– Джордж! – ахнула Анна, задохнувшись от неожиданности и смущения. – Что ты здесь делаешь?

– Полагаю, это и так очевидно, – ответил ей муж холодным тоном, не скрывая отвращения. – Я пришел за своей неверной женой.

66

Дворец в Гринвиче, 12 февраля 1521 года

Едва сказав это, Джордж пожалел о своих необдуманных словах. Анна напряглась в его руках, а сдавленный звук, который она издала, напомнил ему крик раненой птицы. Обняв ее, он крепко прижал к себе жену, жалея о том, что предыдущую минуту нельзя пережить заново.

– Боже мой, Анна! – прошептал он, проводя рукой по ее спине. – Ты замужем за ревнивым глупцом. Я знаю, что у меня нет оснований для таких обвинений. Сможешь ли ты простить мне эту минуту сомнения?

Она помолчала ровно столько, чтобы он успел отчаяться.

– Твоя ревность беспочвенна, Джордж, тем не менее кое-что я держала от тебя в тайне. И поэтому я не менее глупа, чем ты.

Обняв одной рукой супругу за плечи, он направился к дворцу. Уже почти полностью стемнело. Лишь горящие вдали факелы показывали им направление.

– Когда вернемся к себе, отошлем прислугу и поговорим начистоту.

Оставшись без посторонних в своих личных покоях, Джордж сел на край кровати и похлопал рядом с собой. Анна не раздумывая уселась рядом, подогнув под себя ноги, но лицом к мужу, а не прижавшись к нему боком, как он ожидал. Затем она выложила ему все, что от него скрывала, всю историю целиком, начиная с письма, отправленного ею Томасу Уолси более десяти лет назад, и заканчивая возвращением Мадж Геддингс в свиту герцога Букингема.

– А Комптон? – напомнил он после того, как она замолчала.

– Сначала я думала, что он знает что-нибудь о планах короля и кардинала, а после надеялась, что он сумеет помочь Эдварду.

– Помочь Эдварду? – переспросил Джордж неодобрительно. – Анна, твой брат грозился убить короля. Он хвастался тем, что у него достаточно людей, чтобы захватить корону. Даже если герцог никогда не пойдет дальше этого, он уже заслужил обвинение в измене.

– Но, возможно, король пока об этом не знает. Кардинал Уолси давно уже подозревает моего брата, но до сих пор ничего не предпринял. И как только Эдвард отправится в паломничество, он будет в безопасности.

– Это бесполезно, Анна. Букингем сам навлек на себя катастрофу. В том, что Уолси нанесет ему удар, сомнений нет, вопрос лишь в том, когда это произойдет. Твоему брату не будет дозволено уехать из страны.

– Я вовсе не к этому стремилась. Когда я писала то письмо, я желала лишь отомстить за смерть нашего ребенка разоблачением греховных тайн настоятельницы. – Ее лицо исказилось страданием. – Но я даже в этом не преуспела. Я наводила справки. Несмотря на проверку епископа, которую он осуществил только через несколько лет после моей жалобы, в Литтлморе ничего не изменилось. Матушка Кэтрин по-прежнему сурово руководит своими немногочисленными подопечными.

– Мне не следовало тебя туда отвозить.

– Ты не мог знать, что произойдет.

– И ты не могла знать, что твое разоблачение благодеяний брата этому монастырю будет иметь столь тяжелые последствия.

Анна едва сдержала слезы.

– Те необдуманные строки в моем письме могут стоить Эдварду жизни!

– Анна, Эдвард сам повинен в измене – не ты заставляла его верить в те пророчества, не ты положила его руку на рукоять кинжала и не ты внушила ему идею, что он должен угрожать королю убийством.

– Что же нам теперь делать, Джордж?

После недолгого раздумья он решительно спросил:

– Что сказал Комптон?

– Он отказал в помощи.

– Что именно ты ему рассказала?

– Намного меньше, чем тебе, Джордж. Только то, что кардинал Уолси замыслил уничтожить моего брата. И Комптон поклялся никому об этом не говорить. Он не выдаст меня.

– Да, – согласился Джордж. – Думаю, что не выдаст.

Он очень надеялся на то, что это действительно так. Анну и саму могли арестовать за измену, если кардиналу станет известно, сколько она знает. Могли арестовать и его. И Комптона.

– Прошлое, похоже, всегда будет преследовать нас, – проворчала Анна.

