Потрясенная его вопросом и внезапной близостью, Захира тяжело сглотнула.

— Ч-что я думаю?

Он пригвоздил ее к месту пронзительным хищным взглядом.

— Вы хотели бы, чтобы я вернулся в Ашкелон, леди? — спросил он, ничуть не смущаясь бестактностью своего предложения. Он улыбнулся, когда она промедлила с ответом, и его улыбка стала крайне высокомерной, когда он наклонился к ней, нависая широкими плечами и грудью над ее крошечным телом. Он протянул руку и провел украшенным драгоценным кольцом пальцем по изгибу ее ключицы, жестом достаточно кратким, чтобы не привлекать внимания, и достаточно откровенным, чтобы Захира поняла его намерения. Она отшатнулась от нежелательного внимания и вздрогнула, когда он низко рассмеялся над ее поспешным отступлением.

— Вчера на пиру состоялось отличное представление, — отметил он, снова вглядываясь в тренировку солдат на поле, готовившихся к очередной схватке. — Знаете ли, я много дней наблюдал, как Монтборн уничтожал неверных, спокойный, как эта скала, и ни разу мне не доводилось видеть, как он так искренне полыхает — по крайней мере против одного из своих.

— Происшедшее вчера — моя вина, — выпалила Захира, в надежде слегка умерить королевское недовольство вчерашними событиями. — Мой лорд подумал, что я в опасности. Он лишь хотел защитить меня.

Брови короля слегка приподнялись, единственный признак того, что он ее услышал.

— Когда женщина пробуждает в мужчине такую страсть, это порой влияет на тех, кто подобное видит, — задумчиво проговорил он. — Пробуждает в них любопытство. — Он склонил поросший каштановой бородой подбородок, глядя на нее волчьим взглядом. — Подобная страсть заставляет мужчину — любого мужчину, даже короля, — желать уяснить, что же такого есть в женщине, за которую можно убить.

Каждый нерв Захиры натянулся струной, когда слова Львиного Сердца проникли в ее сознание. В следующую неловкую минуту, когда она видела лишь зловещую ухмылку и красно-золотую стену, которой казался ей вражеский король, и слышала лишь грохот собственного сердца и отдаленный грохот схватки в долине, Захира ощутила, как просыпаются в ней годы собственных тренировок, нашептывая стратегии и возможности.

Здесь, под ярким солнечным днем, на виду у всей его армии, которая находилась в нескольких ярдах от них, король приглашал ее в свою постель. Мысль об этом камнем упала в ее живот, как и мысль о том, что Себастьян верен этому человеку и готов пожертвовать жизнью на службе этому королю, который с такой легкостью готов был его предать. Но как бы ее это ни поразило, часть ее — холодная часть ее, взращенная в умении использовать любое преимущество на благо миссии — увидела в этом шанс. Часть ее предупреждала, что шанс этот лучший, возможно, единственный, выполнить обещание, данное клану.

— Не стоит бояться, что Монтборн узнает, — слова короля доносились словно издалека. — Можно принять меры… отправить его с миссией в один из прибрежных фортов. Несколько дней пути. Я оставлю это на ваше усмотрение.

Но Захира больше не слышала, что он ей говорит. Ее разум уже спешил, обдумывая все возможности, оценивая удобство того, что король сидит с ней плечом к плечу, без охраны, и его кинжал в пределах досягаемости, в изукрашенных драгоценными камнями ножнах. Один рывок, и она могла бы выхватить оружие. Еще один удар сердца, и клинок оборвал бы его жизнь.

Солдаты, тренировавшиеся на поле, слишком далеко, чтобы ее остановить. Ей ни за что не сбежать от них, но к тому времени как они осознают, что она сделала, спасать короля будет уже поздно. Вначале они наверняка будут медленными от шока. Они убьют ее, наверняка.

Она никогда больше не увидит Себастьяна…

Захира попыталась отмахнуться от этой жалкой правды, заставить себя думать о том, ради чего ее сюда послали, о миссии, которая освободит ее родину и позволит выполнить свое предназначение как дочери Рашида ад-Дин Синана. А Себастьян будет ненавидеть ее, когда узнает отвратительную правду. Она пыталась сказать себе, что сердце не имеет права оплакивать неизбежную потерю его любви, что цель ее вовсе не в этом. Она пыталась заставить себя действовать, воспользоваться возможностью увидеть, как риск принесет плоды — вне зависимости от последствий. Сидя там совершенно неподвижно, напрягая все мышцы перед рывком, она была на волоске от того, чтобы броситься на короля и оборвать его жизнь, как она поклялась сделать.

Но она не могла.

