Патриция Гэфни - Тайный любовник

Часы на церкви Всех Святых гулко пробили четверть часа. Коннор Пендарвис, который, опершись о каменные перила моста, уныло смотрел на воду, нетерпеливо выпрямился. Опять Джек не пришел вовремя. Коннор привык, что брат постоянно опаздывает, тем не менее его это раздражало.

Хорошо еще не пришлось ждать под дождем. Как водится в южном Девоншире, погода переменилась мгновенно – несколько минут назад было пасмурно, и вот уже проглянуло солнце и засверкало, заискрилось, отражаясь в быстрых водах неширокой реки Уик. Стоял июнь, и воздух был напоен благоуханной свежестью, как в пору цветения жимолости. Звенели птичьи трели, деловито жужжали пчелы, по берегам реки желтыми огоньками горели ирисы. Уютные дома по Главной улице щеголяли свежеоштукатуренными стенами самых разнообразных нежных оттенков, и в каждом палисаднике буйствовали летние цветы.

В докладе Радамантского общества об Уикерли говорилось, что это небольшая, ничем не примечательная деревушка в бедном приходе, но Коннор не мог с этим согласиться. У авторов доклада странное представление о бедности, думал он, или они никогда не бывали в Тревитиле, деревушке в Корнуолле, где он родился и вырос. Уикерли радовала глаз приветливостью, чистотой – она была полной противоположностью Тревитилу.

К двадцати годам Коннор перехоронил всех домочадцев – одного за другим. Только Джек и остался. А вот и он сам, легок на помине – шагает с довольным видом. Даже с такого расстояния заметно, как блестят глаза Джека – верный признак, что он пропустил пинту-другую эля в единственном на всю Уикерли заведении «У святого Георгия». При виде Джека – страшно худого, с посеревшим цветом лица и ввалившимися щеками, у Коннора не повернулся язык сказать хоть слово упрека; у него лишь, как не раз бывало за последнее время, защемило в груди. Джеку не было и тридцати, но выглядел он по меньшей мере на десять лет старше. Врач в Редруте уверял, что болезнь не прогрессирует. Коннор и сам повторял себе то же самое по сто раз на дню, но спокойней от этого ему не становилось. Страх за брата, темный и неотвязный, преследовал его, как тень.

– Не смотри на меня такими глазами! – воскликнул Джек, не доходя шагов шести. – Я принес это чертово письмо и могу обрадовать: в нем деньги. – Достав из кармана потрепанной куртки конверт, он со значением помахал им перед носом Коннора. – С тебя причитается за хорошую новость.

– То, что тебе причитается, ты оставил «У святого Георгия», – возразил Коннор, но сказал это с улыбкой, потому что Джек своим обаянием мог и розу очаровать, чтобы та поделилась пурпуром, а еще потому, что он был прав: конверт был плотный и увесистый, и это означало, что братьям Пендарвис сегодня не придется ложиться спать голодными.

– Вскроем конверт вон там, под деревьями, где попрохладнее, Кон.

– Ты устал, Джек?

– Нет, просто очень жарко, – беспечно ответил Джек.

Коннор не стал возражать, и они неторопливо зашагали к дубам, росшим с краю лужайки напротив древней норманнской церкви. Однако он понимал, что дело не в жаре (сейчас, когда давно перевалило за полдень, солнце не припекало, а только приятно грело) и Джека манила железная скамья, а не прохладная тень.

– До чего приятно «У святого Георгия»! – заметил Джек на ходу.

– Неужели?

– Нет, правда. Эль замечательный, а какая девушка его разносит! Зовут Розой. Уверен, я ей понравился.

Коннор воздел глаза к небу в комичном ужасе.

– Джек, мы в городке всего два часа. Ты не мог за это время завоевать ее сердце.

– Почему бы и нет? – Джек криво усмехнулся. Всего год назад это была бы ослепительная улыбка на округлом, с румянцем во всю щеку лице, с озорным огоньком в глазах, который мог бы смутить и монахиню. Теперь же щеки Джека ввалились, кожа обтянула скулы, и улыбка походила на жуткий оскал скелета. – Она неравнодушна ко мне, сам увидишь. Я сказал, что загляну вечерком с младшим братцем и она сможет выбирать, кто из нас двоих ей милее.

– Ну да?

– Да! Это отличное местечко даже для вас, ваша честь. Кружки чистые, на пол никто не плюет. Я предупрежу всех, кто там будет, чтобы следили за выражениями, ведь их почтит присутствием сам адвокат.

Коннор фыркнул. Когда-то он мечтал стать адвокатом, но давным-давно распрощался с мечтой. Он смеялся, когда Джек называл его «ваша милость» или «ваша честь», но за напускной беспечностью скрывалось глубокое и постоянное сожаление, что мечте не суждено было сбыться.

