Возможно, он и хотел ее смутить.

Эта мысль заставила ее двигаться. Вскинув подбородок и стараясь не показать своей неуверенности, Захира прошагала к террасе. И замедлилась у самого края, неотрывно глядя на Себастьяна, который теперь вглядывался в город и горизонт за ним.

Она не рискнула заглядывать за край крыши, чтобы увидеть, что именно под ними. Наверняка большой двор дворца, с мощеными дорожками и мраморным фонтаном, но все это в пятидесяти футах под ними, каждый квадратный дюйм, вымощенный твердыми камнями, не прощающими ошибок. Один неосторожный шаг, потеря равновесия, и…

Низкий голос Себастьяна раздался на расстоянии вытянутой руки от нее, выхватив Захиру из мрачных размышлений.

— Дома, в Англии, когда я был мальчишкой, я забирался с отцом на самую высокую башню нашего замка в Монтборне и смотрел на бесчисленные холмы и долины наших владений. Он поднимал меня над краем и велел тянуться как можно дальше, позволяя дышать воздухом и восхищаться землей, которая однажды станет моей, а сам держал меня за пояс, не позволяя упасть.

— У вас, франков, странные представления о развлечениях, — насмешливо ответила Захира, но при этом поняла, что ей легко, даже приятно представлять его бесшабашным мальчишкой, которым он был, темноволосым разбойником, который бесстрашно мчится к самому краю замковой башни, только чтобы подставить лицо хищному северному ветру. Мужчина, стоявший рядом с ней, казалось, и сам не далек от подобных наклонностей. Она нахмурилась, выругав себя за то, что восхищается им — тогда и сейчас.

— Дело было не столько в развлечении, сколько в доверии, — сказал он, поворачиваясь к ней. — Видишь ли, в детстве я ужасно боялся высоты. Мой отец видел, что это меня беспокоит, и научил смотреть в лицо своему страху и справляться с ним. Он брал меня на вершину башни каждое утро и обещал, что никогда не позволит упасть. Я верил, что он сдержит свое обещание.

Откуда-то снизу вспорхнул голубь, яростно забил серо-белыми крыльями, чтобы перелететь крышу, и затем пронесся к залитому солнцем городу вдалеке. Захира наблюдала за ним, пока голубь не скрылся из вида, радуясь возможности отвести глаза от внимательного взгляда Себастьяна.

Она размышляла над мысленными играми, которыми отвлекалась в детстве в Масиафе — расчетами, которые должны были обострить разум, и постоянными тренировками, которые формировали ее волю и способность принять любой вызов, встретившийся на пути. В детстве у нее тоже было множество страхов, но никто и никогда не помогал ей справиться с ними, даже отец. Рашид ад-Дин Синан считал страх слабостью, а со слабостью мириться не полагалось.

Захира была вынуждена справляться сама, и она справилась, слишком рано поняв, что ни на кого не может полагаться, рассчитывать можно лишь на себя. Так было проще, меньше места оставалось для ошибок. Меньше шансов испытать боль и разочарование.

Ее так захватили горькие воспоминания, что она не сразу поняла, что Себастьян приблизился к ней и опустил теплую ладонь ей на руку.

— Иди сюда. Становись рядом.

Она слегка отстранилась и помотала головой.

— Я предпочту остаться на безопасном расстоянии.

— От края или от меня? — спросил он с плутовской улыбкой. — Давай же, Захира. Тут нечего бояться.

Внезапно она встретилась с ним глазами. Кажется, он уже говорил ей именно эти слова? Возможно, недавно, и нескольких часов еще не прошло? Она была уверена, что он их говорил, что она слышала, как он мягко шепчет эти слова ей в ухо, и его дыхание согревает ее кожу, успокаивая, соблазняя…

Захира встряхнулась, возвращаясь в реальность, к его нынешнему предложению, и вскинула подбородок, глядя прямо ему в глаза.

— Я ничего не боюсь, милорд.

Его взгляд говорил, что он так не считает, и все же он согласно склонил голову.

— Тогда идите, миледи.

Она не стала больше возражать и позволила Себастьяну взять ее за руку и подвести на край, перед ним, так, чтобы носки ее сандалий оказались в нескольких дюймах от глубокого обрыва. Сердце тут же бешено заколотилось в груди, каждый мускул напрягся от близости опасной высоты и абсолютного восхищения открывшимся видом.