Джордж не понял, говорила ли она о его ревности или о своем письме, но сейчас это было не важно. Значение имела лишь безопасность Анны. Теперь им необходимо держаться как можно дальше от герцога.

– Ох, – вдруг произнесла женщина, заставив мужа вздрогнуть от неожиданности. – Я сейчас кое-что вспомнила. Однажды король обещал мне свое покровительство. Это было в следующее после нашего возвращения ко двору лето. Мы охотились. Король нашел меня, и мы недолго ехали плечом к плечу. Я уже точно не скажу, что он мне говорил, но я тогда вспомнила, как беспомощна была в Литтлморе, не имея собственных средств. Я призналась королю Генриху, что считаю большой несправедливостью то, что все имущество женщины после замужества становится собственностью ее супруга.

– Ты сказала это королю?

Джордж был поражен ее смелостью. Или глупостью – он не знал, как это расценить.

– Полагаю, моя прямота позабавила его величество. Так или иначе, он предложил мне ссуду из своих личных средств, если мне вновь когда-либо понадобятся деньги. Я сказала ему, что не желаю быть у него в долгу, на что король ответил вопросом: не соглашусь ли я принять от него подарок. Боюсь, я сочла тогда его отношение снисходительным. Чтобы положить конец этому разговору, я заручилась разрешением его величества когда-нибудь в будущем обратиться к нему с просьбой о помощи.

В темных глазах Анны ярко вспыхнул огонек надежды.

– Я так и не обратилась к нему, Джордж. Король Генрих по-прежнему должен мне помочь.

– Несомненно, он давно уже забыл о том, что делал тебе такое предложение.

– Я и сама удивлена тому, что это врезалось мне в память, – произнесла Анна. – Кажется, после того дня я не думала об этом. Но если я напомню его величеству об этом случае, он, безусловно, сдержит свое слово.

– Допустим. И о чем ты его попросишь?

– Я попрошу его простить Эдварда, – сказала Анна не задумываясь.

От объявшего его панического страха у Джорджа взмокли ладони.

– Обещай, что ты не будешь пока этого делать, Анна.

– Но Эдвард в опасности!

– Мы не можем знать это наверняка, и, заговорив об этом раньше времени, лишь ухудшим его положение.

«И наше положение тоже», – добавил он про себя. Анна не должна рисковать. Ему следует найти нужные слова, чтобы убедить ее в том, что следует быть осторожной.

– Я не слышал даже намеков на то, чтобы против твоего брата что-либо собирались предпринять, равно как и никаких слухов о том, что он затевает мятеж против короны. Думаю, что и Комптону ничего не известно. Ты же знаешь, что он помог бы тебе, независимо от того, что он сказал и чего бы это ему стоило. Жалкий глупец, он по-прежнему безумно в тебя влюблен.

– Не понимаю почему.

То, что в голосе Анны прозвучало раздражение, доставило Джорджу несказанное удовольствие.

– Я не даю ему никаких надежд. И очень сожалею, что вообще когда-либо давала.

– Ты так же не в ответе за одержимость Комптона, как и за измену Букингема. Но все вместе мы, вероятно, сможем найти возможность избежать крупных неприятностей. Я поговорю с ним. С Комптоном, я имел в виду.

Анна обвила шею Джорджа руками и, привлекая его к себе, прогнала из его головы посторонние мысли.

– Ах, я так тебя люблю, Джордж! И клянусь, что больше никогда не буду от тебя ничего утаивать.

Остаток этой ночи они посвятили друг другу и больше не говорили об Уилле Комптоне, герцоге Букингеме, кардинале Уолси или короле.

67

Замок Торнбери, графство Глостершир, 9 апреля 1521 года

Из небольшой рощицы Уилл Комптон с товарищами наблюдал за герцогом Букингемом, направляющимся ко двору. Днем раньше королевский курьер доставил ему приказ Генриха. Конь Уилла нервно переступал, чувствуя напряжение всадника.

– На каком расстоянии позади него нам держаться? – спросил его слуга.

Король выслал группу в полдюжины человек. Некоторые из них были в дворцовых ливреях и должны были внимательно следить за передвижением герцога.

– Чтобы нас не было видно, – ответил Уилл. – Будем следовать за Букингемом, не догоняя его.

«Если только герцог, – добавил он про себя, – не направится в ближайший порт, чтобы сбежать на корабле из Англии».

Но, скорее всего, брат леди Анны не подозревал, какая участь ожидает его в Лондоне. Он не проявлял никаких признаков беспокойства и по пути останавливался на отдых во всех обычных для него местах. Он даже нашел время, чтобы посетить монастырь в Ридинге и сделать там пожертвование.