Дул легкий ветерок, и узорчатая тень поддеревьями беспрестанно двигалась и дрожала. Коннор вытянул длинные ноги. Джек последовал его примеру. Джек был выше, старше и, пока не заболел, куда сильнее брата. В детстве Джек всегда верховодил и заступался за Коннора. Теперь же они поменялись ролями, и такое положение было нестерпимо для обоих. Говорить об этом вслух они не решались. Все настолько шло вразрез с порядком вещей, что несколько месяцев назад они даже поменялись именами.

– Интересно, – сказал Джек, закинув руки за спинку скамьи, – на сколько радаманты расщедрились в этот раз?

Конверт был обычный и без обратного адреса. Коннор вскрыл его и пересчитал банкноты, вложенные в конверт вместе с письмом.

– Хватит, чтобы внести задаток за наше новое жилье, как я обязался.

– Что ж, можешь вздохнуть спокойно, законник. Теперь тебе нет нужды скупиться, чтобы не нарушить положение о персональном опекунстве. – Джек громогласно расхохотался; он беспрестанно шутил по поводу законов и порядков, и чем неудачнее, тем ему было смешнее.

– Веселись, веселись, а агенту придется заплатить за полгода вперед, – недовольно сказал Коннор. – Сорок шесть шиллингов. – Коннор платил не из своего кармана, однако трата казалась ему пустой, поскольку в Уикерли они задержатся не более двух месяцев.

– И что за жилье ты нашел?

– Лучше, чем в прошлый раз. Полдома, и всего в миле от рудника. Стряпать будет приходящая девушка. Слава богу, теперь у нас по отдельной комнате, так что не придется мне слушать твой храп, от которого стекла в окнах вылетают.

Джек хмыкнул, правильно поняв шутку Коннора. Действительно, он частенько в последнее время не давал Коннору спать, но причиною был не храп, а изнуряющий кашель, от которого он ворочался по ночам, просыпался весь в поту.

– Что удалось выяснить о руднике?

– Не так уж много. Называется он «Калиновый», и владеет им женщина. Он довольно…

– Женщина? – Джек сделал круглые глаза, потом презрительно сощурился. – Женщина, – пробормотал он, качая головой. – Ладно, какая разница, на кого работать, а мы всегда работали хорошо, не так ли? Эти ханжи из Общества затрясутся от радости, когда прочитают твой отчет.

Коннор усмехнулся и продолжал рассказывать, что ему еще удалось узнать:

– Ее фамилия Дин. Она унаследовала рудник от отца около двух лет назад и управляет, и владеет им одна, без акционеров. Говорят, еще один рудник в этих краях принадлежит ее дяде Юстасу Вэнстоуну, и он – мэр Уикерли.

– Почему нас не направили к ее дяде, на его рудник? Было б куда лучше.

– Возможно. Но я так тебе скажу; Общество не поручало мне разузнавать про чистенькие, безопасные и благополучные медные рудники. – Коннор был убежден, что выбор места, куда их послать, был тщательно продуман, потому что, если бы только все упиралось в плачевное состояние большинства рудников в Корнуолле и Девоншире, не было бы необходимости в его отчетах врачу и добытые им сведения не изучались бы так скрупулезно. Похоже, его направили на рудник, которым управляет женщина, в расчете обнаружить там больше недостатков, чем на руднике, принадлежащем мужчине.

Он сунул конверт в карман и, сцепив пальцы на затылке, посмотрел сквозь прищуренные веки на небо. Скоро ему некогда будет посиживать вот так на скамеечке, греясь на солнце, – по крайней мере, он надеялся на это; даже этот час безделья дался ему нелегко. Если бы не Джек, он бы уже устраивался на новом месте, распаковывал вещи, делал бы наброски отчета или знакомился с соседями, а может, сел за план статьи, которую собирался написать для ежемесячного листка, издаваемого Радамантским обществом. «Сбавь обороты, Кон, – постоянно твердил ему Джек, – остановись хоть ненадолго, оглянись вокруг. Спи подольше, распей бутылочку. Заведи женщину».

Прекрасный совет, если у человека нет иных, более интересных дел или он в состоянии видеть зло, творящееся в мире, и честно признаться себе, что не в силах что-то исправить. Но Коннор был не таким. От него многого ждали – и он сам многого ждал от себя. Ему никогда не приходило в голову «сбавлять обороты», пока Джек не дал подобный совет, несказанно его удививший. Что за нелепый способ тратить жизнь, которая и без того слишком коротка.

