Девушка взвизгнула, когда что-то вторглось в ее самое сокровенное место. Жестко. Уверенно. Словно так и нужно.

— Ты… ублюдок, — простонала она, пытаясь оттолкнуть его.

— А кто ты, моя голенькая жена, страдающая по другому мужчине? Большего от меня ты не получишь, пока не выда-вишь его из сердца!

Он слегка повернул руку, и Дрю дернулась, словно пораженная громом.

— Убирайся! — прошипела она, пытаясь бороться с неизведанными доселе ощущениями, которые возбуждали в ней его пальцы. — Ты омерзителен!

— Я человек, жена которого рада бы наставить ему рога с соперником, — бросил он, — и за это получит лишь…

Его пальцы снова зашевелились, доставая до самой ее сердцевины, и она охнула от боли.

— …и это, — прошипел он.

Безжалостно-резкое движение, и она потрясение охнула, не в силах пошевелиться, чувствуя себя полностью парализованной. Невероятно! Неслыханно! Ужасно!

Он тоже словно застыл. И молчал. Только время от времени сгибал пальцы, чтобы напомнить ей, кто тут хозяин. Кто владеет ею, готовый прорвать преграду ее девственности, управлять чувствами.

Она не понимала, что почти неуловимо вращает бедрами, стараясь втянуть его глубже, усилить наслаждение, хотя он никак не мог проникнуть дальше.

И не знал, как долго выдержит эту пытку, сколько еще она будет биться, насаженная на его пальцы, как бабочка на иглу. А вид ее ягодиц, перекрещенных ремешками, доводил до умопомрачения.

— Урок третий, жена, — прошептал он. — Только мужской пенис может по-настоящему владеть тобой. Чего ты хочешь больше? Воспоминаний? Жалкой подмены? — Он пошевелил пальцами. — Или своего хозяина? Подумай, Дрю, каково это — быть наполненной до конца и по-настоящему стать моей женой.

Никогда, никогда, никогда, никогда…

Он неспешно отнял руку, и Дрю мгновенно обмякла. Нет, нет… она не ожидала такой… пустоты. Только не это.

Она повернула голову.

Бугрящиеся брюки яснее всяких слов сказали, какое удовольствие ожидает ее, когда она добровольно отдастся ему.

Если бы только поскорее покончить с этим…

Он ясно прочел в ее глазах невольное восхищение его мужской силой и упорный отказ смириться. Он разъяренно сжал кулаки.

Раз так, пусть она лежит тут. Пусть подумает о том, что чувствовала. Какие ощущения пробудили в ней его ласки. И что она получит, если по доброй воле придет к нему.

Но больше ему этого не вынести.

Тяжело дыша, он прислонился к двери, мокрый от пота и бесплодных усилий усмирить свою похоть. Еще минута, и он взорвался бы, залив своим семенем ее голые ягодицы.

Ему вдруг стали безразличны все уроки, ее любовь к Жерару Ленуару и сам Ленуар. Все, что имело значение в эту минуту, — слепящее наслаждение разрядки, высвобождения, погружения в ее жаркое, тугое, предательское тело. Но тут он представил ее твердые колкие соски. Неужели Жерар видел их? Касался? Нет. Лучше не думать об этом.

Все эротические игры, затеянные им, еще не доказывали, что она не отдавалась ласкам Ленуара. И если он обнаружит, что тот притрагивался к ней… Дрю Каледон навеки останется девственницей.

Но, к сожалению, придется отдать ей одежду.

Глава 5

Значит… эта хитрая ведьма всячески издевается над ним, воображая, что это любовничек объезжает ее… Сколько еще придется ему вынести?!

Даже он не знает пределов собственного самоконтроля или своей страсти. Но все равно, какие хитрости ни пускала бы она в ход, он не поддастся искушению взять ее… пока не будет к этому готов.

Однако это решение требовало стойкости и терпения святого.

Он лежал на кровати в спальне, смежной с комнатой Дрю, и лениво наблюдал, как при мысли о ней его плоть восстает все сильнее.

По-прежнему девственна. Круглозадая, длинноногая, жаркая, влажная, «приди-возьми-меня» девственница. Единственное утешение.

А ты сходишь с ума от желания погрузиться в ее горячий колодец.

Стоит ли ? Стоит ли овладеть ею, как она того просит ?

Почему нет ?

Почему нет?

