Тина Сент-Джон - Тайный искуситель

Ашкелон, в Королевстве Иерусалим Май 1192

Ночь, тихая и безлунная, растянулась над пустыней, словно плотный черный бархат, мантия-невидимка для стройной фигуры, движущейся с кошачьей грацией по лабиринту узких переулков, перекрещивающих сердце дремлющего города Ашкелон. Она была одета в облегающую тунику и штаны из черного шелка, у нее были закрыты голова и лицо, на котором видны были только глаза, и казалось, сама ночь отрастила себе ноги, чтобы прокрасться по разоренному войной, заброшенному рынку.

Фигура двигалась быстро и осторожно, обогнула древнюю мечеть, затем прошла вдоль ряда купеческих домов и по следующей извилистой улице; каждый шаг ее по булыжнику и плотно слежавшемуся песку улицы был беззвучен, в грациозных движениях не было усталости или неуверенности. Тренированное тело и безупречная скрытность не выказывали напряжения, все еще остававшееся в ней после недельного путешествия пешком от горной крепости Масиаф, путешествия, которое привело сюда, к порту пустыни Ашкелону.

К месту, что могло стать окончательным триумфом или позорным поражением.

Именно здесь лидер европейских неверных, Ричард Львиное Сердце, разбил свой лагерь, и именно здесь он испустит последний вздох. Он оскорбил множество могущественных правителей с тех пор, как прибыл на Святую землю; неизвестно было, кто из них заплатил, чтобы увидеть его уничтожение. И наемнику, который должен был подтвердить, что дело сделано, фидаи, который сейчас крался вдоль высокой городской стены к месту, где виднелась королевская палатка, было все равно, кто заплатил за эту смерть. Как Конрад Монферратский две недели назад, так и Ричард из Англии вскоре ощутит смертельную остроту кинжала ассасина.

Хотя время близилось к рассвету, а не закату, король не спал. Большая палатка Ричарда Львиное Сердце, разбитая на ровной земле среди палаток остальных солдат, светилась изнутри, мерцание одной свечи отбрасывало тени на разделенные полосами шелковые стены, выдавая, что ее обитатель один; его широкие плечи сгорбились над столом, свидетельствуя о глубокой сосредоточенности. Будто в насмешку над любой опасностью не было выставлено часовых, ни возле палатки, ни вдалеке от нее. Бесстрашность Ричарда была широко известна; сегодня она приведет к его гибели.

Не тратя времени впустую, фидаи вознес молитву Аллаху, после чего достал девственно чистый кинжал, сделанный специально для такого случая. Изогнутый клинок выскользнул из ножен бесшумно, как шаг ассасина, почти приблизившегося к палатке короля.

Внезапно где-то вдалеке залаяла собака. Низкий рокот мужских голосов далеко разносился в ночной тишине, слова франкского языка звучали серьезно, но слишком тихо, чтобы можно было их различить. Два рыцаря вошли в лагерь с противоположной стороны, очертания их широких плеч были едва различимы в темноте, и, когда они шли к палатке Ричарда Львиное Сердце, их тяжелые сапоги грохотали по булыжнику, которым была вымощена земля.

Скрытый в полной темноте, ассасин наблюдал, взвешивая шансы на победу и поражение, как Король Ричард поднял голову и начал вставать из кресла. Было достаточно времени, чтобы нанести удар прежде, чем рыцари настигнут его. Его не интересовала собственная безопасность; смерть за веру была вознаграждением для ассасина. Но еще большее значение имела не перспектива ожидаемого Рая, а надежда, что этот подвиг наконец-то поможет получить одобрение Рашида ад-Дин Синана.

Почитаемый большинством как таинственный Старец Горы, король ассасинов для фидаи, отправленного в Ашкелон на эту миссию, Синан был больше известен как «Отец». Именно его имя, а не имя Аллаха прошептал ассасин, подходя к палатке, закрывавшей безоружный силуэт Ричарда Львиное Сердце.

— Король уж явно не потрудился объяснить срочность этих полуночных призывов, верно?