Но воздух был пропитан такой блаженной, такой заразительной ленью, что Коннор, к своему удивлению, признал, как приятно сидеть вот так в тени деревьев и любоваться бабочками, порхающими в солнечных лучах, пробивающихся сквозь кроны деревьев. Благодушествуя, что случалось с ним нечасто, Коннор поглядывал вокруг, когда заметил, как из церкви напротив на лужайку выбежали двое детей, секунду спустя – еще трое, потом четверо, а там и остальные. С веселыми криками и смехом они принялись резвиться на зеленой травке, беспечные, как мартовские зайцы. Он едва не решил, что кончились занятия в воскресной школе, но вспомнил, что сегодня – суббота. Прохожие, привлеченные веселой кутерьмой на лужайке, останавливались на булыжной мостовой и с улыбкой смотрели на детей.

Минуту спустя в дверях церкви показалась молодая женщина и поспешила к детям. Учительница? В светлом платье, высокая и хрупкая, с золотистыми волосами, скрученными узлом на затылке. Коннор попробовал угадать ее возраст, но затруднился: фигурка у нее была по-девичьи гибкая, но повадки – уверенной в себе женщины. Лицо же издалека было трудно разглядеть. Он ничуть не удивился, когда она захлопала в ладоши и дети, с воплями скакавшие по лужайке, со всех ног бросились к ней. Что его удивило, так это смех женщины, звонкий, как у ее питомцев.

Самая маленькая девочка – лет пяти или шести – прижалась к коленям женщины, которая, гладя ее кудрявую головку, мягким голосом что-то сказала детям. Дети выстроились перед ней полукругом, а она, наклонившись к девчушке, продолжала что-то говорить ей на ухо, обнимая за плечи.

– Взгляни, Кон. Что за чудесная картина, не правда ли? – негромко и прочувственно сказал Джек. – Вот так должна выглядеть истинная леди.

Коннор не встречал человека, менее разбиравшегося в женщинах, нежели Джек: они ему нравились все. Но на сей раз он нисколько не преувеличил. Эта женщина в платье цвета слоновой кости, тоненькая и гибкая, с волосами, в которых горело солнце, и впрямь была прелестна. И все же он подумал, что Джек имел в виду нечто большее, иную красоту, которая заключалась в изящном изгибе ее шеи, повороте головы, обращенной к ребенку, – во всей ее позе, выражавшей заботливость и доброту, отчего эта обыденная сценка так трогала сердце. Оглянувшись на брата, Коннор увидел, что тот улыбается так же нежно и восхищенно, как, чувствовалось, улыбается он сам, и понял, что увиденное не оставило равнодушными их обоих.

Женщина выпрямилась, и девчушка вприпрыжку подбежала к другим детям. Чары развеялись, но перед глазами братьев все еще стоял светлый образ женщины, склоненной над ребенком.

Она достала что-то из кармана платья. Это была дудка-камертон. Женщина поднесла ее к губам, и зазвучала нежная высокая нота. Дети дружно повторили ее и хором запели:

Сколько детворы беспечно

Солнцу радуется днесь,

Сколько песенок счастливых

Целый день звучит – не счесть

Бог с небесного престола

Внемлет голосам веселым

Они все ему милы

С ободряющей улыбкой на выразительном лице учительница музыки размахивала рукой в такт мелодии, и дети, с сияющими глазами и счастливыми лицами, улыбались ей в ответ. Ни дать ни взять сценка из какой-нибудь нравоучительной книжки или сентиментальной пьески о послушных детях и добрых учителях – слишком хороша, чтобы быть правдой, однако она разыгрывалась на самом деле здесь и сейчас, на маленькой лужайке в деревушке Уикерли, в приходе Святого Эгидия. Коннор как зачарованный смотрел на происходящее, откинувшись на спинку скамьи.

Хор спел еще песенку, потом учительница предложила им спеть третью. Но, как ни велико было удовольствие, испытываемое Коннором, и он заметил, что энтузиазма у детей поубавилось, чему ничуть не удивился. Почувствовав наконец, что она требует от детей слишком много, учительница отпустила их, дав напоследок несколько наставлений, потонувших в моментально возобновившихся смехе и воплях.

– Они похожи на игривых щенят, – посмеиваясь, сказал Джек, и Коннор согласно кивнул, с улыбкой наблюдая за двумя светлоголовыми близнецами, которые, корча друг другу рожи, соревновались, кто больше подарит одуванчиков своей хорошенькой учительнице. Та, не обращая внимания на влажную траву, грациозно опустилась на колени и с преувеличенным восхищением нюхала их растрепанные букеты. Чтобы сдержать мальчишек и не дать их отчаянному соперничеству перерасти в потасовку, она отвлекала их вопросами, внимательно слушая ответы.