С этой точки Ашкелон был чудом для глаз, парадоксом, одновременно огромным и миниатюрным. Словно огромная чаша, город широкой дугой открывался морю, храня в себе густую застройку зданий, улиц, парков, святых мест. Плоские черепичные крыши разной высоты тянулись во всех направлениях, как гигантская лестница без начала и конца. Люди внизу были похожи на муравьев: маленькие колонии заполонили рынки и общие площади, звук разговоров смешивался и поднимался над городом, как бесконечный прилив жизни.

Захира вбирала новые образы и звуки, чувствуя, что будто зависла над ними, как орел, обнявший крыльями ветер. Она не боялась падения ни секунды, сильная рука Себастьяна обнимала ее за талию, и надежное тепло его тела за спиной обещало защитить ее от всей возможной опасности.

И хотя ее безмерно беспокоило это признание, она не могла не заметить, как легко он прижал ее к себе, как естественно ощущались прикосновение его тела, объятия его рук. Его дыхание шевелило тонкие волоски на ее шее, и на миг она закрыла глаза, представляя, что оба они летят, парят в облаках, вместе, оставив все проблемы тем, кто прикован к миру внизу.

— Вот видишь? Ты можешь мне доверять, — проговорил Себастьян совсем рядом с ее ухом, и низкий рокот его голоса послал трепет волнения к самому ее сердцу. Он хихикнул, прекрасно осознавая этот эффект, но когда заговорил, его тон был предельно серьезен.

— Но остается вопрос, Захира, могу ли я доверять тебе?

Она потрясенно вздохнула.

— М-милорд?

— Не хочешь рассказать мне, что произошло в тот день в мечети?

Она попробовала отстраниться, но его хватка была железной.

— Происшедшее вчера было ужасной трагедией, милорд. Я предпочла бы об этом не думать.

— Тогда подумай об этом в последний раз, и я больше никогда не потревожу тебя вопросами.

Он явно не собирался отступать, пока не получит от нее удовлетворительного ответа.

— Что вы хотите узнать? Все произошло так быстро, что я не уверена, смогу ли многое вспомнить, — продолжала она, вцепившись пальцами в руку, которая сковала ее между телом Себастьяна и смертоносным краем крыши. Она была в западне, слишком близко к обрыву. И слишком боялась силы этого мужчины, который делал ее совершенно беспомощной. — Прошу! — задохнулась она. — Я не могу так думать. Отпустите меня, умоляю!

Он хмыкнул с сомнением и развернул ее, унося от края. Она больше не нависала над двором, но если она считала, что со стороны крыши окажется в безопасности, она жестоко ошибалась. Теперь Себастьян смотрел на нее, его мощное тело и огненный взгляд заставляли ее пятиться к стене дворца, давили и не оставляли возможности сбежать от его вопросов и его присутствия.

— В Англии, миледи, — сказал он ей очень спокойно, обнимая ладонями ее виски, — когда вассал ищет защиты у лорда, он предлагает в ответ клятву верности, клянется в том, что будет ценить доверие лорда превыше всего. Эта клятва священна — как обеты, что даются в браке, — и в обмен на это доверие лорд клянется заботиться о своих вассалах, охранять их собственной кровью и потом. Даже ценой собственной жизни.

Ей очень хотелось фыркнуть и возразить, но голос отказывался ей подчиняться. Он прозвучал, как мольба.

— Клятвы мусульман не менее строги, чем клятвы франков, милорд.

Он вскинул брови.

— Рад это слышать, потому что хочу услышать клятву от вас, миледи. Здесь и сейчас. Вы скажете мне всю правду. Что произошло вчера днем? Вы встретили кого-то в мечети — мужчину. Я хочу, чтобы вы мне его назвали.

Захира нервно заморгала, зная, что он может прочитать вину по ее лицу. Ее разум быстро восстановил детали прошедшего дня и начал искать потенциальные прорехи. Сколько людей могли видеть ее с Халимом? Мог ли кто-то подслушать их ссору или видеть столкновение, которое привело к смерти Абдула? Она не знала, что именно известно Себастьяну, но собиралась отрицать свою причастность.

— На пятничной молитве собралось много людей, милорд. Могу ли я помнить их всех?

— Достаточно одного, — ответил он, и его непреклонный взгляд был слишком пронзительным, а голос слишком вежливым, чтобы ему можно было верить. — В мечети могла быть тысяча людей, но лишь один из них хладнокровно убил Абдула. Мне нужно его имя, Захира.

Она дернулась и поняла, что не сможет сохранить невинный вид в такой близости от его жгущего взгляда.

— Себастьян, прошу. Вы задаете вопросы, на которые я не могу ответить…

— Не можешь, — уточнил он, — или не станешь?

Она видела, что уклончивость становится для нее опасной, и осознавала его ярость, от которой трепетали его ноздри, хмурились брови, намекая, что сомнения скоро разродятся грозой.