Помилуй ее Аллах, но если раньше она сомневалась, то теперь знала это наверняка. Когда она думала о том, что потеряет Себастьяна, потеряет его любовь из-за подобного предательства, она понимала, что цена ее обета слишком высока для нее. Доверие Себастьяна, пусть даже она его пока не заслуживала, было слишком дорого ей.

Она осознала в этот миг полного бездействия, что стала в меньшей степени фидаи и в большей — просто женщиной.

Ее живот подвело от немыслимости этого признания. Она цеплялась руками за грубую поверхность камня, на котором сидела, пытаясь сохранить равновесие в тот миг, когда ее мир накренился на своей оси. Король что-то говорил, но она его не слышала. Лишь ощутив, как его рука смыкается на ее запястье, она подпрыгнула с дикими глазами и вырвалась из его хватки. Она вскочила на ноги, краем глаза заметив замешательство на лице короля, а затем веселое удивление, когда она попятилась от него.

— Не прикасайтесь ко мне, — услышала она свой голос, доносившийся словно с другого конца пустого тоннеля, и замерла на грани побега. — Больше не подходите ко мне.

Она не стала ждать, что король уйдет. Ее сердце колотилось, дыхание прерывалось, когда она бежала к безопасности в палатке Себастьяна. К ее облегчению, он был там, только что пришел со встречи с офицерами. Захира никогда в жизни так не радовалась при виде кого-то. Она подбежала к нему и бросилась в протянутые ей руки.

— Где ты была? — спросил он, обнимая ее и успокаивая. — Ты дрожишь, как листок на ветру. Что-то случилось?

— Н-ничего, — запнулась она, пытаясь справиться с голосом и чувствуя, что не выходит. — Я соскучилась по тебе, вот и все. Я рада, что ты здесь.

По его молчанию она поняла, что он не до конца ей поверил, но он все же крепко ее обнимал и не отходил от нее весь остаток дня и весь обратный путь до Ашкелона, куда они отправились в ту ночь. Путешествие прошло, к ее сожалению, под внимательными взглядами нескольких десятков франкских рыцарей и возвращавшегося с ними короля.

Глава двадцать вторая


Захире снился плохой сон. Нет, куда хуже, еще один жуткий кошмар, понял Себастьян, обнимая ее тело в своей постели, во дворце Ашкелона. Она была вымотана восьмичасовым путешествием, засыпала верхом на лошади, пока Себастьян в конце концов не посадил ее на своего боевого коня, чтобы придерживать по пути. Тогда она тоже спала беспокойно.

Что-то тревожило ее еще с Дарума, однако она, казалось, полна решимости скрывать это от него. Себастьян видел откровенные взгляды, которые бросал на нее король по пути, и ему не пришлось долго гадать о причине ее беспокойства. Она приглянулась Ричарду. Себастьян свирепел при одной мысли об этом. Он провел немало времени со своим королем на поле боя; он знал, каким безжалостным — и каким целеустремленным — может быть Львиное Сердце в порыве получить желаемое.

Но в вопросе, в котором он не слишком доверял королю, он полностью доверял Захире. И знал, что она поверила ему, когда он обещал ее защитить.

Себастьян чувствовал груз этого обещания сейчас, когда она лежала, как беспомощный ребенок, в его объятиях, борясь и сражаясь с врагом, которого он даже не видел. Она шептала что-то по-арабски, тихо и неразборчиво. Она стонала, ее дыхание было частым и неровным, таким быстрым, что легкие с трудом выдерживали нагрузку. Себастьян пытался ее успокоить, но она была слишком далеко, полностью во власти демонов, которые мучили ее во сне.

— Не-е-ет, — судорожно всхлипнула она. — Нет, не ее…. не мою Джиллиан…

Кровь Христова, и вот опять, это английское имя, которое Захира и раньше выкрикивала во сне. Имя, которое, как она клялась, ничего для нее не значит.

Джиллиан.

И хотя он не мог не гадать, в чем еще она может проговориться, если он позволит кошмару дойти до конца, Себастьян был не в силах вынести ее страданий.

— Захира, — сказал он, убирая спутавшиеся волосы с ее влажного лба. — Захира, все хорошо. Это просто сон. — Он прикоснулся к ее плечу и слегка потряс. — Просыпайся, любимая. Ты в безопасности.

— Не-е-ет, — вскрикнула она, все еще охваченная тенью ужаса. Забилась под покрывалом, яростно сопротивляясь ему, царапая его руку, которая все еще обнимала ее за талию. Ее голос оборвался пронзительным резким вскриком. — О Боже, нет. Отпустите меня! Отпустите меня!

