую службу.

Мадж помрачнела.

– Я по-прежнему ничего не понимаю. Что ужасного в том, что он взял эмблему у герцога? И почему, всего лишь дав Балмеру ливрейный знак, его светлость вызвал такой гнев короля?

Тем временем они приблизились к дому и вошли в боковую дверь, за которой начинался сквозной проход через кладовую. Сейчас здесь никого не было, но Найветт все равно заговорил тише. Его лицо покраснело еще больше, чем обычно.

– Закон запрещает, чтобы слуга короны был нанят кем-либо еще. Принеся клятву верности любому другому господину, слуга короля навлекает на себя опасность обвинения в измене. Ну, а кроме того, даже женскому уму должно быть понятно, что король и кардинал подозревают герцога в попытке сформировать собственную армию.

– Но это неправда, – возразила Мадж. – А даже если бы это было и так, почему об этом надо говорить шепотом? Когда мы вступили в войну, король требовал, чтобы все его вельможи собрали войска и повели их против Франции.

– Сейчас не военное время. Далеко не военное. Король только что подписал договор о вечном мире и с Францией, и с Испанией. Поговаривают даже о личной встрече короля Генриха с монархом Франции.

Мадж испытывала замешательство. Почему король подозревал Эдварда в намерении поднять мятеж против короны? Никто при дворе не знает о предсказаниях монаха… Или знает?

Ее грудь сдавило страхом. Неужели кто-то выдал секрет герцога? Мадж не могла придумать ничего иного, что могло бы настроить короля против герцога. Его величество остался доволен приемом в Пенсхерсте, состоявшимся в августе. Всего две недели назад Эдвард пользовался величайшей благосклонностью короля. Ему было пожаловано опекунство, к которому он так стремился, то самое, которое должно было обеспечить ее малышке Маргарет знатного супруга.

«Нет, – уверяла себя Мадж, – зря я паникую. Все это дело с Балмером не более чем недоразумение, о котором скоро забудут. Герцог опять будет в фаворе. Все будет хорошо».

Подобрав юбки, Мадж поспешила к лестнице, ведущей в личные покои Эдварда. Найветт шел за ней по пятам. Когда герцог увидел его, он обратился к нему так, словно Мадж вообще здесь не было.

– Дело Балмера улажено? – требовательно спросил он.

– Похоже на то, милорд.

Манера поведения Найветта сменилась на услужливую, даже подобострастную.

– А что насчет назначения мной Нэда Невилла управляющим моими имениями в Сюррее и Кенте? Я буду платить ему пять фунтов в год. Несомненно, порочный ум кардинала может расценить это как взятку с целью обратить его против короля.

– Он теперь младший брат вашего зятя, милорд. Ни у кого его назначение не вызывает вопросов.

– Ни у кого не должно было вызвать вопросы и ношение Балмером моего ливрейного знака! Король и кардинал сговорились против меня. Они бы бросили меня в Тауэр, если бы могли.

Мадж вздрогнула. Найветт торопливо стал уверять своего господина в том, что никто против него ничего плохого не замышляет.

Герцог горько рассмеялся.

– Ты совсем ничего не знаешь.

Несмотря на то что они оба, и Найветт, и Мадж, пытались его успокоить, возбуждение Эдварда лишь возрастало. Когда она дотронулась до его руки, он стряхнул ее с едва сдерживаемой яростью.

– Если только я заподозрю, что меня собираются упрятать в лондонский Тауэр, королю от этого будет мало радости! – Он почти прокричал эти слова. – Я сделаю с королем Генрихом то же, что собирался сделать мой отец с королем Ричардом в Солсбери, клянусь Господом Богом!

– И что же это, милорд?

Во взгляде Найветта промелькнуло коварство, когда он задавал этот вопрос. Герцог этого не заметил, но от внимания Мадж это не укрылось. Она вскинула руки, прикрыв ладонями рот, как будто этот жест мог заставить замолчать ее любовника.

– Отправляясь к королю, – ответил Букингем, – мой отец намеревался тайно пронести с собой нож и, опустившись на колени перед ним, неожиданно встать и нанести ему удар.

Говоря это, герцог сжал рукоять своего собственного кинжала, хоть и не вытащил его из ножен.

У Мадж не было сил слушать это дальше. Представлять себе убийство короля было тягчайшим грехом, более тяжким, чем убийство матери или отца. Она выбежала из комнаты. Ее мучение еще больше усугублялось уверенностью в том, что герцог даже не заметил ее внезапного исчезновения.

Церемония бракосочетания Мэри, фрейлины королевы, дочери Бэсс Болейн, состоялась при дворе без особой пышности. Ее женихом был сэр Уильям Кэйри, джентльмен из свиты короля. Ни короля, ни королевы на свадьбе не было, но его величество оказал новобрачным ту же честь, что и Анне с Джорджем, когда они сочетались браком в Гринвиче около десяти лет назад.

Была морозная суббота в самой середине зимы. Приглашенные на свадебное застолье радовались новому развлечению. Анна обрадовалась больше, чем ей того хотелось бы, когда оказалось, что она сидит между своим мужем и Уиллом Комптоном.

– Это тот пес, что я вам подарил? – спросил Уилл, заметив под столом Танцора, роющегося в тростниковой подстилке в поисках брошенных косточек.

Анна подтвердила его догадку, слишком поздно вспомнив, что Джордж не знал, откуда взялся щенок. Она почувствовала, как он насторожился.

– В ближайшие годы он состарится. Возможно, я подарю вам еще одного.

– А что хорошего в молодости? – насмешливо спросила Анна. – Мы все становимся старше и, есть надежда, мудрее.

Она искоса взглянула на Джорджа. Он, казалось, снова сосредоточился на еде. У них, по обычаю, было одно блюдо на двоих. Уилл должен был делить свою тарелку с дамой, сидевшей по левую руку от него, но пока он вообще не обращал на нее внимания. И она, видимо, не возражала против этого, поскольку флиртовала с джентльменом, сидящим по другую сторону от нее.

– Нет более преданного существа, чем собака, – заметил Уилл. – И столь же полезного.

– Нельзя с этим не согласиться, – ответила ему Анна.

– У кардинала Уолси кошка, – продолжил Комптон, не потрудившись скрыть презрение. – Она даже спит с ним, принося с собой в кровать бог весть какую грязь.

Анна не сдержала улыбки, глядя, как Танцор копошится в чем-то разлитом на тростниковых подстилках, измазывая свою шерсть в «бог весть какой грязи».

– Кошки сами себя чистят, – заметила она.

– Ланселоту следует завести себе кота? Или подарить его своей Гвиневре?

Уиллу нравилось сравнивать себя с этим легендарным рыцарем… наставившим рога королю.

«Все это ни к чему не обязывающая болтовня», – напомнила себе Анна. За последние десять лет ничего не изменилось. Мужчины и женщины при дворе по-прежнему изображали из себя рыцарей и леди из рыцарского прошлого. Кавалеры сочиняли стихи о дамах своего сердца, изображая их чистыми, непорочными. Это было абсурдом, учитывая то, что половина из них по ночам тайком пробиралась в спальни друг к другу! Анна давно уже устала от этих игр, но до тех пор, пока королева требует ее присутствия, она обязана оставаться при дворе, а эти глупости, по крайней мере, помогают коротать время.