— Я… Я сказала бы, если бы могла, — запинаясь, промолвила она. — Я хотела бы рассказать вам все, что вы хотите узнать. И сожалею, что не могу помочь.

Себастьян казался еще более подозрительным. Он вглядывался в ее глаза, и его лицо было так близко, что его дыхание шевелило тонкие волосы над ее лбом.

— Итак, я могу заключить, что ты вообще не знаешь этого человека? Что он был тебе незнаком?

Она кивнула и опустила глаза.

— Именно это я и говорю, сэр.

Он хмыкнул.

— Удивит ли тебя, если я скажу, что, по собранным мною вчера описаниям, этот человек слишком походит на твоего брата? Это ты боишься мне сказать — то, что он замешан каким-то образом?

Захира обдумала ложь, которая привела ее в лагерь крестоносцев, фальшь, которая уравняет ее и Халима в глазах Себастьяна. И выдохнула сухой неуверенный смешок.

— Мой брат не убивал Абдула.

— Ты уверена?

— Да, — сказала она, и ложное отрицание горечью осело на языке.

— Когда я пришел за вами в мечеть, миледи, вы говорили, что Абдул пытался вас защитить. Защитить от кого — от этого незнакомца? Человека, которого вы не знаете и у которого нет причин сопровождать вас на молитву?

Она медлила с подтверждением своих слов, медлила, думая о паутине лжи, в которой она себя запутывает. Она не должна была сожалеть о своих действиях, не должна была испытывать симпатии к другу Себастьяна и печалиться о том, что он стал преградой ее миссии для Синана. Она не должна была чувствовать ничего, но чувствовала. Аллах, она была жалкой и винила себя в том, что произошло — и в том, что придется еще совершить ради верности клану.

— Что ты знаешь об ассасинах, Захира?

Она подняла взгляд, молясь, чтобы ее резкий вздох не выдал всего замешательства, вызванного странным вопросом.

— Об ассасинах, милорд?

— Фидаи Масиафа, — сказал он, слишком уж внимательно вглядываясь в ее лицо. — В последнее время ими провонялся весь город. Что заставляет меня задумываться, не был ли человек из мечети одним из агентов Синана. Возможно, твое лицо знакомо им с того утра, как ты побывала заложницей на базаре.

В тот день, когда Себастьян нашел ее и на руках принес во дворец.

Она слабо пожала плечами, заставив себя выдержать его внимательный взгляд, который словно распутывал нити лжи и обманов, которыми она была окутана.

— Возможно, вы правы, милорд. В мечети мог быть и ассасин. Я знаю лишь, что Абдула больше нет, и как бы я ни желала это изменить… как бы я ни хотела сказать вам, кто виноват, я… Я не могу.

Себастьян нахмурился, явно что-то задумав.

— Даете мне слово, миледи? Вы готовы поклясться мне, что здесь и сейчас вы сказали мне правду?

Она слабо кивнула ему в ответ.

Он схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза.

— Тогда скажи это, Захира. Поклянись, что я могу тебе в этом верить.

Она смотрела на него и понимала, что не сможет дать этой клятвы. Что не может, к полному ее изумлению и стыду, смотреть ему в глаза и клясться в правдивости своей лжи о том, что убийство Абдула было случайностью. Проклиная себя за глупость и неспособность дать ложную клятву и выйти из ситуации, она вскинула подбородок и взмолилась про себя, чтобы удалось хотя бы скрыть ужас и смущение, которые нарастали внутри.

— Вы требовали от меня ответа, милорд, и я вам ответила. Я не одна из ваших английских вассалов, которые на коленях клянутся в верности…

Он отстранился и выгнул бровь, словно насмехаясь над ее возмущением.

— Вы и не моя невеста, однако прошлой ночью вам это совершенно не мешало.

Лицо Захиры вспыхнуло от стыда. Она едва не ойкнула, но проглотила неверящий писк до того, как он сорвался с губ. Она поверить не могла, что он заговорил о прошлом вечере, и пришла в ужас от того, что он облек в слова страхи, которые преследовали ее с момента первого пробуждения.

Значит, Себастьян все же был в ее комнате.

Он был там, и она не смела даже думать о том, что могло произойти между ними. Но она знала. Она знала это с уверенностью, которая граничила с абсолютной. Знала, но теперь, когда она видела грешный блеск в его глазах, то, что он приходил к ней ночью, перестало быть сном и превратилось в реальность. Он был тем, кто спас ее от кошмара нежными словами и ласковыми прикосновениями. Он утешил ее чувства и подарил удовольствие, которого она никогда еще не испытывала.