Зовущая расщелина между ее разведенными бедрами поглощает… засасывает его… ноги обхватывают талию… он чуть отстраняется и делает первый выпад, разрывая ее девственность, изливаясь в нежный, мягкий бархат лона…

Корт со свистом втянул в себя воздух, умирая от желания добраться до нее, ворваться в ее тело, как в покоренный город…

Она ждет обнаженная, готовая к бешеной схватке… подумать только, как его пальцы заставили ее извиваться… она не могла насытиться… Господи… окунуться в эту сладость…

Дьявол…

В соседней комнате ждет готовая на все женщина, а он распустил слюни, вместо того чтобы пойти и оседлать ее! Идиот!

Но в этом безумии есть своя логика. Есть. Только в это мгновение, когда его плоть дрожала и наливалась кровью, он никак не мог вспомнить, в чем эта логика состоит.

Он дал ей полчаса, прежде чем явиться. Дрю лежала в той же позе, на животе. Глаза закрыты, губы сжаты.

Поэтому он и понял, что она не спит.

— Что еще? — презрительно пробормотала Дрго. Его плоть снова взбунтовалась. Вид ее покорного роскошного тела возбудил его еще больше.

— Что же, моя лань, ты наконец ощутила, что это такое — ласки настоящего мужчины. Думаю, пора и мне попробовать тебя на вкус.

— Нет! — отчаянно вскрикнула она. — Нет! Нет!

— Как?! Моя жена, которая ни в чем мне не отказывает? — вкрадчиво осведомился он. Железная рука в шелковой перчатке…

— Я не вынесу этого, Корт, — призналась и, растерявшись, смолкла.

Как? Она уже молит о милосердии? Может, и так, ибо в роли палача выступает именно он. Не она. Ах, если бы только он исполнил свой супружеский долг… они могли бы покончить с играми и вести каждый свою жизнь.

Она могла бы заставить его сделать это, могла…

— Что ты делаешь?! — взвизгнула Дрю, когда он поднял ее себе на колени и стал втирать что-то в раскрывшиеся створки ее лона.

— Готовлю себе угощение, моя лань. Дрю застонала.

О Господи, его пальцы, массирующие ее расщелину чем-то густым и липким… она не выдержит!

— Вижу, тебе это нравится, — пробормотал он. Дрю отозвалась гортанным глухим возгласом.

— Ничего мне не нравится, — выдавила она, но предательская плоть судорожно стиснула его пальцы.

— Значит, еще понравится.

Нет, это ему нравились судороги, сотрясающие ее лоно, покрытое слоем меда.

Что ты делаешь? — снова охнула она.

— Сдабриваю лакомство медом, моя лань. Нужно подсластить блюдо, прежде чем пробовать.

О Боже, Более, Боже…

Она дергала путы, билась, брыкалась, но куда было деваться от настойчивых касаний его неумолимых пальцев!

Постарайся вынести это… пусть делает что хочет, лишь бы поскорее…

Но зачем лицемерить? Ведь она не просто терпит, а чуть ли не заигрывает с ним вопреки той ненависти, которую испытывает к этому человеку.

И себя она тоже ненавидит. Свое обнаженное тело…

— Ах-х-х, — простонал он, — а сейчас…

— А сейчас? — боязливо прошептала она.

— …Остается попробовать мой десерт. И она ничего не в силах поделать. Если раньше он удерживал ее, то теперь, отпустив, ловко поставил на колени.

— Сейчас, — выдохнул он, наклоняясь над ней. И взял одним выпадом неумолимого языка, проникшего в ее воспаленное лоно.

Он поглотит ее!

Она сопротивлялась, умоляла, заклинала и все же не могла увернуться от его неустанных ласк и твердой решимости слизать и высосать весь мед до последней капли.

Ее тело выгибалось, она дергала за ремешки, натянутые, подчеркивающие красоту ее женской плоти, позволявшие проникнуть в каждый уголок и складку розовой раковинки. Он словно задался целью довести ее до исступления.

Наслаждение, которое испытывала Дрю, было так велико, так ослепительно-огромно, что она, казалось, тает, растворяется в нем.

Он взял все, что хотел, и она не сумела остановить его, пока он купался в ощущении своей власти над ней, которое давали ему жадные, чувственные поцелуи.

Она и не подозревала, что на свете существуют столь развратные эротические ласки. Похоже, Корт вообразил, что этим пробудит в ней желание к нему.

Но у него ничего не получится. Правда, она, вероятно, со временем приучится мечтать о тех невыразимых ощущениях, которые он будил в ней. И раздвигать ноги, когда бы он этого ни потребовал. Научится быть лучшей шлюхой и женой во всем приходе Сент-Фобонн.

