Себастьян издал полное гордости и триумфа рычание, когда ее пик смыл его в пучину задохнувшегося блаженства. Он согнулся над ней, ускорился, наслаждаясь каждым дюймом ее стройного, влажного от испарины тела, он осыпал поцелуями ее груди, ее ребра, ее живот. Ее плоть сокращалась и пульсировала вокруг него, подталкивая к быстрому, сокрушающему финалу. Он ощутил, как нарастает экстаз, как поднимается изнутри волна, захватывающая все его естество и выворачивающая наизнанку.

Он велел себе отстраниться, чувствуя, как остатки самоконтроля становятся все тоньше с каждым жадным и восхитительным толчком бедер. Но затем жаркая жидкость его освобождения сорвала остатки сил. Она хлынула расплавленной живой ртутью, и он понял, что пропал. Он взревел от потрясающей силы финала и погрузился до упора, изливая свое семя в глубины тела Захиры.

— Кровь Христова, женщина, — выругался он восхищенно, когда наконец смог совладать с голосом. Он лежал на ней, внутри нее, содрогался, и каждый вздох получался неровным и дрожащим. Она обнимала его, как ангел, гладила по спине, ее губы были прижаты к его плечу в слабом поцелуе.

Он должен был быть полностью вымотан, мертв и высушен подобным напряжением тела. Должен был быть полностью удовлетворен, но когда Захира слегка заерзала под ним, повела бедрами, чтобы удобнее принять его вес, он понял, что возбуждение просыпается в нем снова. И прежде, чем зверь в нем проснулся полностью, Себастьян вышел и откатился от нее, застонав.

— Что-то не так? — спросила она. И, следуя за ним по покрывалу, прижалась к его боку и положила руку ему на грудь. — Я что-то не так сделала?

— Да. Ты не должна была позволять мне тебя коснуться, — пробормотал он с бо`льшим сожалением, чем намеревался. И серьезно на нее посмотрел. — Ты ведь понимаешь, что теперь тебе придется мириться с тем, что я загоняю тебя в постель при каждой свободной минуте наедине.

Она выдохнула мягкий смешок, согрев дыханием его остывающую кожу.

— А что заставляет вас думать, что меня нужно загонять, милорд?

Он погладил ее по руке и позволил пальцам играть с шелковистыми прядями ее распущенных волос, пока сам прокладывал дорожку поцелуев по ее ребрам.

— Берегитесь, миледи, вы меня балуете. Король уже подозревает, что мне слишком хорошо жилось в Ашкелоне эту пару недель. А сегодня за ужином он намекал, что я мог стать слишком мягким.

Захира несогласно поцокала языком. Ее рука скользнула лениво, но намеренно, вниз, между ними.

— Хмм, — мурлыкнула она ему в ухо, застав его врасплох прикосновением к его члену. — Нет, милорд, никакой мягкости я не чувствую.

— Лиса, — укорил он, слишком слабый, чтобы сопротивляться порыву втолкнуться в ее ладонь. Большим пальцем она ласкала чувствительную головку, и он захлебнулся воздухом от удовольствия и почти боли, доставленных ее изучающими пальчиками.

— Если не перестанешь, я вполне могу поддаться искушению и забыть о своем деле. Что уязвит мою гордость, ведь у меня не останется сил и я не смогу двинуться на Иерусалим, как призывает меня мой король.

Она внезапно застыла, он даже не смог различить ее дыхания в темноте.

— Иерусалим, — сказала она наконец, и голос ее слегка хрипел в темноте палатки. — Когда ты уедешь?

— Не сейчас, — ответил он. — Но скоро.

Он почувствовал, как она отдаляется от него в задумчивой тишине, и проклял себя за напоминание о конфликте, в котором столкнулись их миры, — о причине, по которой они друг друга нашли изначально. Две души, рожденные во вражде, разделенные океаном и соединенные приливом войны. Разница между ними казалась не такой уж большой, пропасти словно не было, когда они лежали в объятиях друг друга, но Себастьян не мог отрицать, что прежде всего и превыше всего он был солдатом.

— Я поклялся, Захира. Я поклялся Богу и моему королю, что буду защищать это дело. Поклялся посвятить этому жизнь.

— Я знаю, — сказала она. — Я понимаю.

В ее голосе звучало усталое смирение с его словами, и на миг он подумал, правда ли она понимает. Может ли она его понять. Он поклялся выполнять свой долг, там и так, как прикажет его король, и не мог отказаться. Даже если это должно было унести его на многие лиги от места, где оставалось его сердце, от Захиры. Даже если это должно было стоить ему жизни.