Себастьян, граф Монтборн, недавно назначенный командующий офицер короля Англии Ричарда в войне против неверных мусульман, пожал плечами в ответ на вопрос идущего рядом солдата.

— Король бодрствует и желает ознакомиться с рапортами своих войск. Какое еще требуется объяснение?

— Эх, — проворчал его спутник, крупный шотландец с высокогорья, из дикой северной местности. — Я должен был догадаться, а не жаловаться вам, друг мой. Вы и Львиное Сердце, похоже, забываете, что нам, простым смертным, для победы в следующем сражении необходимы такие вещи, как еда и отдых.

Себастьян усмехнулся:

— И все эти месяцы вы старались убедить меня в том, что кровь гуще у шотландцев, а не у англичан. Интересно, что сказала бы ваша хорошенькая невеста, услышав, как вы жалуетесь, что лишились нескольких часов сна?

— Айе, милая Мэри, — вздохнул шотландец. — Она бы, несомненно, бросила на меня прекрасный сердитый взгляд и сказала: «Джеймс Малкольм Логан, я говорила вам, что это безумие: оставлять меня ради погони за славой в этом проклятом месте. А теперь тащите свою глупую задницу домой, где вам самое место, прежде чем я…»

Себастьян краем глаза заметил в темноте какое-то движение. Он остановился и, приподняв руку, заставил своего друга замолчать.

— Там… — сказал он, когда Логан тоже остановился. Он понизил голос до шепота: — Какое-то движение позади тех палаток.

Луна не освещала лагерь, и было трудно увидеть что-то помимо очертаний солдатских палаток и темной полуразрушенной городской стены Ашкелона, возвышающейся, как гора, в непосредственной близости от лагеря.

Стоящий рядом с ним Логан всмотрелся в темноту и покачал головой.

— Я ничего не вижу.

— Нет, — настоял Себастьян, уверенный, что не ошибся, чувствуя, как мурашки поднимают волоски на затылке. — Там что-то — кто-то — есть.

И снова чернота шевельнулась, когда стройная фигура словно материализовалась из тьмы. Одетый в черное с ног до головы незваный гость, низко пригибаясь к земле, двигался к центру лагеря с очевидной целью. Себастьяну не нужно было видеть кинжал, зажатый в кулаке, как смертельный стальной коготь, чтобы понять, кем был незнакомец…

Ассасин.

— Кровь Христова! — Себастьян выхватил меч и бросился вперед. — Король, Логан! Бегом к королю!

Пока шотландец бежал к освещенной свечой палатке Ричарда, сапоги Себастьяна преодолели расстояние между ним и сирийским агентом смерти. Некоторые солдаты в лагере начали просыпаться. Они выскакивали из палаток и хватали оружие, предупрежденные об опасности криком Себастьяна.

Переполох, должно быть, застал ассасина врасплох, поскольку он внезапно остановился, как бы оценивая возможную угрозу плена. Колебание дорого ему обошлось. Себастьян отвлек его и последовал за ним, предполагая, что противник развернется и побежит к открытым городским воротам. Себастьян знал, что если позволит ему добежать до лабиринта улиц и переулков Ашкелона, то никогда его не найдет.

Ассасин был худощав, но быстр. Себастьян как минимум дважды едва не ранил его мечом, но каждый раз проворный маленький ублюдок уклонялся, выбирая направление, точно заяц, убегающий от гончей. Ассасин был близок к свободе, почти добежав до арочных врат Ашкелона, но внезапно споткнулся на участке рассыпанного гравия. Одна его нога заскользила, и он начал падать. Себастьян бросился вперед, свободной рукой хватая ассасина за поднятую руку.

— Мм, нет! — закричал он.

Себастьян не предполагал, что голос окажется таким тонким и высоким.

Чтобы убить короля, из гор отправили молодого юношу? Это выглядело смешно, но у Себастьяна не было времени думать об этом.