Несколько долгих дней в седле давали Уиллу возможность поразмыслить. И он предался невеселым думам. И письмо, вызывающее герцога ко двору, и приказ держать его и его сопровождающих во время переезда под наблюдением, исходили якобы от короля. Но Уилл знал, как обстояли дела в действительности. И за тем, и за другим стоял кардинал Уолси. Комптону даже в какой-то мере было жаль Букингема. Герцог слишком долго, слишком много и слишком громко осуждал кардинала. Даже когда они, казалось, были союзниками, Букингем посмеивался над скромным происхождением Уолси. Теперь сын мясника собирался ему отомстить.

С тех пор как леди Анна побывала у него дома в Гринвиче, Уилл старался не вмешиваться в дела, связанные с герцогом. Джордж Гастингс предпринимал многочисленные попытки заручиться его помощью, и каждый раз Уилл уклонялся. В конце концов ему это не принесло ничего хорошего. Уолси пожелал впутать его в это дело, а у кардинала были средства, чтобы принудить Уилла к сотрудничеству.

Комптон старался не думать о леди Анне, но это было ему не под силу. Его сердце разрывалось на части. Боль, такая же осязаемая, как от колотой раны, усугублялась осознанием того, что своим отказом он лишал себя даже той мизерной надежды вернуть ее, которая у него была.

Тем не менее Уилл понимал, что поступил правильно. По-другому было нельзя. К тому времени, когда Анна к нему пришла, было уже слишком поздно пытаться спасти Букингема. Уилл тогда еще этого не знал, зато ему было известно, что противодействие кардиналу только повредило бы леди Анне. Около недели до того, как она посетила его домик в парке Гринвичского дворца, кардинал выложил карты на стол.

– Моя обязанность как служителя Церкви, – сказал Уолси, – привлекать к ответственности совершивших грех прелюбодеяния, невзирая на их знатность. Даже баронесса может предстать перед церковным судом и понести наказание в полной мере. Женщина, пусть даже аристократка, будет публично наказана раздеванием до исподнего с указанием ее греха на куске бумаги, прилепленном ко лбу.

Уилл отказал Анне в ее просьбе, чтобы она не разделила такой участи. Мужчина должен защищать женщину, которую он любит, даже если она больше не любит его. Он не позволит Уолси привлечь Анну к суду и унизить ее. И он будет защищать ее до последнего вдоха. Даже если для этого потребуется уступить требованиям Уолси и содействовать крушению Букингема.

Однако принятие этого решения никак не уменьшило тяжести на сердце Уилла.

За день до прибытия в Лондон герцог остановился на ночлег в Виндзорском замке. На следующее утро после службы он сделал пожертвование в церкви Пресвятой Богородицы, где заметил одного из слуг Уилла и узнал его.

– Ты чего здесь околачиваешься? – потребовал ответа герцог.

Уилл, наблюдавший за ними с другой стороны церкви, не был виден герцогу, но смог расслышать ответ своего слуги.

– Я нахожусь здесь по распоряжению короля, – сказал он дерзко.

Ему не было необходимости продолжать – глупцом Букингем не был. По его изумленному выражению лица Уилл понял, что тот догадался об истинной причине вызова ко двору.

Впоследствии Уилл допросил слуг герцога. После церкви Букингем отправился завтракать, но так ничего и не съел. Отодвинув блюдо с мясом, он не притронулся к свежеиспеченному пшеничному хлебу и велел подавать его баржу для дальнейшего следования в Лондон вниз по реке. Герцог понимал, что ему грозят неприятности, но избежать их не надеялся.

Дворец кардинала в Вестминстере в тот день был конечным пунктом пути. Уилл и его товарищи больше не пытались скрывать свое преследование. Темза была полна различных судов, но не настолько, чтобы вооруженные гвардейцы в королевских ливреях могли оставаться незамеченными.

Уилл был недалеко позади герцога, когда тот вошел в Йоркский дворец и потребовал аудиенции у кардинала Уолси.

– Мой господин болен, – сообщил ему один из слуг Уолси. – Сегодня он никого не принимает.

Было это правдой или нет, Уиллу было неведомо, но Букингем вдруг побледнел. С трудом ему удалось вернуть себе самообладание.

– Жаль, – сказал он. – Но вы не можете отказать мне в гостеприимстве. Я выпью вина милорда, прежде чем откланяюсь.