— Иди сюда, — сказал он, когда его мысли в растущей тишине между ними стали слишком тяжелыми, почти осязаемыми. Он повернулся к Захире и привлек ее к себе на лежанку, накрывая сплетение их тел теплым покрывалом. — Закрой глаза, моя леди… и скажи, что ты чувствуешь.

Она притерлась к нему, глубоко вздохнула и прижалась щекой к его плечу, в то время как он нежно баюкал ее в объятиях.

— Что я чувствую? Я чувствую тепло наших тел, прижатых друг к другу, обнаженных и живых, — прошептала она, расслабляясь под покрывалом. — Я чувствую, как меня обнимают твои руки, такие теплые и сильные, такие надежные. Я чувствую, как наши сердца бьются в унисон, как наши ноги переплелись, словно мы единое целое.

— Да, — согласился он, целуя ее в лоб. — Здесь, вот так, есть только мы. И нет места разговорам о войне или о долге, когда мы с тобой вдвоем. Нет места ничему, кроме тебя и меня, и счастья, которое мы приносим друг другу.

Ее неподвижность беспокоила его, но не больше, чем печаль в ее тихом ответе.

— Вы можете обещать мне это, милорд?

Себастьян поймал ее за подбородок и мягко повернул к себе лицом. И склонился к ней, коснулся губами ее губ, медленно, чувственно целуя, пока им обоим хватало дыхания.

— Миледи, — сказал он. — Никогда еще я не давал такой искренней клятвы.

А затем он навис над ней и продолжил показывать, как глубока поистине его клятва.

Глава двадцать первая


Ночь умела сгладить режущую стальную кромку реальности, но рассвет оказался не таким мягким, как его темная сестра. Рассвет разбудил Себастьяна сразу же, первые бледные шепотки солнца вызвали его из объятий Захиры и вернули к роли офицера на службе у короля Англии. Лежа на боку, завернувшись в покрывала на скатке, которую они разделили, Захира наблюдала, как он умывается, одевается и вооружается, и проклинала новый день за то, что отнял у нее любимого и снова сделал его солдатом.

— Я ненадолго, — сказал он, застегивая широкую кожаную перевязь с мечом поверх туники. — Совещание с королем и другими офицерами займет пару часов, а затем мы начнем собираться в обратный путь к Ашкелону.

Она слабо улыбнулась, уже соскучившись по нему.

Его волосы были влажными и блестели от недавнего умывания, он пальцами расчесал чернильные пряди, убирая их со лба, а затем подошел к ней и опустился на колени у скатки. Прикосновение к ее щеке было нежным, а взгляд внимательным и любящим.

— Оставайся у палатки, пока я не вернусь, — посоветовал он. — Если к той поре тебе что-нибудь понадобится, зови Жослена. Он тебе поможет. — Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее. — Прошлая ночь была волшебной. И вы, моя леди, волшебны.

Захира покраснела от похвалы, живот затрепетал под атласной лаской его рта, от воспоминания о страсти, которую они разделили несколько часов назад. Ее тело устало, но желание, казалось, не знало границ. Она переплела с ним пальцы, поднесла его руку к губам и мягко поцеловала жесткие, сбитые костяшки его пальцев.

— Ты не можешь остаться? — спросила она, не отводя взгляда, и двинулась губами по его коже, коснулась языком ложбинки между пальцами. — Как бы мне хотелось моргнуть и очутиться снова в Ашкелоне… снова в твоей постели.

— Сегодня, — прорычал он, и его глаза потемнели, наблюдая за тем, как она дразнит его. Наконец, он со стоном сжал в руке ее пальцы и притянул ее ближе, в жадный поцелуй, от которого у Захиры закружилась голова в приливе желания. Он отстранился, и глаза его напомнили ей океанскую гладь: штормовую, непроницаемую. — Сегодня, моя чудесная порочная леди.

Она не пыталась больше его задерживать, когда он поднялся на ноги. Она отпустила его выполнять долг перед королем, откинулась на лежанке и уставилась в сумрак под потолком палатки, прислушиваясь, как удаляются в наступившее утро широкие шаги Себастьяна. Ее ждало омовение и молитвы. Захира воспользовалась кувшином для умывания, который оставил ей Себастьян, обмылась, затем оделась и опустилась на колени в направлении Мекки, вознося первую из ежедневных молитв.

Себастьян не вернулся к тому времени, как она прочитала третью. С нетерпением, изводясь от безделья, Захира поднялась и вышла из палатки. Жослен был на посту снаружи, сидел на табуретке и полировал кольчугу. Его светлые волосы падали ему на глаза, мальчишечье лицо хмурилось в сосредоточенной гримасе. Но он увидел ее, как только Захира вышла из палатки.