Она сбросила его руку и в панике выскочила из постели, внезапно полностью проснувшись. С безумными глазами, прижав к губам дрожащую руку, она с неприкрытой болью взглянула на Себастьяна и босиком кинулась к распахнутым дверям балкона. Она схватилась за перила и глубоко вдохнула предрассветный воздух, ее маленькая фигурка дрожала, складки на синих пышных шальварах трепетали, как и ее ноги, от последствий невыносимо глубокого ужаса.

Некоторое время Себастьян мог лишь смотреть на нее, сидя голым на краю кровати. Рука горела там, где ее ногти располосовали кожу, ноги наверняка к утру покроются синяками от ее пинков. Она сражалась с ним, как дикое животное, обезумевшее и безрассудное в своем страхе. Словно тигрица, пытающаяся выбраться из охотничьей западни.

Теперь она стояла в другом конце комнаты, в звенящей тишине, и розово-золотые лучи рассветного солнца окутывали ее сияющим нимбом, как одного из ангелов господних. Никогда еще она не выглядела такой хрупкой, такой невинной, и Себастьян никогда еще не любил ее сильнее, чем в этот яркий момент.

Он поднялся с кровати и медленно подошел к ней. Захира судорожно выдохнула, когда он заключил ее в свои объятия. Она была холодной, ее одежда влажной из-за пережитого ужаса. Она не отпрянула от него, но ему больно было ощущать, насколько она неподвижна в кольце его рук, как она замерла, словно не зная, чего ожидать от него в следующий момент.

Себастьян с трудом узнавал себя. Он обнимал ее молча, прислушивался к ударам ее трепещущего сердца, ощущал, как его собственное глухо бьется у ее спины. Почувствовав, как слеза упала на его запястье, он поцеловал ее в макушку.

— Я не могу оставить тебя в таком состоянии, — прошептал он, не желая еще сильнее пугать ее, но стремясь узнать, что ее преследует. — Нам нужно поговорить об этом, Захира. Обо всем этом, здесь и сейчас. Ты должна рассказать, кто такая Джиллиан. Ты должна рассказать мне, что это имя значит для тебя, почему упоминание о нем приводит тебя в такой ужас.

Она тяжело сглотнула, и Себастьян ощутил, как она качает головой под его подбородком.

— Я не могу.

Он развернул ее лицом к себе. Ее щеки покраснели и намокли от слез, в серебристых глазах блестела невысказанная боль. Он нахмурился при виде этой боли от осознания, что она не разделит ее с ним, не позволит ему помочь с этим справиться.

— Захира, без искренности между нами ничего не получится. Ты не можешь этого не знать.

Она опустила голову вниз, не в силах или не желая смотреть на него.

— Я бы рассказала тебе, если бы знала… или бы думала, что это важно…

— Для меня это важно, — перебил он, не позволяя ей сменить тему. — Для меня важно, что по ночам ты просыпаешься в поту, дрожащей, что тебя мучает что-то настолько ужасное, что ты даже не можешь об этом рассказать. — Она всхлипнула, и он взял ее за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. — Это важно для меня, Захира. У нас есть договор. Никаких секретов, помнишь?

Ее губы мелко дрожали.

— Ты не понимаешь. Ты не можешь понять, каково это…

— Я и хочу понять, черт побери, — загремел он, не в силах справиться со своим голосом. — Кровь Христова, леди, мне нужно, чтобы ты объяснила мне.

— Себастьян… — Она покачала головой, пытаясь высвободить руку из его хватки. В ее глазах сквозило отчаяние. — Пожалуйста, Себастьян…

Он сильнее сжал ее руку, возможно оставляя синяки. Он хотел ответов, он нуждался в них, но он понимал, что ничего не получит. Грубо выругавшись, он отпустил ее.

— Ты дрожишь от холода в этой мокрой одежде. Снимай ее, тебя нужно одеть во что-то теплое.

Он ждал, что она послушается. Захира даже не шелохнулась в ответ. Наоборот, плотнее охватила себя руками, и этот защитный жест лучше любых слов говорил о ее отказе. Себастьян подозрительно нахмурился.

— Вашу тунику и шальвары, миледи. Снимайте.

Она отдернулась от него с лицом, искаженным от муки и страха, что ранило его сильнее любого клинка. Захира покачала головой. Она не смотрела на него, но он понимал, что она вновь начала плакать.

— О да, я забыл, — прорычал он, и в голосе прозвучала вся дикость, которую он сейчас ощущал. — Мне позволено видеть тебя — и любить тебя — только в темноте. Этого недостаточно, Захира. Мне нужно большее. — Он сердито на нее посмотрел. — Отныне, если между нами что-то и будет, оно будет существовать и во тьме, и при свете дня, моя леди. Хватит прятаться. А теперь снимайте одежду.