Но хотеть его? Любить? Нет. Никогда.

Никогда…

Она напряглась и затрепетала, когда язык коснулся средоточия безмерного удовольствия.

Ни за что…

Что он творит? Что творит?

Она дернулась, едва он дотронулся до некоего тайного священного местечка, о существовании которого она не подозревала.

…Ни когда…

…и она скользнула в темную жаркую пропасть и окунулась с головой в серебряный водопад, рассыпавшийся по телу блестящими капельками.

…Созрела… готова… и все же сопротивляется…

Он крепко вцепился ей в бедра, жадно впитывая каждый оттенок ее ощущений, прежде чем позволил Дрю отстраниться.

И она тут же отпрянула, словно не могла дождаться, пока избавится от него. Что тут еще можно сказать?

Что он не насытился?

Ничуть.

Что это было ее первое знакомство с плотскими наслаждениями?

Вероятно.

Что теперь она предложит себя добровольно?

Вряд ли.

Корт презрительно фыркнул и отодвинулся от соблазнительного тела, чтобы не поддаться соблазну врезаться в него.

Она рядом, к его услугам, и ягодицы приподняты именно так, чтобы принять его взбесившуюся плоть.

Все, что он должен…

Все, что ему нужно…

— Возьми меня, — прошептала она, вопреки всему надеясь на скорое освобождение. Видя его мучительную нерешительность. Озирая готовое к бою орудие.

— Не стоит, моя лань. Думаю, я сыт твоим вкусом и запахом до завтрашнего дня, — пробормотал он, сжимая кулаки, чтобы не впиться ногтями в ее округлые ягодицы. Он принудил себя слезть с кровати. — Какое приятное зрелище, моя лань… видеть, как отзвуки минувшего блаженства преображают твое лицо.

— Так это было блаженство? — с нескрываемым сарказмом пробормотала Дрю.

— Ясно, — глухо бросил Корт, сходя с ума при мысли о том, что она могла уже испытать нечто подобное в руках Ленуара… что именно француз был наставником Дрю во всех земных восторгах… если не считать самого главного. Да, до главного они не добрались, ведь Корт, пьянея от счастья, уже обнаружил, что она девственница.

Следовательно, ей есть чему поучиться… да и ему тоже, теперь это понятно. Мужчина ничего не должен принимать как должное, особенно если его пенис ноет и требует разрядки. В таком состоянии этим самым мужчиной управляют отнюдь не мозги, а кое-что пониже.

— Что же тебе ясно? — насторожилась она, услышав недовольство в голосе мужа. А это означало, что неизбежное снова откладывается.

Дрю вздрогнула. Ну почему, почему она дразнит его? Она и сама не знала. Ведь достаточно простой покорности, чтобы дать ему все, чего он добивается. Любая актриса способна на это.

Или шлюха.

Даже она, в своей невинности…

У Дрю перехватило дыхание.

Но я уже не столь невинна.

Я познала наслаждение.

Изведала плотские запретные поцелуи.

Поняла, какой пожар может полыхать между бедер.

Какую силу имеет женская нагота.

Не столь невинна…

Ей казалось, он читает ее мысли по глазам.

— И что ты видишь? — с деланным равнодушием осведомилась Дрю.

— Испуганную лань, — мягко пояснил он. — Лань, пытающуюся спрятаться от судьбы.

Дрю охнула. Сколько еще она может испытывать его на прочность? Может, попробовать и дальше…

— А ты — человек, отрицающий собственные чувства! Неужели лучше ходить целыми днями с этой штукой, лезущей из брюк, чем воткнуть ее в меня? Значит, ты либо трус или не хочешь меня по какой-то причине, » либо тоже отдал сердце кому-то другому…

Она осеклась при виде его лица. Проговорилась. Господи, неужели у нее язык повернулся? Да что это с ней?

У Корта внутри все словно в лед обратилось.

Сучка! Кто бы мог подумать, что у лани такие острые зубки? Проклятая шлюха, ведьма, сука…

…как он мечтает показать ей! Навалиться сверху и вставить ей! Обработать, чтобы она заткнула свой поганый рот! Заломить ноги и поиметь так, чтобы конец, вылез у нее из глотки и она захлебнулась его семенем!

Но… но…

Он хотел видеть ее покорной. Захлебывающейся от желания. Ползающей у его ног. Молящей о том, что он единственный способен ей дать.

И пока этого не произойдет, пусть она хоть на стену лезет. Он не поддастся. И удержит в узде свой неукротимый пенис. Она никогда не узнает, чего стоит ему такая выдержка.