— Прошу прощения, миледи. Я не слышал, как вы меня зовете. Чем могу услужить?

Она покачала головой.

— Я не звала тебя, Жослен. Я всего лишь устала сидеть и ничего не делать. И надеялась, что лорд Себастьян уже вернулся. Ты видел его?

— Айе, миледи. Когда я в последний раз проходил мимо королевского павильона, он был внутри, совещался с другими офицерами.

Захира разочарованно хмыкнула, чувствуя отвращение к дальнейшим часам скуки и одиночества в мрачной палатке. Она не могла смириться с мыслью об этом. Извинившись и сказав, что отправится в место уединения, она не спеша обогнула задние ряды лагеря.

На прилегающей долине младшие офицеры готовили армию, проводя учения и маневры. В конце поля две группы всадников сошлись в тренировочной схватке. Их кони ржали и топали, вздымая пелену желтой пыли, и слабый утренний ветер нес эту пыль над песком. Захира прислонилась к осколку скалы и остановилась понаблюдать за началом схватки, затаив дыхание от предвкушения, когда обе стороны подготовились к атаке.

Бешеный друг Себастьяна возглавлял правый отряд, заняв позицию в первом ряду атакующих. По его приказу две группы двинулись друг на друга. Логан, оседлавший своего гнедого жеребца, был, как и прочие, одет в полные доспехи, кольчугу и стальной шлем. Он взмахнул длинным затупленным копьем, крича приказы своему отряду и одновременно удерживая щитом троих нападавших. Затем он обернулся к окружавшим его солдатам и не заметил, как быстро приближается всадник со стороны слепой зоны.

Захира ахнула, когда шотландец пропустил неожиданный удар в левое плечо. Он закачался в седле, затем с ревом выпрямился и развернул коня мощным посылом бедер, чтобы схватиться с атаковавшим его солдатом. На войне ответный удар располосовал бы солдата надвое, здесь же, на тренировке, удар по шлему означал смерть и просто вывел его из игры.

— Это называется сшибкой, — раздался сзади глубокий уверенный франкский голос.

Захира вздрогнула и обернулась, не в силах скрыть свое изумление при виде короля Англии, шагавшего к ней. Его голова была неприкрыта, и корона выгоревших каштановых волос блестела под утренним солнцем. Он элегантно сцепил руки за спиной, словно специально натягивая грудь алой шелковой туники с тремя вышитыми желтыми львами. Пояс, украшенный драгоценными камнями, мерцал на талии, сапоги из тонкой кожи сверкали в ответ золотом шпор, несмотря на пыль, которая поднималась при каждом шаге.

При его приближении Захира вскочила со своего сиденья возле камня, лихорадочно пряча дрожащие руки в свободной ткани шальвар и поворачиваясь к нему лицом. Ей никак не удавалось заставить себя выказать фальшивое почтение королю франков, но выдержать пронзительный взгляд его голубых глаз она не смогла тоже.

— Отлично! Отлично, молодцы! — крикнул он солдатам на равнине, и его громкие слова и аплодисменты вызвали низкие поклоны, разговоры, салют от Логана и его людей, которые вышли победителями из тренировочной схватки.

Захира почувствовала вопросительный взгляд друга Себастьяна и, зная, что могло ему показаться, попыталась не ежиться от этой мысли.

— Простите, что я невольно помешала вам, вы наверняка предпочитаете наблюдать за своими людьми в одиночестве, — сказала она королю, пытаясь выдержать вежливый и непринужденный тон и готовя себе путь к отступлению.

— Наоборот, — ответил он, широко расставляя ноги и заступая ей дорогу. — Я никогда не отказывался от компании прекрасной женщины. — Он сверкнул хитрой улыбкой. — Останьтесь. Я настаиваю.

Загнанная в угол, она медленно попятилась и снова села у основания скалы. Некоторое время ни она, ни король не говорили, оба сидели в неловкой тишине, ожидая, когда армия перегруппируется для новой тренировочной стычки. Не раз и не два Захира с надеждой оглядывалась через плечо, в надежде что Себастьян придет спасти ее. И всякий раз надежда сменялась разочарованием.

— Если вас тревожит отсутствие Монтборна, — сказал король, — то он все еще на встрече с моими советниками. Видимо, некоторые из них стали считать, что мое здоровье пошатнулось в последние дни. Я не согласен, конечно же, но все утро они пытались убедить меня возвратиться в Ашкелон и отдохнуть, прежде чем я вернусь к этой кампании. — Он посмотрел в направлении Ашкелона, а затем уставился на нее немигающим, оценивающим взглядом. И в глазах его светилась похоть. — Что думаете?