Не предупреждая, ассасин извернулся и быстрым движением ударил Себастьяна в бок. Удар был не самым сильным из всех, что он когда-либо получал, но его хватило, чтобы выбить из легких весь воздух. Он выпустил руку ассасина, и мальчишка бросился бежать. Себастьян последовал за ним, но быстро понял, что не сможет держать темп. Его ноги начали дрожать; его меч стал настолько тяжел, что он едва удерживал его. Он сделал еще несколько шагов, волоча ноги по песку, когда ассасин скользнул за угол городских ворот и исчез.

Позади себя Себастьян слышал лязг оружия и тяжелый топот шагов, пока группа солдат бежала к нему. Он не осознавал, что перестал двигаться, пока не почувствовал, как на его плечо опустилась рука.

— Сэр, вы в порядке? — спросил один из крестоносцев.

Себастьян кивнул и повернулся к своим людям, стараясь ничем не выдать своих эмоций.

— Дыхание… сбилось. — Раздосадованный тем, что позволил ассасину сбежать, он с раздражением отстранил протянутую к нему руку одного из рыцарей. — Этот ублюдок ударил меня, и я задохнулся. Оставьте меня. Я буду в порядке.

Дюжина солдат смотрела на него в немом изумлении, широко раскрыв глаза и не зная, что сказать.

— Иисусе, — ахнул юный солдат.

Себастьян проследил за их взглядами и, увидев причину беспокойства, мрачно засмеялся. Из раны на боку сочилась кровь, расплываясь на талии большим пятном, пропитывая ткань его туники и штаны. Маленький мерзавец ранил его — и, по всей видимости, вполне успешно.

Неудивительно, что мужчины смотрели на него, как на призрака. Еще несколько часов — и он вполне может им стать.

Три недели спустя

-Знаете, друг мой, вы бы избавили короля и всех остальных от многих усилий и беспокойства, если бы просто сказали, что твердо намерены загнать себя до смерти. — Джеймс Логан, все еще одетый в кольчугу после утренней тренировки, шагнул туда, где стоявший на верхушке деревянной лестницы Себастьян подставлял свою голую спину жгучим лучам полуденного пустынного солнца, укладывая большой кирпич на частично восстановленную городскую стену. — Для восстановления оборонительных сооружений Ашкелона нанята тысяча крепких мужчин, и все же вы, правая рука короля, едва не погибший две недели назад, трудитесь здесь наравне с простыми рабочими. Похоже, весь здравый смысл вытек из вас вместе с кровью, которую вы потеряли прошлым месяцем в лагере.

Выдохнув проклятие, которое вызвало приступ боли от заживающей раны, Себастьян повернул голову, чтобы посмотреть на Логана.

— Я прибыл в Палестину не для того, чтобы умереть, — ответил он, мастерком распределяя раствор по стене и протягивая руку за следующим кирпичом. — И не для того, чтобы сидеть без дела в конфискованном дворце султана, организуя ремонтные работы в городе, который, скорее всего, будет разрушен Саладином раньше, чем мы положим последний кирпич.

Остановившись у основания лестницы и прислонившись плечом к каменной стене, Логан усмехнулся и посмотрел на Себастьяна из-под приподнятых каштановых бровей.

— Король не мог не знать, что Черный Лев Англии ощетинивается на любое упоминание о клетке, пусть даже и золотой. Друг мой, нравится вам или нет, но именно это он приказал перед тем, как выдвинуться на Дарум.

— Мне это не нравится, — подтвердил Себастьян рычанием. — Я прибыл сюда, чтобы сражаться. А раз я не могу делать этого в настоящий момент, то хотя бы буду полезен. Почему бы вам не заняться тем же и не передать мне еще одно ведро с раствором, пока вы там? — Он выскреб остатки густой глинистой жижи и сбросил пустое ведро в руки ожидающего шотландца. — В любом случае я намерен вновь принять участие в кампании, как только король вернется из Дарума. Спустя почти месяц бездействия здесь, в Ашкелоне, я, думаю, смогу потерпеть еще несколько дней.